В голове словно кислотой выжигается план дальнейших действий. Он больше не получит меня. Никогда.
Зайдя в главный зал, что по-прежнему искрится от белоснежных улыбок, звона бокалов и смеха, я сканирую помещение, взглядом ища Анджело. Заметив его в компании пожилой семейной пары, отпускаю Филицию и следую к нему. Внутри разливается какое-то новое ощущение. Сердце взволнованно трепыхается, но я еще никогда не чувствовала себя уверенней, чем сейчас.
Коснувшись пальцами плеча Анджело, я бесцеремонно прерываю разговор, склонившись к его уху.
– Нам нужно поговорить. – И, чуть помедлив, добавляю: – Сейчас.
Одарив пожилую пару дежурной улыбкой, направляюсь в более спокойное место, но уже во мраке коридора грубая хватка рывком разворачивает меня, и я оказываюсь лицом к лицу с взбешенным Анджело.
– Что ты себя позволяешь?! – рычит он, крепче сжимая пальцы на моем предплечье. – Думаешь, я буду терпеть твой сучий характер?!
Резким движением избавляюсь от его хватки. Кожа неприятно саднит, но я не подаю вида.
– Хотите наследника?! Вы его получите. Но сначала вам придется согласиться на мои условия. Свадьба состоится на моей территории. В Италии.
Мерзкий смех Баскиано эхом разносится в длинном коридоре.
– Маленькая рыбка вздумала поиграть среди акул?
– А вы испугались маленькой рыбки?
Надменную улыбку сменяет кривой оскал, и какое-то время он молчит, мастерски сохраняя самообладание. Но это не мешает почувствовать во взгляде Анджело налет опасного раздражения.
– Хорошо, – наконец протягивает он хриплым голосом, одновременно вынимая из кармана пачку сигарет. Прикурив последнюю, сминает пустую упаковку в кулаке. – Я выполню твои условия. Но, если ты нарушишь слово, лично накачаю тебя спермой. – Он делает шаг навстречу, выпуская мне в лицо облако табачного дыма. – Уяснила?
Ублюдок.
Изо всех сил стараясь не закашлять и не поморщиться, я с вызовом заглядываю ему в глаза.
– Поверьте, я вас не разочарую, папа! – саркастично заявляю, не отводя решительного взгляда. А потом, одарив старого ублюдка скупой улыбкой, обхожу его и уверенной походкой устремляюсь обратно в зал.
Черт! Облизываю губы, ощущая, как они растягиваются в ядовитой улыбке. Мне начинают нравиться шахматы…
Отыскав в толпе кудрявую макушку, я демонстративно поднимаю руку и машу ему.
– Дорогой, – максимально милым голосом окликаю Майкла, который вновь блистает в белоснежной рубашке и, подойдя ближе, беру его под руку. – Надеюсь, ты умеешь веселиться, – шепчу парню на ухо и тяну его на сцену, замечая, как загораются его кофейные морионы6.
Музыка в ту же секунду прекращается, и всеобщее внимание постепенно концентрируется на нас.
– Минуточку внимания. Мне хотелось бы сделать небольшое заявление, – выкрикиваю громче положенного, едва справляясь с нахлынувшим волнением. – Прежде всего, благодарю всех, кто почтил этот зал своим присутствием. Но сегодня мы собрались здесь не просто так. Это особенный вечер, потому что мы празднуем нашу с Майклом помолвку. И я счастлива, что вы можете разделить с нами эту радостную новость. – Сильнее приникаю к парню, изображая вселенскую любовь. – В скором времени в Италии состоится наша свадьба, после которой мы улетаем праздновать медовый месяц. – Прикусываю губу, опуская ладонь на живот. Ну и стерва же я. – Откуда планируем вернуться уже втроем.
Зал взрывается радостными возгласами и аплодисментами, Анджело осыпают поздравлениями, Филиция стоит с раскрытым ртом, но сейчас мне плевать на всех. Потому что в дверях я замечаю фигуру своего дьявола. Не медлю больше ни секунды и впиваюсь в губы Майкла, старательно подавляя рвотный рефлекс. От натянутых, словно канаты, нервов руки до боли впиваются в шею парня. Господи, только бы этот идиот не испортил мою импровизацию. К счастью, Майкл не подводит меня, ближе притягивая за талию. А вот когда он пытается просунуть мне в рот свой влажный язык, приходится запустить пальцы в его кудри и сжимать их, пока не слышу сдавленное шипение. Мелкий мерзавец. Я слегка отстраняюсь. Нацепив широкую искусственную улыбку, соскальзываю руками на его стройные плечи и нежно поглаживаю их.
– Угомонись, малыш, если не хочешь лишиться яиц, – цежу сквозь зубы, не переставая улыбаться.
Ощущаю, как мою спину прожигает разъедающий взгляд Рафаэля, внутренности выворачивает от омерзения к самой себе. Но сейчас мне это нужно. Нужно вновь испытать боль, чтобы уничтожить его. Ведь я предупреждала: при первой же возможности…
Глава 20
РАФАЭЛЬ
– А ты думал, она перед тобой сразу платье задерет? – усмехается Гирландайо, когда мы отходим подальше от Солы.
– Уго, лучше не выводи.
– Освободи наконец свои переполненные яйца, и выводить будет нечего.
Проглатываю желание послать его в задницу.
– Мне нужно найти Форкса. – Не останавливаясь, достаю телефон и набираю номер Гектора.
– Нас ждут в аэропорту. Нет времени, Раф.
– Подождут, – рычу в ожидании ответа, но, кроме монотонных гудков, ничего. – Мудак не берет трубку.
Нервно убираю телефон во внутренний карман пиджака. На ходу достаю сигарету и вставляю в зубы, едва не перегрызая фильтр. Чертов ублюдок! Она уже должна была быть готова! Какого черта он задумал?! Решил кинуть меня?! Дерьмо! Внутри буквально искрит от раздражения.
Четыре месяца я подыхал. В прямом смысле этого слова. Я думал, что потерял ее. Ее. Девушку, ставшую смыслом моей жизни. Ежедневно винил себя в случившемся. Заливался виски, как последний алкаш, и закусывал табаком. Мне не нужна была ни месть, ни жизнь. Без нее ничего не нужно. Один только Уго держал меня на этом свете. Выдергивал из болота, не обращая внимания на мои упорные попытки нырнуть обратно. Из головы не выходило ее избитое безжизненное тело. Я бы все отдал, чтобы оказаться на ее месте. Чтобы моя душа кричала и кровоточила от боли, но только не ее. Не моей беззащитной девочки, которая ни в чем не виновата.
Я знал, что убью каждого ее палача максимально медленно и болезненно, их криками о пощаде вымаливая прощение у сгинувшей души Солы. И их же кровью освобожу себя от саморазрушения. Но тогда мои силы были прижаты тонной горечи от потери зеленоглазой девушки. Они убили мой цветок. Ее смерть отправила меня в другое измерение. Я видел ее всюду, чувствовал запах дикого персика. Казалось, каждая
