именно потому, что самая лучшая женщина замужем. Я не ревновал. Во-первых, в Мальвине своей всегда уверен был, во-вторых, предполагал, что это хорошая отмазка для него, чтобы не окольцовываться. А вот сейчас задумался.
Это к Кате моей мужики подкатывать начнут? А если уже начали? Вот гадство! Пока я, психанув знатно, плотно с Викой завязался и даже уверовал, что с Мальвиной по-настоящему конец настал. Пока негаданной свободой наслаждался, моя жена могла тоже ее прелестей вкусить?!
Я резко дал руля, залетая на парковку возле «Ухвата». Об этом я как-то не подумал. За десять лет привык, что тылы у меня защищены надежно, а самая красивая женщина на Земле меня любит и никогда не предаст. Я и сейчас Катю с другим представить не мог: только подумаю, и красной пеленой мир накрывает, как быка бешеного.
– Так, мне сырники, борщ, пирожок с мясом и капустой с яйцом. Томленную в печи лопатку с овощами и картофелем по-домашнему. Колобовой пирог сколько по времени? – спросил у девочки, записывающей дрожащей рукой за двумя взрослыми крупными мужчинами.
– Минут двадцать.
– Вот и его давайте. Еще большую тарелку к вину и, собственно, бутылку «Шабли Сент Клер».
– М-да, – нарочито изумленно начал Костик, – а я себя голодным считал.
– Ты привык херней всякой питаться, а мой желудок избирательный, ему домашнее нужно.
– Если бы у тебя еще кое-что избирательное было, – и выразительно на пах посмотрел, – то не побирался бы по ресторанам.
– Слышал, есть такое выражение «язык без костей»? – спокойно спросил я.
– Ну, слышал когда-то.
– Вот если ты, господин архитектор, «кости» в язык не вернешь, будешь на Казанском милостыню просить и никаких ресторанов.
Он заржал. Я тоже усмехнулся. Мы оба понимали, что моя угроза пустая: Константин Потрясов – профессионал, не пропадет, таких на рынке труда днем с огнем. Но намек, надеюсь, понял. Может, хотя бы полдня не будет подъебывать меня.
– Здорова, – Борис протянул руку. – Прошу прощения за опоздание, – и Косте пожал. Всегда вежливый и манерный, гиперспокойный и разумный. Бизнесмен европейского образца, как мы его называли. Только если выпьет, эмоциональным становится, и русская душа наружу рваться начинает. Тогда очки свои снимает и медведей с цыганами вызывать можно.
– О, а там не Катюха твоя сидит? – за спину кивнул Костик, когда уже пообедали и документами занялись. Я обернулся и безошибочно взглядом отыскал точеный профиль, хоть и сидела на другом конце зала. С адвокатом нашим встречалась. Без меня. Возможно, это не хороший звоночек, но я сейчас не мог думать о нюансах. Я жену месяца два точно не видел! Сначала остыть от страшной ссоры хотел, потом она пропала с радаров напрочь. Вообще не контактировала со мной. И мое самоуверенное «сама прибежит ко мне» осталось только моим. Не прибежала. Не простила.
Катя повернулась в мою сторону, словно взгляд жадный – мой взгляд! – ощутила. И красивая такая, глаз не отвести. Яркая блондинка в бледно-голубом пиджаке и таких же брюках, с волосами блестящими и уложенными идеально, я даже отсюда видел, как эффектно помада лежит на пухлых губах, словно влажные они, манящие, как спелая клубника. Я не понял, а где хотя бы намек на тоску о муже?!
Головой покачал и отвернулся. Это, конечно, ирония была. Катя никогда не покажет (особенно гаду, обидевшему ее), что внутри – в сердце и душе – происходит. Но, признаться, я был ошеломлен: и ей самой, и реакцией всего моего существа на нее.
– Смотри, какая красивая! – восхищенно присвистнул Костик, и даже Борис заинтересовался, хотя к чужим женам обычно внимания не проявлял, только деликатно ладонь целовал. – Ну, – Костя театральным жестом руки развел, – Катя страдающей не выглядит.
Блядь, я убью его. Точно! Но прав, конечно, прав. Екатерина Полонская абсолютно не казалась отчаянной домохозяйкой. Я внимательно следил за их с Рудольфовичем столиком, и когда засобиралась она, тоже поднялся. Покурить выйду. Костя тоже за мной увязался.
Мы стояли с айкосом, не подвергали никого пассивному курению и говорили исключительно о бизнесе, когда на выходе изящная фигурка моей жены показалась. Катя сначала замерла на ступенях, на меня глазами своими бархатными смотрела, затем спустилась, спокойная и деловая.
– Привет, Костя, – его поцеловала в щеку, а он и рад – приобнял в ответ, потом за руки взял.
– Ты все цветешь! – и воздух возле ее волос понюхал. – И пахнешь.
Идиот! Со своими дешманскими подкатами!
– Спасибо, – а Катя, мать вашу, зарделась от комплимента! Да ну нахер! – И за ведовской котел тоже. Ника в восторге.
– Она умничка, год на отлично закончила.
– Пока еще не закончила, но на правильном пути.
Пока эти двое вели свой смол-ток, не замечая меня, я дико бесился, а когда Катя все же снизошла и повернулась, кипел так, что пар из ушей валил.
– Блин, – она смущенно отвернулась, на Костю даже посмотрела, будто поддержка нужна, чтобы со мной диалог вести. Блядь. – Я не знаю, что сказать, – непосредственно произнесла, смущенно плечами пожимая. – Привет, что ли?
– Можешь поцеловать меня, если горишь желанием, – достаточно резко отозвался я. Говорю же, что закипел.
– Не горю, – холодно ответила, возвращая самообладание. – Здравствуй, Вадим.
– Здравствуй, Катя.
– Я пойду, – Костя вынул фильтр из устройства, выбросил в урну и мгновенно ретировался.
У меня внутри градус тестостероновой агрессивности сразу уменьшился, и я уже мягче добавил:
– Ты пропала куда-то… Как живешь вообще?
– Нормально живу, Полонский. Нормально. – Катя, впрочем, как и всегда, характер показывала. Ее зацепить легко, и она не выключится только потому, что я кипеть перестал. – Ты тоже надеюсь, не хвораешь?
– Твоими молитвами живу, Мальвина.
– Ну пока тогда, – и мимо пройти постаралась. Нет, мы еще не закончили! Если не хочет беседовать «за жизнь», то по делу поговорим.
– О чем с Рудольфовичем говорили, если не секрет?
– Секрет.
– Кать, я все равно узнаю.
Она плечом равнодушно повела и оглянулась демонстративно. Торопится типа. Злюка.
– Мне ждать сюрпризов на слушанье?
– Это не касается нашего развода, – ровно ответила, затем добавила саркастично: – Не волнуйся, саботировать процесс не собираюсь. И тебя, Полонский, держать не буду, – она обошла меня и к машине направилась.
– А что так? – вслед крикнул. Уязвила, признаю.
Катя, не останавливаясь, крутанулась грациозно, словно в танце, и ответила:
– Девять лет женаты, Полонский. Ты мне тоже надоел! И еще: не называй меня больше Мальвиной.
Так я и стоял обтекающий ее ироничным заявлением. Надоел, значит. Да ладно! Надоел, ничего себе. Пиздец, блядь. Лучше бы меня голуби обосрали.
– А что ты хотел? – Костик руку на плечо положил и на этот раз был серьезен. – Чтобы рыдала и на
