Она обхватывает руками мои бицепсы и позволяет мне прижать её к себе ещё ближе.
— Ч-что мне сказать?
— Что угодно, ангел. Что угодно.
Я слышу, как она тяжело сглатывает, а затем чувствую лёгкое движение её головы. Но она не заговаривает. Когда она вновь открывает рот, то начинает петь старую чешскую колыбельную, и её голос... навевает мысли. Нет, я не думаю: «пожалуйста, прекрати петь». Отголоски отдаются внутри меня, проникая прямиком в мою память, и вдруг я слышу не своего ангела, а свою маму, которая держит меня на руках и напевает ту же мелодию, убаюкивая меня перед сном.
Эта песня проникает в меня до костей, моментально успокаивая, возвращая к тому, что я чувствовал ребёнком. Я остаюсь неподвижным и позволяю Вэл успокоить хаос и тьму.
Я поднимаю её на руки, пока она продолжает мне напевать, и несу обратно в нашу спальню. Валентина замолкает, только когда я опускаю её на кровать и сажусь перед ней на колени. Она молчит, когда я расстёгиваю мою рубашку, обнажая её голую кожу и крошечный кружевной лоскуток её нижнего белья.
Если я не могу взять Валентину прямо здесь и прямо сейчас, тогда я прикоснусь к ней иначе. Верну ей часть того наслаждения, которое она подарила мне.
Плавным движением я стягиваю с неё трусики, и её руки зарываются в мои волосы.
— Подожди, пожалуйста, не надо.
Остановившись, я рассматриваю её тело, всю её бледно-розовую кожу и нежно-персиковые кончики сосков.
— Я иду на это, ангел. Считай это своим наказанием. Мы двигаемся дальше. Мы пока обойдемся без проникновения, но это плата за твоё вмешательство.
Она перебирает мои волосы в своих руках, и я даю ей время подумать об этом. Даже если результат не зависит от её решения. Время не изменит того, что я собираюсь сделать, но если ей станет комфортнее, я использую эти незначительные паузы в своих интересах.
Секунды пролетают без слов. И когда ангел приходит к некоему решению, она раздвигает ноги немного шире и откидывает голову на кровать. Сейчас она выглядит так, словно ей предстоит пережить худший в мире визит к врачу. Я сфокусировался на своей задаче, находясь прямо перед её киской.
Здесь она тоже розовая, и когда я раздвигаю её, она испускает вздох. Это вызывает у меня смех.
— Я ещё толком не коснулся тебя, ангел. Подожди мгновение, и я произведу на тебя впечатление.
Её ноги дрожат на моих плечах, и я тянусь к ней. Подхватываю её задницу и притягиваю к себе. Вновь смеюсь над её удивлённым возгласом.
— Расслабься, любимая, я не сделаю тебе больно. Моя цель в обратном.
Я не даю Вэл возможности отстраниться. Наклоняюсь и скольжу языком от ямки её задницы к клитору. Каждый кусочек её тела дрожит, и мне приходится обвить руками её бёдра, чтобы она не извивалась.
Вновь облизываю её — в этот раз для собственного удовольствия — погружаясь в неё языком, чтобы испробовать её. У Валентины райский вкус. Как я и думал.
Затем небольшими ровными движениями прокладываю свой путь к её клитору. Когда я ласкаю его, Валентина вновь начинает дрожать, её пальцы опять двигаются в моих волосах.
— О, тебе это нравится? — шепчу я в её влажную кожу. Сосу её клитор губами и наслаждаюсь её реакцией.
Вся моя концентрация уходит на попытки заставить Вэл сильнее извиваться в моих руках. В этом нет нежности, я принуждаю её к оргазму, но, чёрт, это должно быть наказанием.
До меня доносится её тяжёлое дыхание, и я чувствую, как её ноги прижимаются к моим ушам. Валентина уже близко, и мне не терпится вкусить её нектар, когда она переступит порог.
Через несколько секунд она впивается в мои волосы и выгибает спину, сильнее вдавливая свою киску в мой рот. Даю ей то, чего она хочет, и кончиком языка дразню её клитор быстрее.
Валентина задыхается и стонет, когда кончает, и это самый сладостный звук в моей жизни. Мои мазки становятся мягче, постепенно расслабляясь, пока она не опускается на кровать. Её руки падают вдоль бёдер.
Ещё раз целую Валентину, а потом поднимаюсь и смотрю на неё.
— И что ты мне скажешь?
Она приоткрывает один глаз и смотрит на меня.
— Это станет мне уроком.
18
ВАЛЕНТИНА
Я всё ещё вздрагиваю от каждого его прикосновения. Мне не по себе из-за этого, потому что последние пару недель после его «наказания» он только и делал, что доставлял мне удовольствие. Если бы я влезла в дела отца, которые меня не касаются... Адриан мог поступить гораздо хуже.
Но он внимателен ко мне. Он отвечает поцелуем и скольжением своих рук по моей коже каждый раз, когда я вздрагиваю. Словно он не может перестать прикасаться ко мне. Наверное, ради этого я и пошла на сделку. После свадьбы я смирилась с этим, хотя и не совсем понимала, зачем ему все эти усилия, если я уже подарила ему свою жизнь.
Меня будят пальцы Адриана между моих ног и его рот на моей коже. Бывает, что по утрам он трётся об меня, пока его не настигает разгорячённый и сильный оргазм, последствия которого он выплёскивает на мои бёдра. В такие моменты труднее всего даётся сдержать себя и не заключить его в объятия, не твердить, что я хочу его всего.
Некоторые дни даются легче других. В основном я довольствуюсь тем, что смотрю на невероятный вид из его пентхауса или читаю книги. Словно я вновь дома, но мне уже не приходится ходить на цыпочках. Его друзья и охрана обходительны, и впервые в жизни я чувствую, что я действительно в безопасности.
Навряд ли мой отец или Сэл смогут достать меня в этом месте. Могут попытаться, но тогда они столкнутся с самыми отвязными солдатами из всех, кого я когда-либо видела.
Мне удалось убедить себя, что если я буду оставаться в доме, то ничто не сможет меня достать. Даже мои кошмары. Что и ложь, и правда. Когда Адриан держит меня в своих руках, мир стихает, и я чувствую себя виноватой, что цепляюсь за это чувство и позволяю ему заботиться обо мне. Словно моё счастье своего рода предательство по отношению к Роуз.
В тех редких случаях, когда он не ложится со мной в кровать, кошмары возвращаются. Вижу лицо Сэла, нависшее надо мной. Вижу глаза Роуз, обвиняющие меня в том, что я выжила, несмотря на всё то, что ей пришлось пережить. Вижу снисходительное лицо отца, который говорит мне, что я всему виной.
После кошмаров я просыпаюсь в объятиях Адриана и позволяю ему прогнать демонов ещё на одну ночь. Мне неизвестно, сколько я ещё смогу их избегать, но надеюсь, что доказательства смерти Сэла помогут мне обрести покой, может, помогут и Роуз обрести покой раз и навсегда. А пока этот момент не наступит, это останется странным пинг-понгом между безопасностью и виной.
Лёжа в постели, я смотрю в потолок. Адриан уже давно встал, оделся и ушёл. Когда я попыталась подняться вместе с ним, он призвал меня остаться в постели и расслабиться. Мои травмы сейчас не более чем лёгкая боль, но он всё ещё хочет оберегать меня. Я не чувствовала себя так с самой смерти моей матери.
Мне достаточно остаться здесь, как он того требует, но я не посмею попытаться заснуть. Не тогда, когда его нет рядом со мной.
Из-за приоткрытой двери в ванную слышится шорох. Ненавижу, что первой моей реакцией является страх. Он расползается по телу и парализует меня. Всё, что мне удаётся, — это следить за дверью и прислушиваться к другим звукам.
Попасть в ванную комнату минуя спальню можно только с другой стороны — из другой спальни. Она должна была быть моей, но Адриан чётко дал понять, что, во что бы то ни стало, я должна остаться с ним.
Только мне или ему сейчас надлежит находиться в ванной. Медленно сажусь и соскальзываю с края кровати. Не понимаю, что я чувствую. Если кто-то разрушил этот маленький кусочек безопасности, который мне удалось создать вокруг себя... Я почти чувствую злость и ярость, готовность отомстить за это.
Осторожно ступая по полу, я подхожу к дверному проёму. Вместо того чтобы просунуть голову с другой стороны, я заглядываю в щель у петель. Она не очень широкая, но даёт мне возможность заметить любого, кто находится в ванной.
