Я заменил колесо у Нисана, проверил давление прочих колёс. Рано утром отправил тебе смс, с пожеланием. «Удачи, малыш», - так я тебя называл. Я любил называть тебя Нютка. Это казалось мне ласковым прозвищем, на фоне того, как тебя окликали друзья. Жека впервые назвал тебя Нюркой в тот давний визит, да так и использовал эту простецкую форму.
Ты ответила: «Я тебя лю». Эта привычка скрывать свои чувства меня раздражала. Я ведь знал, ты любила меня! Я же сам мог кричать о любви. Говорить это слово, как зов, как молитву. А ты - никогда. Только это короткое «лю» утоляло мой чувственный голод, заставляло поверить, что «блю» не заставит себя долго ждать.
Со спины подобрался Виталик. Я, стоя у входа, курил. С той поры, когда наш автосервис выплачивал долг, много воды утекло. Он винился, я слышал его обречённые речи за дверью отцовского офиса. Хотел добровольно уйти, но отец не позволил ему. Когда он узнал, что я взял вину на себя, то хотел разделить со мной бремя. Но теперь уже я заартачился! Убедил его в том, что оплошность моя. И безропотно стал отдавать свои деньги.
Долг был практически выплачен. И я мог вздохнуть, ожидая, что вновь накоплю. Нам на отпуск. На съёмную хату. На жизнь, о которой мог только мечтать.
- Вить, чё как? - поинтересовался в привычной манере Виталик.
Он прикурил от моей сигареты, и мы теперь оба дымили, глядя на изгородь перед собой.
- Да норм, а ты? - отозвался я коротко.
Он зажал сигарету в зубах и достал из-за пазухи что-то. Конверт. Протянул его мне.
- Вот, я тут собрал кое-что.
Я даже не стал прикасаться. Очевидно же, деньги внутри!
- На фига? - выдохнул грубо.
Виталик слегка подымил, после сунул конверт мне насильно. Но я оттолкнул его руку.
- Так будет честно! - настаивал он.
Осенью он ожидал пополнения. Начнутся пелёнки, игрушки и прочая муть. К тому же, квартира в кредит, на оплату которого шла львиная доля доходов семьи.
Я покачал головой:
- Не возьму. Считай это мой тебе подарок на рождение сына.
Виталик провёл по лицу, усмехнулся:
- А если дочка родится?
- Так это ещё лучше, - я поддержал.
- Нинка совсем истеричная стала, - он покачал головой, - Домой возвращаться боюсь.
- А ты не ходи, - хмыкнул я, - Скажи, работой тебя нагружают по полной. Отмазка что надо! Тружусь ради вас.
Виталик потёр кулаком подбородок.
- Люблю её, блин.
Я покивал:
- А чего изменяешь тогда? - уточнил. Знал ведь, Виталик гулял от жены. Он и сам не скрывал, или только кичился, пытаясь набить себе цену на фоне других мужиков.
- Да х*й его знает, - отозвался он глухо. И, понурившись, выдавил дым, - Ты же не можешь питаться всегда одинаково. Хочется вместо картошки поесть вермишель, например.
Я усмехнулся. Ага. Такое себе оправдание! Сам я всегда полагал, что измена — итог нелюбви. Зачем изменять, если любишь? Если кроме одной, в голове никого. Только её проникающий взгляд, только её приоткрытые губы. Если имя её на устах, наяву и во сне. То к чему тратить жизнь на других...
Ты написала спустя два часа. Я долго не мог прочитать сообщение. Думал, увижу уныние, слёзы. Думал, сегодня утешу тебя и скажу, что провал этот глупость, не стоит расходовать силы напрасно. Ведь я же тобой дорожу!
Но ты написала иначе.
«Прошла во второй тур», - прочитал я и замер. Сердце забилось в висках. Радость во мне поборола отчаяние. Но ведь это ещё не конец?
«А сколько их будет всего?», - уточнил.
Ты призналась: «Не знаю».
Я опустился на стул. Ну, и пусть! Первый тур — это пропуск. А дальше они будут более строго следить за отбором актрис.
«Уходи оттуда, это лохотрон», - написал я с издёвкой.
Ты ответила: «Как скажите, Дмитрий Аркадьевич», - и та боль, что возникла внутри, рассосалась в мгновение ока.
Я улыбнулся. Путёвка в отборочный тур — это просто поблажка. Подарок судьбы! Чтобы ты не расстроилась вовсе.
«То-то же», - написал я в ответном. Предвкушая вечернюю встречу с тобой. Я поздравлю тебя с этим маленьким первым успехом. Уповая на то, что удача не станет тебя искушать.
Глава 23. Аня
Когда из оставшихся семи девушек на роль Катерины, Сперанский выбрал меня… Я была на седьмом небе от счастья! Но даже тогда не связала тот факт с появлением в жизни Марата.
Но в первый же день, в ресторане, увидев его, поделилась:
- Меня взяли на роль.
- Да вы что? – округлил он глаза, - Поздравляю!
Его удивление было очень искренним, и я не смогла усомниться в правдивости слов. Это потом я узнаю, что он и Данил, точнее, Даниил Владленович, были с детства друзьями. Их роднил общий круг интересов и школа. Но один поступил в институт современных искусств, а другой – в школу бизнеса.
- Спасибо, - лицо запылало от жара.
- Когда премьера? Приду посмотреть, - в его взгляде мелькнули лукавые искорки.
Я засмущалась:
- Не стоит.
В актёрском составе я была самой младшенькой. Антон, что был моим «возлюбленным» по сюжету, в жизни просто бесил! Тем сложнее было сыграть любовь к нему. Но в роль мы вживались. И, насколько были неприятны друг другу вне сцены, настолько же проникали друг в друга на ней.
- Во время сцены соития ты немного отстранена, - говорил он после «уроков».
- В смысле? – хмурилась я.
То, что являлось для него «соитием», для меня служило прелюдией к таковому. К тому же, я постоянно думала, как ты воспримешь…
Но было поздно! Мы целовались на сцене. И Антон делал это совершенно взаправду. В то время как я постоянно «филонила».
- Аня! – сокрушался Сперанский, - Расслабься уже!
Но я никак не желала расслабиться. Он целовал меня у всех на виду. А я должна была делать вид, что мне нравится.
«Сумасшествие», - думала я. Отказаться, пока не поздно! Но я не смогла… А потому притворялась. Закрывала глаза, открывала рот и целовала его, как тебя…
- Молодец, продолжаем! – говорил Даниил Владленович.
Сцену падения больше не повторяли. Ему понравилось, как я повела себя в прошлый раз. На премьере матрац собирались задекорировать. А после того, как я упаду, должен был вылететь голубь. Типа, я превратилась в него.
- Вить, - пыталась я намекнуть, - Там будет такая сцена…
- Постельная? – хмурился ты.
- Да ну, ты что! Просто объятия.
Ты одобрительно хмыкал:
- В одежде можно.
Я собиралась сказать! Честное слово. Но не смогла. Я боялась, что ты обидишься. Запретишь мне. Уйдёшь! Заставишь меня выбирать. А я хотела всё вместе! И театр. И Тебя…
Финальная сцена давалась мне лучше всего. Там я одна! Без Антона. Мою мать-проститутку, играла заслуженная актриса театра и кино. И мне было так неудобно грубить ей. Но я приспособилась.
- Ненавижу тебя! Ты сломала мне жизнь! – кричала я в адрес «народной актрисы». Сперанский хвалил.
На наших посиделках с друзьями я была в центре внимания. Лёлька с Никой хотели узнать, каково это, быть среди «звёзд». Как-то раз, за уборкой стола, я не смогла удержать, и рассказала Лёльке о поцелуе, который мне предстоит совершить.
- Ого! – удивилась она, - Прям взаправдашний? В губы?
Я закивала:
- Ага.
- Витька тебя убьёт, – хмурилась Лёлька.
- Думаешь? – я нервно теребила тесёмки на кофте.
- Стопудово! – отвечала подруга.
Я и сама знала, что ты не простишь. Накинешься после. А я объясню, что представляла тебя. Ведь если так, то это уже не измена?
- Даниил Владленович, - обратилась к Сперанскому.
Подмышки потели, а сердце стучало так громко, будто готовилось выпрыгнуть вон.
Он глотнул кофе из чашечки, с которой вернулся с обеда:
- Да, солнышко.
Взгляд, чуть насмешливый, липкий, коснулся лица.
- Можно сцену с поцелуем убрать? – попросила решительно.
Он усмехнулся:
- Конечно! Только вместе с тобой. И со мной! И со всей актёрской компанией. Зрителями, которым продали билеты! – голос его нарастал. И в груди нарастала тревога.