закончит.
— Я спросил тебя, Ксения, — хватает за волосы и приближается к моему лицу своим, чтобы заглянуть в глаза.
От кончиков пальцев ног проходит мелкая судорога, и Толя отшвыривает меня от себя.
— Тварь. Стоило уехать, как ты… Я спросил, где ты, блядь, была? — орет, расхаживая по комнате.
Даже не заметила, как мы в гостиной оказались.
— Я была… — кое-как хрипами пытаюсь объяснить ему. — У Арины. Ты же сам сказал… сам сказал купить чертов купальник.
Наконец восстанавливаю дыхание и сквозь боль приподнимаюсь, облокачиваясь на стену спиной.
Морщусь от пронизывающей острыми кинжалами боли, но взгляд не опускаю больше.
Толик садится в кресло и закидывает одну ногу на другую.
— Где? — громыхает его голос в тишине гребаной квартиры.
— Что?
— Твой купальник? Я не вижу его, — ухмыляется, осматривая мое тело, которое я прикрываю в местах ударов трясущимися руками.
— В машине был. Твои ублюдки там оставили, когда я уронила пакеты на землю, пока они волокли меня, — выплевываю ответ, и тут же новая волна болевым импульсом проносится по мне, что ныть хочется. Но хоть волком вой… ничего мне не поможет.
И как же я благодарна Арише, что она мне всучила тот пакет с тряпками.
Муж кивает, будто раздумывает, и задает новый вопрос, от которого меня бросает в холод.
— А в кафе? С каким, сука, мужиком ты там сидела? — с яростью проговаривает каждое слово. Я сначала теряюсь, но потом беру себя в руки и тараторю:
— С мужем ее, с кем еще я могла там сидеть? Он приехал за нами, когда мы закончили. Решили перекусить. Потом няня позвонила Арине, и она ушла поговорить. Сам знаешь, какая связь плохая в торговых центрах.
— С мужем, — не спрашивает, констатирует. — Ладно.
Толя вытаскивает телефон и кому-то звонит. Я умом понимаю, что если это то, о чем я думаю, то мне просто не жить.
Записи. Он просит записи с камер, и я медленно умираю. Буквально через несколько минут пищит его мобильник, и он включает экран. Недолго смотрит на дисплей. Мысленно подмечаю, что кулак его второй руки сжимается еще сильнее, до побелевших костяшек.
— Сюда ползи, — обманчиво спокойно требует.
Пытаюсь встать, ведь иначе сам подойдет. Но не получается у меня. От страха и боли.
— Ползи, я сказал, — громко кричит, и я, вздрогнув, начинаю кое-как приближаться к мужу. — Это муж Арины? — держа в руке телефон, разворачивает его и сует мне в лицо.
На видео я и Амиль, лицо которого очень хорошо видно. Я знаю, что это не Вова. Толик это тоже прекрасно знает.
— Алиев — ее муж, я спрашиваю тебя?
Мужская ладонь взмывает в воздух и опускается на мою щеку громким шлепком.
— Прошу… — плачу, откатываясь от мужа, но он наступает, и опять я чувствую удар.
— Долбанная шлюха. Я закрывал глаза на то, что ты виделась с этой идиоткой подругой. Позволял тебе свободно ходить по городу. А ты, сука, стоило мне уехать в командировку, шляешься по кафе с мужиками?
— Нет, умоляю, — уворачиваюсь от него как могу, но тело вновь оказывается в этой мясорубке. — Это не то, что ты думаешь…
Больше ничего не понимаю. Не хочу понимать. Руки не слушаются, и я не могу защищаться. Просто не могу…
В какой момент все прекращается — я понятия не имею. Я вся соткана из боли и слез. Не открываю глаз, не шевелюсь… не живу…
Я устала. Я снова теряю ориентиры, теряю себя в этом болоте мерзости. Из него не выбраться. Никогда.
Толик ходит по комнате, по квартире. Снова говорит по телефону и возвращается.
Тычет в меня носком туфель.
— На меня смотри, — толкает так, чтобы я перевернулась на спину и на него взглянула — Я тебя предупреждал, Ксения?
И этот вопрос приводит в чувство, как ничто другое.
— Да, — хрипло отвечаю и киваю вдобавок.
— Я убью их всех. Твою подругу и ее мужа. Кажется, у них есть еще и сынишка маленький, — его слова проливаются моими слезами, и я, открыв рот умоляю его этого не делать, но звуки не идут.
Не могу даже слова вымолвить от ужаса, который он сейчас произносит.
Я виновата. Это я несу боль людям, которых люблю. Они страдают и могут вообще умереть. Я как вирус, не имеющий права гулять среди нормальных людей.
— Убью их всех! Каждого, если ты еще хоть раз окажешься рядом с ней. С ее мужем или сыном. Тварь! Ты меня услышала? — хватает за волосы и больно дергает вверх, усаживая на пол.
— Да, — чуть слышно говорю, — да, поняла. Клянусь, я клянусь тебе, что не буду… не стану подходить и общаться с ней.
— С ней? — смеется, запрокидывая голову. — Этого мудака я вообще растерзаю. Только посмей о нем вообще подумать. Ты на что надеялась, дура? Я размажу по стене каждого, кто окажется рядом с тобой.
Сжимает мое лицо и, скривившись, отталкивает в сторону.
— Теперь ты из дома не выйдешь вообще. Забудь про магазины, прогулки, отдых. Это, — поднимает руки в стороны указывая на стены квартиры, — и есть твоя новая жизнь. Ты думала, что ты пленница, когда я позволял тебе все. Вот с этого дня ты узнаешь, что значит на самом деле быть пленницей.
Проходит мимо меня и, взяв пиджак с боковушки дивана, перекидывает его через руку. Уходит из комнаты. Из квартиры.
Дверь щелкает на несколько оборотов замка, и я остаюсь в одиночестве… спасительном для меня, долгожданном…
Я сдаюсь. Да и не могу больше стоять ровно на ногах. Теперь уж точно никакого спасения. Я не могу допустить гибель дорогих мне людей по моей же вине. Никогда этого не будет. Я привыкла сама умирать в этой повседневной битве, и она только моя.
Поджимаю ноги ближе к груди, все так же лежа на полу и напевая старую колыбельную. Медленно сходя с ума, засыпаю.
