Гаспар как-то сказал, что никогда не был в Италии. Я там была, несколько раз с мужем. Арсен не очень любил экскурсии, не восхищался красотой архитектуры. Он довольствовался пляжем, спа процедурами и прочими благами. Я же с широко распахнутыми глазами заказывала гидов и с жадностью ловила их рассказы. Изучала местность.
И теперь мне захотелось создать в ресторане атмосферу одного из поразивших меня мест — пещерного города Сасси-ди-Матера.
Не делать нечто пафосное, новомодное, таким сейчас не удивишь. Это все на каждом шагу. А наоборот уйти в прошлое, сделать каменные столики для посетителей в скалах. Но при этом сохранить уют, передать архитектуру необычного города, в свое время покорившего меня.
Гаспрар посоветовал мне отличную бригаду ребят, с прорабом у нас полное взаимопонимание. Но все равно до конца ему сложно понять мою задумку. И мне приходится контролировать каждый шаг, заставлять переделывать. А дома, снова и снова чертить свои задумки, придумывать новые моменты.
Но когда я вижу груду камней, понимаю, что площадь не такая уж большая, а в ней хочется разместить слишком много, охватывает отчаяние. Я не могу сказать Гаспару, что мне надо еще время, что я не справилась, что я просчиталась, провалилась.
— Нет! — выкрикиваю. Зажмуриваюсь.
Достаю телефон, открываю свои наброски, погружаюсь в них, выпадаю из реальности, с головой в работу окунаюсь. Не замечаю, как ногой спотыкаюсь о ведро краски. Лечу на пол. Брызги летят прямо в лицо, в рот попадают.
— Что за… — далее следует поток нецензурных выражений.
Я вся в темно-коричневой краске, она растеклась по полу. Хорошо начался день, ничего не скажешь.
— А я думаю, кто это ругается как пьяный сапожник, — Гаспар стоит в дверях, в кремовом светлом костюме, весь такой чистенький, сверкающий, и я на полу вся в краске с перепачканной физиономией.
— Чего приперся? — бурчу, отворачиваюсь.
Две недели после его визита в мой кабинет от него ни слуху ни духу. Даже маленькой смски.
— А я вовремя, — стоит и ржет, чуть пополам не сгибается.
— Исчезни! — меня его смех злит.
— Смотрю, работа продвигается, — продолжает хохотать.
Поднимаюсь на ноги. Ноги разъезжаются. Едва снова не падаю. А он стоит и смотрит на мой позор. Даже не думает помогать.
Дикарь!
Хватаю ведро с оставшейся краской и выливаю в него. Гаспар так увлекся хохотом, что не успел отпрыгнуть в сторону.
Весь его шикарный костюм, лицо, щетина, все в краске.
— Так ты больше в интерьер вписываешься, — ехидно потираю руки.
— А не попутали вы чего, Теона Владимировна, — выгибает дугой бровь в коричневой краске. — Я ваш работодатель, а вы так встречаете? — в хриплом голосе издевка.
— А не пойти ли вам куда подальше, уважаемый работодатель! — в тон ему отвечаю. — Сказал не придешь до конца работ, вот и езжай по своим важным делам. Не мешай творческому процессу!
— Не вам указывать, Теона Владимировна. Вы тут только потому, что я пожелал! — он издевается, продолжает веселиться.
— Я сейчас откажусь от контракта, и сиди тут разгребай свою кучу камней! — бросаю в него маленький камушек. Злость во мне буквально бурлит и требует выхода. — Или ты думаешь, что раз заключил контракт, типа сделал доброе дело, то теперь можешь издеваться… — оборачиваюсь по сторонам в поисках, что бы еще в него кинуть, ноги поскальзываются на разлитой краске, не удерживаю равновесия и снова лечу на пол. — Давай! Не сдерживайся, ржи дальше!
Смотреть на него не могу, стыдно и злость сжирает, хочется его наглую рожу расцарапать. Вижу как носки туфель, заляпанных краской, приближаются.
— Ты не ушиблась?
— Какое тебе дело!
Хочет меня поднять, берет под мышки.
— Не трогай меня! Отвали! — начинаю вырываться, кручусь, пытаюсь ударить.
В итоге его огромная туша приземляется на меня, придавливает собой.
— Совсем ополоумел! Слазь! — бью его кулаками по всему куда дотягиваюсь.
В какой-то момент, его лицо нависает над моим. Близко-близко, дыхание касается губ.
— Угомонись, Тео, — голос хриплый, низкий.
Хочу ответить грубо, оттолкнуть, ударить. И не могу пошевелиться. Все тело онемело. От него исходят волны странной энергии, опутывающей. Глаза — две черные бездны, в них мерцают светлые вкрапления, как звезды, черные ресницы длинные, загнуты вверх. Губы полные, упругие, четко очерчены… с каким-то маниакальным интересом рассматриваю их.
— Гаспар, — со стоном выдыхаю его имя. Хочу сказать, чтобы слез, а вместо этого как голодная тигрица впиваюсь в его губы.
Глава 37
Что со мной? Я ведь ни о чем подобном не думала!
Надо это прекратить! Последняя здравая мысль в моем мозгу, прежде чем он отвечает на поцелуй, разбивая в дребезги мое благоразумие.
И как отвечает! Несколько сот вольт через тело пропускает. Искры летят в разные стороны. Я сгораю, смакуя его губы. Но этот огонь не разрушает, он поднимает меня с земли, зажигает что-то совсем незнакомое, дикое, страшное, безудержное.
Гапар заражает своей дикостью. Остатки человеческого облика, норм, правил, стыдливость, здравый разум, все отлетает от наших сплетенных тел как ненужная шелуха.
Надо остановиться! Говорит мое угасающее сознание.
А жадные руки разрывают его рубашку. Именно рвут на части ткань, с невесть откуда взявшей силой. Мне сейчас жизненно необходимо дотронуться до его кожи.
Провожу по обнаженным плечам. Она такая гладкая и упругая на ощупь! Из горла срывается стон.
А потом я и вовсе с катушек слетаю. Кусаю его за шею. Жадно. Больно. Вкусно.
Оставляю отметины. Проваливаюсь на дно его черных омутов. Глаза Гаспара затуманены страстью. Он рвет мою одежду в ответ.
В его движениях ни намека на ласки. Только оголенное желание, такое прекрасное в своей первобытной форме.
Мы валяемся в краске. Измазываемся еще больше. Это никого не заботит.
Уже не хочу остановиться. Выпускаю на волю своих демонов. Что-то очень темное и порочное. Что дремало во мне все эти годы. Не узнаю себя. Это не я. Кто-то другой.
Все равно.
Ничего не важно. Только то, что сейчас происходит между нами.
Его тело — оно совершенно. Даже измазанное краской, с бисеринками пота. Я слизываю их, как божественный нектар, а потом снова кусаю, после срываюсь на поцелуи. Выгибаюсь дугой, требую еще и еще.
Разве губы могут быть такими?! Они у него нереально упругие, умелые. Он так целует, что пол под нами плавится. На коже ожоги оставляет.
Не хочу, чтобы это заканчивалось. Это за гранью понимания. Нервы оголены, каждое прикосновение — новый взрыв. Наши тела сплетаются так, что уже невозможно распутать.
Удовольствие все нарастает, вытесняет все ненужное, обновляет меня, очищает. Содрогаюсь под ним, на нем, я достигаю вершины, а потом еще выше, выше, куда-то в заоблачную даль.
— У тебя сегодня выходной, — шепчет, исследую губами мою шею.
Кроме урчания ничего ответить не могу. Я вообще не понимаю, где нахожусь.
Гаспар, видимо, владеет собой лучше.
Быстро натягивает брюки. Поднимает меня на руки, закутывает в свой пиджак. С голым торсом быстро несет меня к машине.
— Сейчас рабочие приедут, — говорит, заводя двигатель.
Мне все равно. Я пребываю в блаженной неге. В какой-то неведомой эйфории, откидываюсь на сиденье и закрываю глаза.
Куда он меня везет? Зачем? Ничего не имеет значения. Я снова и снова проживаю те моменты. Иных мыслей нет.
Мы молчим. Но машина наэлектризована. Тут пахнет желанием… насыщенным, вкусным.
Он привозит меня к дому. Вытаскивает из машины. Обвиваю его шею руками. Облизываюсь, от нестерпимого желания, поцеловать его прямо тут, у подъезда.
Терплю. Из последних сил терплю… до лифта.
Едва створки закрываются, и дикий, первобытный голод обрушивается с новой силой. Мы набрасываемся друг на друга, как бешеные животные.
Не с первой попытки и с большим трудом, вперемешку с жаркими поцелуями, нам удается открыть дверь в мою квартиру. Прихожая. Я прижата к стенке. Он держит меня. Заставляя почувствовать всю силу его желания.
