Питер нахмурил брови, размышляя.
– Леди Мелвилль, – начал он медленно, – городские власти сейчас в Сильвертауне строят больницу для бедных. Но муниципальных денег не хватает, сейчас война… Вы понимаете?
– Понимаю, – склонила я голову.
– Так вот, – продолжил мужчина, – власти ищут спонсоров, но мало кто соглашается. Вы могли бы помочь.
– На какой стадии строительство? – перешла я на официальный тон.
– Скажу честно, на начальной, – хмыкнул Питер, – заложен только фундамент. Несколько богатых промышленников, имеющих заводы в Ист-Энде, вложили деньги, чтобы впоследствии лечить там своих рабочих, но этого недостаточно.
– Я хотела бы взглянуть на территорию, а также посмотреть план и договор. Кто ответственен за строительство? Этому человеку можно доверять?
Питер шутливо поднял руки.
– Остановитесь, герцогиня, – со смешком произнес мужчина, – ваш напор и энергия сбивают с ног! Главный архитектор Карл Фритч – мой лучший друг, мы вместе учились в Кембридже. И я бы вам не советовал самостоятельно ехать в Сильвертаун. Это неблагополучный район. Я сам вас отвезу и заодно познакомлю с Карлом.
– Большое спасибо, – улыбнулась я. – Когда мы сможем туда съездить?
– Вам так не терпится расстаться с деньгами? – рассмеялся Питер, вставая. – Прошу меня простить, леди Мелвилль, мне пора – работа ждет.
– До завтра? – лукаво произнесла я и протянула руку для пожатия. Мужчина согласно кивнул и склонился в поклоне.
– До завтра, миледи.
Я загорелась идеей больницы. Деньги у меня были. Герцог давно не обращал внимания на мои траты. Да и денег «на булавки» выделял достаточно. Плюс груда бесполезных драгоценностей, которые я надевала, возможно, раз. Их можно заложить или же продать. Лилия, когда я рассказала ей о больнице, помогать отказалась, а вот дедушка дал тысячу фунтов.
* * *
Год длилось строительство. За это время мы с Питером стали добрыми друзьями. Несколько раз я ездила в Сильвертаун. Трехэтажное белое здание больницы ярко выделялось на фоне серости и убожества этого нищенского района. Впервые посетив эту часть Лондона, я была шокирована. Я не знала, что так можно жить. Счастливое детство в замке, частная школа, роскошная свадьба, герцогский замок, балы, пикники, развлечения – моя жизнь была беззаботной. Я в изумлении смотрела на полуразрушенные хибары, кривые стены домов, выбитые окна. Даже летом все здесь было уныло и безрадостно, покрытое копотью и грязью. Чумазые оборванные дети бежали за каретой, протягивая руки и выпрашивая милостыню. Неопрятные неряшливые женщины с красными и огрубевшими от работы руками стояли и смотрели вслед с безнадежностью во взгляде… Неужели, если бы я вышла замуж за Роберта, я бы жила здесь? Готовила еду, стирала и вывешивала серые простыни прямо на улице? Меня передернуло от ужаса.
Я мысленно уговаривала себя, что люди не виноваты. Бедность не порок. Они не выбирают, где и кем им родиться. Что Иисус говорил, что все равны перед Богом, все мы рабы Божьи. Но накатывала тошнота, и сердце замирало от брезгливости, когда вонь нечистот проникала через окошко в карету. Мне хотелось закрыть глаза и забыть увиденное как страшный сон, отгородиться оббитыми бархатом стенками экипажа, не видеть, не слышать, не знать о том, что есть такие места. Я считала себя современной и великодушной женщиной, но, видимо, я все-таки недостаточно.
* * *
– У меня есть небольшая просьба, мистер Фритч, – обратилась я к главному архитектору. Строительство подходило к концу. Через две недели планировалось открытие больницы, и мы уже полчаса спорили по поводу того, должно или не должно упоминаться мое имя в списке спонсоров, который будут оглашать на празднике.
– Я весь во внимании, миледи, – улыбнулся Карл. Питер стоял поблизости и с улыбкой наблюдал за нами.
– Я хотела бы увековечить память дорогого мне человека, – я немного смутилась. – Вы не могли бы… Мне хотелось бы, чтобы на бронзовой доске, которую вы собираетесь прибить на фасаде здания, было выбито его имя.
– Конечно, миледи! Я сделаю это с удовольствием! – пылко произнес Карл, с облегчением выдохнув. – Вы столько помогали, а я не могу вас ничем отблагодарить… Только скажите имя.
– Роберт Уайт, – отрешенно произнесла я. Питер серьезно уставился мне в лицо, но ничего не смог прочитать – свои тайны я прятала хорошо.
– Это имя будет на мемориальной доске, я обещаю, – заверил Карл и добавил просительно: – Может, все-таки приедете в субботу на открытие? Я обещаю, вас никто не узнает…
– Нет, мистер Фритч, – улыбнулась я легкомысленно, – боюсь, у меня нет времени. В субботу утром я иду на чай к графине Монро, потом еду на пикник к крестнику. Весь день расписан по минутам. Мое время очень дорого стоит.
И, обернувшись к Питеру, спросила:
– Вы не проводите меня?
Обратно мы ехали молча. Питер буравил меня испытующим взглядом, я же отрешенно смотрела в окно.
– Мне позволено будет спросить, кто такой Роберт Уайт? – наконец поинтересовался он.
– Нет, – холодно ответила я, по-прежнему не отрывая взгляда от мелькающих за окошком домов.
– Тогда позвольте задать вам еще один вопрос, – настойчиво пытался достучаться до меня Питер. Я, не глядя, кивнула головой.
– Вы хорошо развлеклись?
Сначала я не поняла, о чем он спрашивает, и даже собиралась удивленно приподнять брови, а потом вспомнила наш первый разговор год назад в моей гостиной о скуке.
– Да, – тихо произнесла, – я развлеклась. Спасибо.
– Все это было ради этого Роберта Уайта? – допытывался Питер. – Вы организовали сбор средств среди высшего света, вы всем сердцем переживали за строительство, вы нарисовали десять чудесных акварелей для детского отделения больницы, чтобы белые оштукатуренные стены выглядели веселее, вы продали свои драгоценности…
– Нет, я не следил за вами, – видя, что я хмурюсь, поспешил он объясниться. – Но я же офицер полиции, у меня есть свои источники информации.
– Боже мой, – рассмеялась я, – мистер Дюбуа, что вы себе вообразили? Я – самая легкомысленная особа в Лондоне, я просто развлекалась. Тем более что я давно не рисовала, захотелось потренироваться…
– А мебель?
– Старье, которое валялось на чердаке. Там теперь стало просторнее.
– Что бы вы ни говорили о себе, – резюмировал Питер, – вы – самая замечательная женщина, которую я знаю.
– Сейчас вы кардинально поменяете мнение обо мне, – усмехнулась я и произнесла таинственно: – Я хочу вам предложить нечто шокирующее.
Я пристально оценивающе рассматривала мужчину, сидящего напротив. Высок, силен, красив, причем красив именно той мужественной красотой, которую я любила. Умен, влиятелен (пусть и в определенных кругах, но все-таки). Чистоплотен, хорошо одевается, пусть недорого, но опрятно. Я мысленно перечисляла его достоинства и удивлялась, почему я раньше этого не сделала.
