Было одиннадцать вечера, и, может быть, поэтому двери им открывать не спешили. Но просто так уезжать Вадим с Софьей тоже не собирались, и в конце концов за дверью раздались отборные маты, замки застрекотали и на пороге появился взлохмаченный, злющий индивид.
– Здрасте… – совершенно обворожительно улыбнулась ему Софья. – Вы не подскажете, где нам найти Сычова Михаила Игоревича… пятьдесят девятого года рождения…
– Ну я это, и чего? – хмуро уставился на непрошеных гостей хозяин.
Вадим вышел вперед, поднял «волшебную» бутылку и без вступления спросил:
– Мужик, пить будешь?
Оценив серьезность намерений, мужик резво отошел в сторону и кивнул:
– Заходи.
Тимофей, погонявшись за машиной Ефимова, приехал домой злой, как медведь-шатун. Он готов был разорвать каждого, кто бы ему сейчас ни встретился… или даже пусть кто-нибудь позвонит, он тогда!..
А звонок не заставил себя ждать.
– Тимочка, любимый… – виновато курлыкала в трубку Ольга. – Я сегодня была не права. Я так… я себя ужасно казню. Но ты же понимаешь, меня вымотала болезнь Юры! И эта… беспомощность!.. Я все никак не могу привыкнуть, что со мной рядом твое надежное плечо… слишком долго мне приходилось биться в одиночку… Тима, приезжай. Я уже измучилась. Звоню тебе, звоню, а ты недоступен. Я не могу так больше. Приезжай.
С первых же слов Тимофей хотел вылить на Ольгу весь негатив, все раздражение, которое накопилось за день. Но… сдержался. И только сухо ответил:
– Сегодня не могу. Занят.
– Но Тимочка…
– Ольга. Мне сейчас надо… сделать пару звонков… по поводу денег. Все, – скрипнул он зубами, но все же добавил: – Я завтра позвоню сам.
Он бросил трубку и еще некоторое время походил по комнате, успокаивая раздражение, а потом… потом ему стало стыдно. Он вдруг понял – она ведь дико несчастна! Вот на самого Тимофея только что свалились эти проблемы, и он уже не знает, на кого бы кинуться. А Ольга уже столько времени живет в постоянном страхе, в вечном напряжении… И разве она виновата в том, что сейчас Софья развлекается где-то с Ефимовым? И… и этот гад гладит ее по голове, по волосам! А она только что сделала новую прическу! И ей так идет эта стрижка! И ведь как специально – для нового кавалера сделала! А тот и рад!.. И, наверное, еще и целуются, заразы! А Тимофей тут сидит и… и у него даже скулы сводит, когда он о Сониных губах вспоминает! А еще руки! Ноги! Да что ж такое-то?!! Еще порядочная жена называется! Что она себе позволяет?!! Прямо хоть волком вой! Куда ж ее унесло-то, эту Софью?! Нет, ну понятно, он, Тимофей, виноват, но все же… хотелось бы, очень хотелось! чтобы жена… даже не бывшая еще! Чтобы она сидела у окна, тихо лила слезы и думала о разрушенной судьбе… Да ведь так оно и было! Сидела и лила, а он – Тимофей Огрёв – парил в объятиях Ольги. Теперь – получи и распишись! И никто не виноват… кроме него самого. Это он… дебил! Кинулся за воспоминаниями! Захотелось снова туда – на сеновал… А года-то и не рассчитал. Нет, здоровье-то еще позволяет, и силы хватит не на одну Ольгу, но… отчего-то теперь одних только постельных сцен маловато. Хочется семьи, уюта, понимающих глаз, близкого и родного человека рядом… посиделок с друзьями на дачном дворе, тихой музыки в машине, и чтобы Софья будто невзначай трогала его руки на руле… и почему ей особенно нравились руки? И ему нравились ее руки, ее пальцы и ногти. Не такие, какие сейчас модно – нарастят сантиметров пятнадцать, аж с души воротит! У Сони всегда были очень красивые, ухоженные ногти, хотя… почему были, они и сейчас есть, только теперь их любит уже Ефимов!.. А Ольга… она так и не стала любимой… как оказалось. Но она же не виновата. И сейчас… Сейчас ей одиноко, и ему – Тимофею – тоже. И Ольге нужен он – Огрёв. Нужен, чтобы поддержать, а он… устроил тут дамские истерики!
Тимофей еще полежал некоторое время, потом нехотя поднялся и поплелся из дома – заводить машину. Сегодня надо было быть вместе с Ольгой.
Соня с Вадимом уже второй час сидели в гостях у Сычова, и тот им, не скупясь, описывал свое житье-бытье. Правда, он не сразу согласился вот так душу выворачивать, даже бутылка сработала не вдруг. Михаил сначала дико заинтересовался – чего это надобно таким приличным людям от него, от Сычова, в такой неприлично поздний час. И пить отказывался – ссылался на работу. Но после того, как Ефимов чуть не силой влил в него первую стопку, да еще напомнил, что завтра воскресенье, следовательно, пить можно и должно, Сычов сдался. А потом уже дело пошло: гости спрашивали – хозяин отвечал.
– Мы же специально приехали, чтобы про жену вашу узнать, – начала Софья. – Ольга Андреевна – это же жена ваша, да?
– Ольга Андреевна… – скривился Михаил Сычов. – Какая она, на хрен, жена! Так только… позорный штрих в моей биографии…
– Нет, ну этот штрих у вас даже в паспорте зарегистрирован, так ведь? – наседала Софья. – А вы с ней что, не живете?
– Да пусть с ней знаешь кто живет? Кобель дворовый, вот! – обиженно выкрикнул Сычов.
Ефимов заботливо пополнил стопочку огорченного мужа и с сочувствием произнес:
– Моя тоже… знаешь, такая стерва оказалась… Развелся. Теперь… встречаемся, но… Пьет, зараза! А твоя чего?
– Моя? – замахнул стопку Сычов и кивнул на Софью. – А на кой ты ко мне свою пьяницу приволок? Тем более ежели развелся…
– Да вы что? Совсем, что ли? – вспыхнула Софья. – Какая я вам пьяница?! А тем более – его жена! Я… я сама по себе! Я вообще к вам по делу!.. Пьяницу нашел…
– Ну, и я смотрю – такая приличная тетка, и чего б ей пить… – тут же согласился Сычов. – А по какому делу-то?
– По такому… – насупилась Софья. – Ваша жена… Ольга эта… она вовсе даже не кобеля дворового нашла, как вы выражаетесь… она мужа моего к рукам прибрала… Да и ладно бы, если б только мужа… она с него деньги трясет зачем-то! Хочет, чтобы он квартиру продал, дачу, машину…
– Конечно, хочет, – кивнул Сычов и вытаращился на гостей. – А иначе как она своего любовника спасет? Ей деваться некуда.
– Погоди-ка, Михаил… – прервал мужчину Ефимов. – Ты, наверное, что-то попутал… Она не любовника сейчас спасает, а сына! Он у нее… в общем, парень тяжело болен, лечится в Германии, и… понятное дело – деньги нужны во как! – и он рубанул себя по горлу.
И все же Сычов не удивился, не стал таращить глаза, а все так же степенно мотнул головой.
– Ну да, и я ж говорю – им сейчас очень деньги требуются. Только он не болеет… Любовник-то Ольгин… пока не болеет. А вот ежели деньги не соберет, тогда – да. Тогда сильно занеможет. Но только его потом ни одна Германия не спасет.
– Нет, я ничего не понимаю… – окончательно растерялась Софья. – Пока не болеет, потом заболеет, и Германия… что у нее вообще-то произошло с сыном?
