Напившись крепкого кофе, они отправились гулять на бульвары. Елена то взволнованно молчала, то вдруг начинала говорить поспешно, припоминая все новые подробности и детали их первых встреч, которые Дмитрий давным-давно забыл и теперь даже вспомнить не мог. Елена теребила его за рукав, требуя сочувствия.
– Вот в этом доме, да, именно тут, помнишь, раньше был продуктовый магазин. Однажды там давали сухое грузинское вино? И мы взяли две бутылки.
– Помню, – рассеянно соглашался Дмитрий.
– И пили это вино потом весь вечер. Так весело нам было! А около кинотеатра «Новороссийск» был бар, помнишь, в народе называемый «Малая земля». Там всегда выстраивалась длиннющая очередь на вход…
– А где их тогда не было, очередей?!
– Один раз мы пришли туда, помнишь, а там…
Дмитрий остановился у здания в классическом стиле с белыми медальонами с изображением античных героев.
– Музыкальная школа, – произнес он, – где учатся замечательно играть на скрипке. А напротив вон, через дорогу, вместо этого кабачка была булочная-кондитерская. Помнишь?
Они заглянули в «12-й стул». Дмитрий заказал ананасы в шампанском и водку с королевскими креветками. «Всего лишь сутки назад мы были с ней здесь, – грустно подумал он, глядя на столик, за которым они с Сашей так давно и так недавно сидели. – Неужели это было?! Волшебная сказка…» На него навалилась тоска. Он опять увидел здесь Сашу. Ее серые глаза…
Официантка, расставляя тарелки с заказом, многозначительно и игриво взглянула на Дмитрия. Она видела его здесь вчера с Сашей. А сегодня, даже за тем же столом, уже с другой. И наверное, с точки зрения официантки, эта была получше первой, Саши. Дмитрий горестно улыбнулся. «Квартира! Во что бы то ни стало! И как можно быстрее! – Он выудил ананасовую дольку из шампанского и решительно съел ее. – Покупка квартиры – главнейший вопрос!..»
Время шло, а Саша все не ехала из своего Губернского Города, и поиском квартиры Дмитрий занялся один. Довольно быстро, почти в день обращения, ему нашли неправдоподобно крохотную двушку в старинном, бывшем доходном, доме на Сашиной улице. Предлагая этот вариант, риелтор подозрительно вилял как уж на сковородке, расхваливая местоположение квартиры, «антикварность» самого дома, в котором часто «бывали в разное время артист Станиславский, писатель Телешов и генерал от поэзии Александр Блок».
Предчувствуя какой-то подвох, Дмитрий поехал смотреть «эксклюзивную двушку» и на месте быстро разобрался в ее уникальности.
Двушкой оказалась всего лишь комната в дремучей коммуналке, перегороженная фанерными стенками, с доморощенно оборудованным санузлом. И по документам двушка проходила как комната.
Квартир в Сашином доме не продавалось вовсе. Правда, в одном маленьком агентстве Дмитрия заверили, что «ради такого случая» они расселят жильцов из заветной Сашиной однушки. С Дмитрия агенты потребовали задаток. Но дело сразу начало пробуксовывать. Дмитрий регулярно заглядывал и звонил в контору, интересуясь ходом расселения, но неожиданно, в одно прекрасное солнечное утро с голубым уже весенним небом и веселой капелью с крыш, само агентство переселилось в никому не известном направлении.
Нет, с бульварами явно ничего не получалось. Одно-, двух– и даже трехкомнатных квартир там фактически не существовало. Вот расселить семикомнатную коммуналку в доме, нуждающемся в основательном ремонте, – это сколько угодно.
Однако подходящий вариант все же был найден. Не на бульварах, но в непосредственной близости от них – на тихом берегу Обводного канала в Замоскворечье, в доме начала XX века после капитального ремонта с заменой перекрытий – прекрасная двухкомнатная квартира с видом на Болотную площадь, английское посольство и красные башни Кремля вдали.
Увидев квартиру, Дмитрий понял, что ее-то он и искал. Как зачарованный, глубоко засунув руки в карманы распахнутого пальто, Дмитрий бродил по светлым, пахнущим недавним ремонтом комнатам, подолгу останавливаясь у окон, взбудораженно наблюдая, как люди на улице спешат по своим неотложным делам. Здесь ему нравилось все: и дешевенькие, еще влажные обои, и старинный скрип нового паркета, и еще липкие подоконники, и даже запачканные белой краской оконные стекла.
Здесь было все здорово, даже туалет с окном, из которого открывался очаровательный вид на крыши старой Москвы.
Вечером того же дня Дмитрий приехал в риелторскую контору оформлять покупку. И тут-то выяснилась пренеприятная мелочь – от него потребовалось согласие на сделку супруги.
– Деньги, нажитые в браке, являются собственностью обоих супругов, – вздохнул риелтор, заметив смятение в глазах Дмитрия. – И распоряжаться деньгами вы можете лишь с согласия жены…
Плюхнувшись в машину, Дмитрий сразу позвонил Саше. Выход был один – оформлять квартиру на нее.
– Сань!.. – От волнения у него сорвался голос. – Ты можешь сейчас же приехать в Москву?
– Дима!.. – счастливо вздохнула Саша. – Прямо сейчас приехать?!
– Да! Очень срочно, Санек!
– Хорошо. Приеду… Но ты даже не представляешь себе, как я соскучилась по тебе!
– Значит, во сколько тебя ждать?
– Во сколько? – радостно растерялась она. – Не знаю. Я приеду и сразу позвоню тебе. И ты придешь ко мне.
– Куда?
– Как в прошлый раз. В гостиницу, хочешь?
– Нет же, Сань! Нет!..
– Нет?! – Она смешалась. – Не придешь в гостиницу?
– Во сколько, Саш, ты будешь в Москве?
– Ну вот смотри… Завтра я постараюсь уладить поскорее все дела. И вечером попробую отпроситься у нашей шефини…
– Не пойдет!..
– Не пойдет… – эхом повторила Саша.
– Сань! Тогда не отпрашивайся!
– Нет? – безвольно переспросила она. – Не надо отпрашиваться?
– Саня! Я завтра сам приеду к тебе!..
– Дима?! Приедешь ко мне?! Во сколько?!
Отзывы прессы о спектакле режиссера Г. Волчек по пьесе Н. Коляды «Мы едем, едем, едем…»:
«Людям, типажи которых схвачены в пьесе, в сущности, нечем жить: кроме песенок, вынесенных ими из счастливого советского детства, – в душе ничего. Вместо мира, в котором «открыты все пути», им достались джунгли, где все воюют, воруют, хватают, рвут и «все места захвачены». Поэтому какой-нибудь детсадовский зайчик, или «летка-енка» оттепельных времен, или вечное «Мы едем, едем, едем…» оказываются в душах единственным светлым пятном.
Впервые долетел до нас панический вопль нынешних сорокалетних, отказавшихся от своего тоталитарно-социалистического детства и пущенных в рынок, – вопль о духовной пустоте, наскоро прикрытой челночными тряпками».
«Вечерний клуб»
«И уж совсем страшно станет после таких слов: «М и х а и л Г р и г о р ь е в и ч. У меня ужасная душа; З и н а. Самая страшная душа среди вас – я; H и н а. Некрасивее меня среди вас нету. Страшнее меня только моя жизнь».
