Морин Мартелла - Девушка хочет повеселиться

В надежных? Да как он смеет? Я не хотела быть надежной. Хотела быть чувственной. Сексуальной. Ослепительной.

— Не смейте называть меня надежной! — крикнула я.

Он смотрел на меня несколько секунд, а потом расхохотался:

— Ох, Энни, вы такая смешная! Вам цены нет! Быть смешной я тоже не хотела. Это Вуди Аллен смешной. А я изо всех сил хотела быть ослепительной.

— Вы удивительно забавная. — Джейми улыбнулся.

Я разразилась слезами. Тут он перестал улыбаться.

Я ревела белугой и в сотый раз думала, почему представители противоположного пола непременно должны быть мужчинами. Неужели всемогущий господь не мог создать что-нибудь получше?

Я зарылась лицом в холодный влажный плющ, снова забыв о гусеницах.

И тут Джейми сделал нечто совершенно неожиданное. Нежно повернул меня лицом к себе и поцеловал. Как брат.

Я так разозлилась, что обхватила его и поцеловала прямо в губы. Открыла рот и стала ждать взрыва желания, за которым должен был последовать фейерверк страсти и еще бог знает чего. Однако ничего не случилось. Вернее, сам поцелуй был довольно приятным. Казалось, Джейми был слегка шокирован моим пылом. Но фейерверка не было. Ни крутящихся ракет. Ни внезапного прилива крови к паху. Ни у него, ни у меня.

Я открыла глаза, пытаясь убедиться, что передо мной действительно Джейми. Да, это был он. Такой же неотразимый, как обычно, несмотря на прищуренные глаза и поджатые губы. Но его поцелуй оказался подмоченной петардой. Эротического в нем было ровно столько же, сколько в его женщинах с тремя грудями.

Джейми сделал шаг назад и посмотрел на меня. Похоже, в его глазах горели победные огоньки.

— Вот так! — Он дразняще улыбнулся.

— Джейми, мне пора подавать чай, — сказала я. — У Рози сегодня куча дел.

Я решила пойти к миссис Бичем и все рассказать ей. Во-первых, досадный эпизод в саду пробудил во мне желание действовать; во-вторых, после визитов Джейми она всегда немного смягчалась. В-третьих, днем Рози подала им чай в библиотеку, где горел камин.

Если ее не растопит даже разведенное Рози пламя, то не растопит ничто. Впрочем, это не имеет значения. Я пойду к ней в любом случае. Только это сможет вернуть мне покой.

Я слышала, как уехал Джейми. Вслед за ним умчалась Франческа, которой, как всегда, не терпелось вернуться к лошадиным бабкам, щеткам, гребенкам, или как их там, приковывавшим ее к килдэрской глуши до такой степени, что она могла вырваться оттуда всего лишь на час в неделю.

Пару минут я бродила по холлу, пытаясь придумать, как приступить к делу. Может быть, лучше всего начать с безобидного вопроса. О недавно почившем судье. Потом, тщательно выбрав слова, спросить, когда родились ее дети. Были ли они послушными? Хорошо ли спали? Сколько их было всего? И тут я могла бы негромко объявить, кто я такая. Вариант показался мне подходящим.

Куда хуже было бы, если бы я ворвалась к ней и крикнула:

— Сюрприз, сюрприз! Сногсшибательная новость! Я ваша дочь, которую вы бросили тридцать лет назад!

Даже Джерри предупреждал меня, что при объяснении следует выбирать выражения.

— Не советую тебе допрашивать эту женщину, — сказал он. — Действуй тоньше. Когда имеешь дело с женщинами, это гарантирует результат. — И это говорил человек, от которого ушла жена? — Скажи что-нибудь хорошее о ее покойном муже, — посоветовал он.

Я вошла в библиотеку без стука и остановилась у камина.

Миссис Бичем посмотрела на меня с удивлением. Но не слишком строго. Наверно, в этом была виновата бутылка бренди, выпитая днем.

Я показала рукой на большой портрет, закрывавший чуть ли не весь выступ для дымохода, и солгала:

— Я всегда восхищалась этим портретом. Он был очень красивым мужчиной.

— Вы так думаете? — Миссис Бичем опустила книгу, и ее гладкий лоб прорезала морщинка.

— О да. В самом деле, очень красивым. Чрезвычайно.

Этот мужчина был копией Сталина, вставшего не с той ноги. Или отправившего в ГУЛАГ очередной миллион людей.

Она подняла голову и всмотрелась в хмурую физиономию. — Им действительно восхищались.

— И я понимаю почему. — У него был вид солдафона. — Бьюсь об заклад, что он отчаянно баловал детей. По лицу видно.

— Честно говоря, он был довольно строг с ними, — снизошла она до объяснений. — Не мог дождаться, когда они вырастут. Ему не очень нравились маленькие дети. А грудные младенцы тем более.

Настоящий ублюдок.

Я пристально следила за миссис Бичем, готовая отказаться от своего замысла при первых признаках раздражения. Но их не было. Я ощутила такое вдохновение, будто выпила лишнего. И меня понесло.

— Он не любил детей? И тем не менее у вас их было трое? Трое детей? Должно быть, очень трудно растить троих.

Она нахмурилась. О боже, кажется, я перегнула палку…

— У меня были помощницы.

Осторожно, Энни. Одно неверное слово, и она тебя прогонит.

— А вам не хотелось еще? — мягко спросила я.

— Еще помощниц?

— Еще детей, — нервно хихикнула я.

— Вы так интересуетесь детьми? — Ее лицо начинало приобретать обычное каменное выражение.

— Нет. Вовсе нет! Я просто… хотела забрать поднос. — Я схватила поднос, вылетела в дверь и вернулась на кухню, вспотевшая так, что блузка прилипла к спине.

— Вы белая, как простыня. — Рози оторвалась от плиты. — Сядьте, милочка. Сейчас я налью вам чашечку. — Она достала розовую жестянку.

По мнению Рози, чашка чая могла вылечить любую болезнь. От гипертонии до герпеса, от бесплодия до воды в коленной чашечке.

— Спасибо, я только что выпила кофе, — выдавила я.

— Тогда ясно, почему вы побледнели. Кофе вреден для печени. Портит нервы. И повышает давление. — Она понизила голос. — Вот почему ей не следует его пить. Но разве она станет слушать? Нет, она все знает лучше всех. — Рози неодобрительно поджала губы. — Скорее всего, судью убил именно кофе. Он пил кофе литрами. С раннего утра и на ночь глядя. И чем это кончилось? — Ее тон был зловещим.

— Чем, Рози?

— Раком. Печени.

— А разве это был не сердечный приступ?

— В самом конце. Но все началось с рака. Рак съел его с потрохами. Лицо было желтое, как у турка. Даже ладони окрасились. Были такого цвета, как мыло «Сан-лайт». Он напомнил мне женщину, которую я видела во время войны. У нее была желтая тропическая лихорадка.

— Семья очень горевала, когда он умер?

— Не следовало бы этого говорить, но скорее они испытали облегчение, — прошептала она.

— От переживаний, — понимающе кивнула я.

— От него самого.

Рози сказала это очень тихо, и сначала я решила, что ослышалась.

— При нем у детей была собачья жизнь. Не делай то, не делай это. Помни, кто ты есть. И кто твой отец. Особенно доставалось Джейми. Он не давал парнишке не минуты покоя. Въедался ему в печенки. «Право, право!» Его сын должен был стать лучшим юристом страны. А Джейми ненавидел право. Ничего удивительного, что он тронулся.