– Я тебя сразу полюбила, – без обиняков сообщила Кате Злата. Как увидела, так и полюбила. Ты сильно отличаешься от всех парней, которых я раньше встречала. Ты особенный.
«Надо думать, отличаюсь», – усмехнулась про себя Катя.
– Боюсь, что тебе со мной не повезло, – тихо сказала она Злате.
Злата вскочила с дивана, уселась у Катиных ног и, положив голову ей на колени, заглянула в глаза.
– Ты боишься, что я старше? Или тебя пугает, что я из Польши? Или есть другая причина?
– Да при чем тут Польша, при чем возраст? – возразила Катя. – Не могу я тебе сейчас всего объяснить.
– Ты любишь другую панночку? – встревожилась Злата.
– Другую панночку я точно не люблю, – успокоила Катя девушку. – И даже другого паныча… – Катя сказала и осеклась, видя, как глаза Златы расширились от ужаса. – Не бойся, я нормальный человек. Как сейчас говорят, с традиционной ориентацией. Большего пока сказать не могу. За признание спасибо, но на мою любовь не рассчитывай. А вот твою дружбу я приму с удовольствием.
– Если у тебя нет другой девушки, тогда ты меня полюбишь. Не смотри, что я выгляжу как чучело. Если причешусь и вместо джинсов надену нормальное платье, парни на улице шеи свернут, глядя мне вслед.
Катя улыбнулась:
– Я и так вижу, что ты очень красивая. Ну не могу я сейчас тебе ничего объяснить.
– А когда сможешь? – В голосе Златы Катя услышала такую тоску, что ей стало панночку жаль. Она с трудом сдержалась, чтобы не открыться.
– Когда узнаешь, сама поймешь, что от меня проку нет.
– Ты боишься стать мужчиной. А у меня есть опыт, – Злата осеклась. – Ну не то чтобы опыт, но я кое-что умею. Все будет отлично… Это так здорово – любить… – пообещала Злата.
– Ты о сексе? – поняла Катя. – Давай прекратим этот разговор, да и мне пора. Неудобно Тарзана заставлять за меня работать.
– Ну, посиди еще немного, – попросила Злата и взяла Катю за руку. Катя встала, вырвала руку и быстро вышла. Ей хотелось побыть одной.
Она поднялась на второй этаж. Зашла в каморку с матрасами и, растолкав Олега, попросила сменить ее.
– Я немного устал. Плечо болит. Посиди у художника.
Губанов протер глаза, сонно посмотрел на Катю.
– Жрать охота.
– Тарзан покормит тебя вместе с Крюковым. Иди поработай.
Губанов взял свой детектив и, позевывая, отправился в мансарду. Катя спустилась вниз и вышла в сад. Она уселась на скамейку под кустом жасмина и поняла, что хочет домой. Утром надо позвонить отцу. Он наверняка волнуется, хорошо, что еды ему оставила. За забором послышался короткий автомобильный гудок. Из дома выбежал Тарзан и открыл ворота.
«Как он все успевает?» – удивилась Катя и, вспомнив о симпатии горбуна к Злате, улыбнулась.
Гнусняк вернулся не один. Из микроавтобуса с хозяином вышел коренастый, похожий на квадрат, бритый субъект. Катя подумала, что с таким ночью у малаховского пруда лучше не встречаться.
Как и предполагал Альберт Беринни, особого шума убийство русского в Лионе не произвело. Местная газета дала десять строк в разделе криминальной хроники, да в утренних теленовостях ведущий предположил, что русская мафия устроила в Лионе очередную разборку. Итальянца такое предположение вполне устраивало, он и не сомневался, что версия всегда найдется. Теперь, наблюдая, как на газоне его внук Мартин общается с живой игрушкой – маленьким лохматым пони, Альберт Беринни придумывал продолжение сценария: Будь Беринни примитивным гангстером, он бы наверняка в деле с фальшивой картиной сейчас поставил точку, но Альберт Беринни не таков. Он затейник, выдумщик и всегда закончит любое дело красивым и неожиданным аккордом.
Беринни помнил, что, всучив ему фальшивого Крамского, Липский обещал в скором времени предложить этюд Константина Коровина. Русский импрессионист Коровин последние годы доживал в Париже, и во Франции его знали. Правда, известность в Европе Коровину принесла работа над декорациями. Знаменитые русские театральные сезоны Дягилева во Франции помнили.
Беринни спустился с лестницы на дорожку, окаймляющую роскошный газон. Его дотошный секретарь Франсуа следил за горничной и негром-лакем, которые накрывали маленький овальный столик. Беринни ждал к ланчу Тополева и желал принять его на воздухе. Негр вынес два плетеных соломенных кресла, горничная поставила на столик вазу с фруктами. Напитки покоились на тележке с огромными колесами. Тележка имитировала старинную пушку. Эфес пушки служил баром. Беринни поглядывал на часы. Тополев должен быть с минуты на минуту. Итальянец впервые пригласил русского просто так, без конкретного дела. Ему хотелось поболтать с искусствоведом в непринужденной обстановке.
На дороге показался маленький синий «ситроенчик» Тополева. Беринни пошел встречать гостя и отметил, что Тополев выглядит нормально. Русский был одет в белые шелковистые брюки и трикотажную бежевую водолазку. Легкие желтые туфли из мягкой кожи смотрелись достойно. Темные очки Тополев поднял на лоб.
– Рад вас видеть, мой дорогой, – протянул руки к гостю Беринни. Мужчины обменялись рукопожатиями. Итальянец указал на плетеные кресла, но Тополев попросил разрешения прогуляться и оглядеться.
Заметив Мартина с мохнатой лошадкой, он поспешил к мальчику. Несколько минут искусствовед и внук Беринни играли вместе.
– Прелестная лошадка, – восхитился Тополев, возвращаясь к столу, – да и мальчик славный. Они очень друг другу подходят.
– Я подарил пони Мартину на десятилетие, – улыбнулся Беринни, показав два ряда белоснежных зубов.
Мужчины сели к столу. Горничная принесла фарфоровое блюдо, под крышкой которого угадывалось нечто необыкновенное.
– Вы не против фазана в трюфелях? – спросил Беринни у Тополева и, получив восторженное одобрение, кивнул негру-лакею. Тот открыл блюдо, ловко разложил птицу на тарелки и разлил вино в два бокала. – К фазану недурно и белое, но я решил попросту. Пьем «Бордо».
Мужчины чокнулись и принялись за еду. Тополев чувствовал себя раскованно. Беринни еще раз отметил, что русский вполне светски подкован. Гость ел птицу руками, похваливая трюфели. Беринни не спешил. Он позвал русского, чтобы задать ему всего несколько вопросов. Но торопиться некуда.
Пять видов сыра горничная подала напоследок. С сырами перешли на белое вино. Ну а ближе к разговору Беринни предполагал выпить маленькую чашку турецкого кофе. Французы заканчивают трапезу сыром, но Альберт Беринни – итальянец. Поэтому в его доме на десерт подают кофе.
– Скажите, Тополев, – обратился Беринни к гостю, откидываясь в кресле и, разминая сигару, – помните картину Крамского, что я вам показывал не так давно?
