Разумеется, я был не единственным отставным офицером, сопровождавшим светских дам и джентльменов во время экскурсии по местам былых сражений. Однако исключительное гостеприимство гостиницы «Лярк-ан-сьель» и, должен заметить не без некоторой гордости, мое собственное искусство в составлении дневников и мемуаров знаменитой кампании, впоследствии изданных отдельными трудами, а также моя способность превращать эти записи в развлечение, снискали мне славу одного из самых популярных гидов в этих краях. Меня рекомендовали и передавали буквально из рук в руки.
Разумеется, я должен отметить и то, что у многих слушателей, прибегнувших к моим услугам, имелись свои весомые и скорбные причины посетить эту пропитанную смертью землю, где прошли последние часы их родных и близких. И все те, кто совершал подобное тягостное паломничество, увидев вокруг себя покой и процветание, обретали утешение в осознании того, что наши собственные жертвы и тяжелые утраты были не напрасными. После этого мы обычно отдыхали и приводили себя в порядок в ближайшей гостинице, где, как мне было известно, нам предоставят хорошую еду и постель. Однажды мне весьма любопытным способом удалось заслужить благодарность почтенной мамаши. Дело было так. Услышав отказ ее отпрыска отправиться в цирюльню, дабы привести в порядок отчаянно нуждавшиеся в стрижке волосы, я взвалил его на плечо, после чего поведал солдатскую байку о том, как однажды капитан Хенли, возвращаясь в лагерь в сопровождении двадцати семи плененных им французских драгун, был обстрелян своими же товарищами. Оказывается, те, завидев лошадей с очень длинными хвостами, решили, что это атака французов. Неужели он, отпрыск благородного рода, готов подвергнуться такому риску или все же предпочтет вернуть себе облик, более приличествующий истинному англичанину?
Именно по рекомендации этой леди я попал в Португалию, а потом, по воле двух ученых джентльменов, и в Испанию. Там моим домом на несколько лет стал Сан-Себастьян, древний и процветающий порт, на берег которого, как мне было известно, частенько высаживались путешественники, которые могли бы воспользоваться моими услугами. Как раз во время пребывания там я и получил известие о смерти кузена, проживавшего в Керси, и о свалившемся на меня наследстве.
Я позволил себе вольность и удовольствие написать вам весьма длинное послание, но это объясняется тем, что, несмотря на быстроту современных почтовых сообщений в ныне мирной Европе, наш обмен письмами будет отныне протекать медленнее. Должно быть, вы чрезвычайно рады и испытываете великое облегчение оттого, что состояние здоровья миссис Гриншоу более не внушает опасений, равно как и потому, что годовщина ее утраты прошла без каких-либо чрезмерных душевных страданий, кроме тех, которые можно считать естественными в данном случае. Прошу вас передать ей мои наилучшие пожелания в том виде, какой вы сочтете наиболее подходящим.
Большие двойные двери в холле оказались чуть-чуть приоткрыты. На противоположном его конце находилась задняя дверь, через которую я входила и выходила, когда приехала сюда. «Казалось, это было много-много дней назад, – внезапно подумала я, – а не сегодня утром». Создавалось впечатление, что тишина и пустота были осязаемыми и густыми, что время здесь, в сельской глуши, текло медленнее обыкновенного. Подумала я и о том, что даже в самом большом и унылом жилом микрорайоне, в котором мне довелось обитать, у меня никогда не возникало подобного чувства: там всегда ощущалось присутствие других людей. Здесь был один только Рей, но ведь я собственными ушами слышала, что он поднялся наверх, к Белль.
Я потянула двойные двери на себя, и створки медленно распахнулись, как будто поселившаяся в доме пустота не позволяла им открыться быстрее. Передо мной предстало крыльцо с изъеденными древоточцами деревянными перилами и круглыми плоскими ступеньками, которые спускались к подъездной дорожке, огибавшей заросшую сорняками лужайку, усеянную палыми листьями и сучьями. Откуда-то издалека до меня донесся шум машин, пролетавших по автостраде с двусторонним движением, которая шла мимо старинного и роскошного въезда в поместье и казалась мне дорогой в другой мир. Слева трава была вытоптана, выдавая импровизированное футбольное поле. В центре и там, где, вероятно, располагались ворота, виднелась голая земля, в промежутках поросшая какой-то клочковатой травой, отчего лужайка походила на голову кудрявого парня, который начал лысеть. На дальнем ее краю стеной стояли деревья и виднелся забор. Если посмотреть на небо, можно было предположить, что день еще не закончился, но мне показалось, что с земли как будто поднимается темнота, и, когда я подошла к деревьям, на траве уже выступили капельки росы.
В заборе имелась калитка, достаточно широкая для того, чтобы в нее мог пройти человек, и запертая снаружи на засов, до которого можно было дотянуться и отсюда. Правда, он заржавел и не поддавался, да и вообще у калитки был такой вид, словно ее соорудили в расчете на то, что в один прекрасный день она может понадобиться, вот только день этот так и не наступил. Я решила перелезть через забор. Кожа моя после купания в ванне была настолько чистой и гладкой, что даже старые джинсы в обтяжку болтались у меня на бедрах. Кроме того, подтягиваться, напрягая мускулы, было так здорово, как никогда не бывает на уроках физкультуры, когда тебя подгоняет какой-нибудь фашист-преподаватель.
Я спрыгнула с забора на другую сторону. Под деревьями за забором рос густой кустарник, так что я не могла толком ничего разглядеть. Тропинки, по-моему, тоже не было. К тому времени, когда обнаружился какой-то проход, я уже успела заблудиться и не помнила, с какой стороны вошла в лес. Кусты и деревья стояли вокруг меня сплошной стеной, переплетаясь ветвями и листьями, а тишина, такое было впечатление, тяжким грузом давила на плечи, отчего я почувствовала себя одиноко.
А потом деревья вдруг расступились и я вышла на опушку. Передо мной на большущей поляне стоял дом, совсем не такой, какой рисуют на аляповатых картинках, а позади него тянулись открытые поля, сливавшиеся у горизонта с сине-зеленым небом. У дома была высокая двускатная крыша, вычурные трубы, а посередине красовались старомодные двойные двери, как в гараже, только больше, над ними – ряд окошечек, а сбоку приютилась маленькая дверь. И тут я поняла, что это, должно быть, бывшая конюшня. Оказывается, я вовсе не потерялась – это наверняка дом Эвы.
Я намеревалась выждать немного, а потом сделать вид, будто иду в деревню: у меня возникло неприятное чувство, будто я подглядываю в заднюю дверь, а в такое время суток трудно притвориться, что я просто дышу воздухом. Но было уже поздно. Что-то темное мелькнуло за одним из нижних окон, и маленькая дверь распахнулась.
