— Ты сейчас где?
У меня пересохло во рту. Ее голос звучал так спокойно, что я заподозрил, не почудилось ли мне все, что было в горах.
Не дождавшись моего ответа, мать велела взять с собой брата и ехать к ней в Намчхон. Я переспросил только:
— С братом?
— Да, — коротко ответила она.
— А зачем с ним? — осторожно спросил я.
— Приедешь — узнаешь, — был ее ответ.
Тут я понял, что зря испугался. Она, похоже, не знала, что я в Намчхоне. Могла, конечно, только делать вид, что не знает, но что-то не похоже. Слишком уже серьезно и торжественно звучал ее голос. В нем даже чувствовалось что-то трагическое. Я вздохнул с облегчением и стал прикидывать, сколько времени мне понадобится, чтобы добраться до Сеула. Если выехать на шоссе прямо сейчас, дорога займет, по меньшей мере, часа три. А пока я заберу брата, пока мы вернемся с ним сюда, пройдет часов восемь. Съездить в Сеул и вернутся обратно, в Намчхон, сегодня же было практически невозможно.
Теперь я более и менее сориентировался в ситуации и схитрил, сказав, что сейчас нахожусь далеко от Сеула и не могу выехать так сразу. На что мать ответила, чтобы я ехал завтра рано утром.
— А куда там ехать? — уточнил я.
Она ответила, чтобы мы позвонили ей, приехав в Намчхон, и продиктовала номер. Я записал.
— Что-то случилось? — спросил я, прежде чем повесить трубку, продолжая прикидываться, что ничего не знаю.
— Приедешь — узнаешь. — Кроме этого, я так ничего и не добился от нее.
Брат особого рвения не проявил. С какой стати, спрашивал он, ехать в Намчхон, где он ни разу не был — с этим местом его ничто не связывает. Когда я рассказал ему о просьбе матери, он отреагировал очень эмоционально и негативно. Учитывая его нелюдимый характер (который не был присущ ему от рождения — до армии он был активным, рисковым человеком), подвигнуть его на путешествие в незнакомое место без весомой причины было нелегко. Я сказал ему о звонке матери, но переломить упрямство, с которым он отказывался, было трудно. Хоть я и не знал точно, что у него на уме, мне показалось, что мои слова его напугали — это еще больше усложняло мою задачу. Он настаивал, чтобы я объяснил ему, зачем мать вызывала его к себе, но ответить я не мог, и брат, словно желая показать, что ничего другого от меня и не ожидал, кривил губы в странной усмешке.
— Сам и поезжай, а я в эти игры играть не собираюсь, — говорил он мне тем же тоном, не меняя выражения лица.
Я отвечал, что мать ждет именно его, а я был нужен всего лишь как водитель, но брат только качал головой.
Делать нечего, надо было обращаться к отцу за помощью, и я пошел в его комнату.
— Так наша мама сейчас в Намчхоне?
Отцу явно было не все равно. Он отвернулся от доски с шашками и смотрел прямо на меня — судя по реакции, на него известие произвело большое впечатление. Я понимал, что сболтнул лишнее, но, делая вид, будто ничего не знаю, сказал, что наверно она там; еще прибавил, что было бы интересно узнать, к кому она могла поехать туда. Отец, казалось, задумался о чем-то, а потом, сжав губы как человек, который, наконец, принял важное решение, направился в комнату к брату. Я пошел за ним. У брата он даже не присел, а только ласково сказал ему:
— Ухён, съезди. Я буду ждать…
Больше он не сказал ничего, но в том, что отец убедил брата, сомнений не было. Брат собирался было что-то спросить, но отец, не слушая его, вышел из комнаты.
Не только у брата, но и у меня вертелся на языке вопрос. Я был совершенно сбит с толку увиденной днем картиной — дом и пальма на вершине горы, двое под пальмой — все это будто привиделось мне во сне. По решительному поведению отца я видел, что он знал все — и то, что мать позвала в Намчхон нас с братом, а именно — брата, и то, по какой причине она сама была в Намчхоне, и кто был тот человек, и в каких они были отношениях с матерью. Вопросы вертелись на языке, но я не задал их, и теперь мне вряд ли удастся спокойно заснуть.
Я думал, отец был в комнате, но он вышел в сад. Привычно было видеть отца, ухаживающего за цветами, но не в этот час — уже стемнело, поэтому его фигура над клумбами выглядела странно. Я стоял у входной двери и смотрел, как отец поливает цветы. Он чуть наклонялся вперед за лейкой, но казалось, что это гнетущая темнота заставляет его сгибаться. Мне стало жаль его.
Я задавался вопросом, был ли отец когда-нибудь счастлив. Почему-то мне казалось, что нет, и что сейчас он был несчастен как никогда. Что происходит между супругами, знают только они двое, но ни для кого не секрет, что мать была не особенно нежна с отцом. Ну и он, естественно, с ней тоже. Я не помню, чтобы они обменивались мнениями, всерьез обсуждая что-то, или, наоборот, чтобы дурачились и смеялись. Между ними не возникало разногласий и споров, но не значило ли это, что серьезные проблемы подтачивали их отношения изнутри? Ничего нет хуже, чем равнодушие, общение только по необходимости и полное неведение о делах друг друга. Закономерно возникал другой вопрос — счастлива ли мать? Однако после того случая в Намчхоне я был полон сострадания только к отцу, и мне было сложно бороться с этим. Наверно, необыкновенная сцена, свидетелем которой я стал, и значения которой я не понимал, вызывала во мне такие чувства. Моим первым порывом было рассказать обо всем отцу. Но нельзя было действовать под влиянием сиюминутной симпатии к нему, кроме того, открыть ему все было бы просто глупо, а мне меньше всего хотелось вновь становиться безрассудным, поэтому я сдержался. Мать обнажилась. На вершине горы под пальмой, пустившей корни в море, а верхушкой устремившейся в небо, моя мать разделась, не ведая стыда, как Ева в Эдеме, и легла с мужчиной. Стыд не покрывал их наготы. Эта странная картина, когда два неприкаянных тела соединились и стали одной совершенной плотью, напоминала торжественную церемонию. Да-да, это было больше всего похоже не на галлюцинацию, не на потустороннюю реальность, не на сон, а на некое таинство. Только вот что это было за таинство?
— Что все это значит? — спросил я отца, подойдя к нему сзади.
Он продолжал свою работу, как будто меня рядом не было.
— Ты сказал сейчас, чтобы брат съездил, что ты будешь ждать. Мне показалось, это значило, что в Намчхон мы едем не к матери. Ведь ты же не о ней говорил. Мне показалось, тебе известно что-то такое, чего не знаем мы. А еще я думаю, ты знаешь, зачем мать поехала в Намчхон, знаешь, зачем она зовет туда нас с братом. Ты…
Тут я замолчал. Отец резко обернулся ко мне и, показывая, что продолжать не надо, приложил палец к губам:
— Тсс…
Присев на корточки и нагнувшись вперед, он гладил листья молодых саженцев. Я не понимал, почему мне нельзя договорить, но замолчал и ничего не спрашивал.
