В наше первое свидание я спросила у Боба, что толкает его к такому активному участию в общественной деятельности. «Я – человек дела!» – ответил он с пылом, достойным кандидата в школьные старосты. Симпатичный Боб чем-то походил на Рона Ховарда в роли юного Ричи Каннингэма из сериала «Счастливые дни», и я с нетерпением ждала второй встречи с ним.
В следующий раз мы должны были встретиться в боулинг-баре с моими друзьями – Томом и Сюзанной. Когда началась игра, Боб стал критиковать технику Тома. «Ты слишком быстро отпускаешь, – заявил он, – не доводишь замах до конца». Я тогда и не вспомнила о том, как Боб упоминал, что был профессиональным инструктором по боулингу. Его замашки школьного старосты возмутили меня.
Оставалось надеяться, что я не опозорюсь и не пошлю шар в желоб. Но как-то вышло, что в тот вечер я совершенно преобразилась, выбила в четырех турах 163 очка и буквально уничтожила трех своих компаньонов. В разгар игры я вдруг заметила, что чем больше совершаю удачных бросков, тем чаще Боб одергивает меня.
К концу вечера я потеряла всякое желание обниматься с «обниманием».
В течение нескольких следующих недель трое моих знакомых сказали, что нашли для меня «потрясающего парня». Увы, во всех трех случаях парень оказался нашим другом Обниманием. Теперь я уже боялась самого худшего – что в Бенде уже не осталось одиноких мужчин.
Я и прежде подозревала, что демографическая ситуация в Бенде сложилась не в мою пользу. Город изобиловал пенсионерами, семнадцатилетними сноубордистами и на удивление молодыми супружескими парами. Однажды в магазине видеофильмов я заметила беременную женщину с мужем; обоим было чуть больше двадцати, и я подумала, что они явно поспешили заводить семью. Тут из прохода, где продавались мультфильмы, выпорхнули трое маленьких ребятишек и бросились к беременной с криком «Мамуля!». Помнится, в Лос-Анджелесе я не знала ни одной женщины, которая родила бы раньше, чем в тридцать два.
Лыжная секция, куда я записалась, состояла сплошь из пенсионерок. На третью неделю посещений я потеряла одну из своих дорогущих варежек из овечьей шерсти, и мне пришлось позаимствовать у инструкторши дешевую поношенную пару. Пальцы тут же заледенели, а зубы начали громко стучать, и тогда одна из пожилых дам повернулась ко мне и сказала: «Вам сейчас не помешал бы прилив крови к верхней части туловища». Неужели она намекает, что у меня климакс? Хорошенько все взвесив, я предпочла больше не посещать эти занятия.
Не принес успеха и гимнастический зал. Однажды я взяла с собой подругу – юриста из местной полицейской управы. «Да тут у половины парней уголовное прошлое, – сказала она, – с четырьмя я сама работала. Не тот ты зал выбрала, подруга». К тому времени я ходила только в этот зал. Тот, в котором меня не устраивал вид из окна, я уже бросила.
Со времени моего переезда в Бенд прошел уже почти год, новизна впечатлений осталась позади, и я знала, что никакие имбирно-персиковые коктейли не вернут ее. Я вспомнила, как подробно разрабатывала план своей «Обана-Сюза!», и теперь уже понимала, что допустила фатальный просчет. Я заранее разведывала все, что касалось погоды, велосипедных трасс, спортзалов, кофеен и стоимости жизни, но упустила из виду то важное, о чем в первую очередь спросила моя мама: есть ли в Бенде одинокие мужчины? Я строила себя по образу и подобию Мэри Тайлер Мур, забыв о том, что Мэри так и осталась одинокой.
Признаваться в этом было горько. Я думала обо всех тех месяцах, что провела в терзаниях: порвать или не порвать с Алеком. Прошел год, и вот передо мной почти точно такая же проблема: как узнать, что пришло время расстаться – и на этот раз с городом? И снова мне не хотелось принимать поспешных решений. Я вспоминала, сколько усилий положила, желая убедить себя – а тем более друзей и родных – в том, что начинаю новую жизнь. Я размышляла о времени и надеждах, которые вложила в этот город. И волосы мои по-прежнему оставались мягкими, шелковистыми. Я не готова была уехать. Пока не готова.
Кроме того, у меня появилось нечто другое, над чем следовало сейчас подумать: подготовка к «Туру смерти».
Вам, наверное, знакома поговорка, что люди переживают разрыв вдвое быстрее, чем длились их отношения. Мы с Алеком провели вместе тридцать восемь месяцев, значит, у меня есть еще семь месяцев на выздоровление, и если это произойдет, я не буду считаться Занудой-которой-не-мешает-научиться-жить. Но поскольку Алеку, похоже, хватило на это семи минут, я сочла делом чести «подтянуться».
Я знала: есть лишь один способ убедиться в том, что Алек больше для меня не существует, – увидеть его во плоти. Не сомневаясь, что уж в «Туре смерти» он примет участие непременно, я решила, что именно это мне и нужно. Да и потом, от этого велопробега я всегда получала удовлетворение, и мне не хотелось отказывать себе в этом удовольствии только потому, что мы с Алеком уже не вместе. Я получала шанс заявить свое право на то, что прежде было нашим общим. Я наслаждалась, воображая, как проеду мимо него, замечу, кивну, может, махну рукой и брошу с холодной любезностью: «Ну, как дела?» И вот это будет самое то.
Я догадывалась, что исполнить задуманное будет нелегко. За всю зиму я ни разу не выводила из гаража велосипед и была сейчас в неважной форме, но меня не покидала уверенность, что, преодолев 16 000 футов крутого подъема, я докажу свое превосходство.
– Что ты, мазохистка хренова? – удивилась Нэнси, когда я посвятила ее в свой план. – Сначала ты пустилась в этот «Тур смерти», чтобы порвать с ним, а теперь еще и это? Лучше ничего придумать не могла? Может, в Орегоне тоже есть какой-нибудь симпатичный «Тур смерти»?
Но я не купилась на это.
– Слушай, такты хочешь, чтоб я показала ему, кто из нас победитель, а кто – проигравший? – спросила я.
И потом, подумала я про себя, у них всегда такое шикарное мороженое.
Выехала я поздно; передо мной лежали 400 миль безлюдного шоссе всего с двумя маленькими городками, и я знала, что мне придется провести ночь в дороге. К тому времени, как я въехала во второй городок – Альтурас, – мне хотелось спать и было слегка не по себе. Я остановилась в первом же мотеле, попавшемся на пути, зарегистрировалась у подростка-немца и поспешила в комнату, чтобы позвонить Нэнси и получить моральную поддержку.
Там я обнаружила, что не только приехала в самую что ни на есть северо-восточную часть Калифорнии, но и совершила путешествие во времени. В комнате стоял дисковый телефон. Сначала я просто осматривала его, затем сняла трубку и вставила пальцы в дырочки на диске; мне казалось, что я отрыла из вечной мерзлоты бивень мамонта. Я набрала ноль, и тут состоялся следующий разговор:
