Меня накрывает паника, и когда уже мне становится совсем плохо, когда паника накрывает меня с головой, как накрывает морская волна в момент прилива, вдруг включается свет.
И тут понимаю, где я! Это подвал в садовом домике Аллы Семеновны! Я столько раз спускалась сюда за банками консервированных овощей и фруктов, вон на той полке стоят огурцы, а прямо передо мной банки с вареньем, в углу свалены мешки с картошкой. Под потолком горит тусклая лампочка, меня просто бросили на пол, даже не развязав. От сюда сбежать не возможно, кричать тоже бесполезно, яма глубиной метров пять, со всех сторон бетон, вверху толстый деревянный пол.
Как только включился свет, услышу скрип половиц над головой, в подвал спускается грузная Алла Семеновна.
Еще немного и я увидела на верхних ступенях ее ноги копытца в ярко-красных атласных тапках с опушкой. Она не спешила, передвигалась осторожно, словно боялась упасть. Сколько себя помню, Алла Семеновна никогда в подвал не спускалась, здесь бывала я, ее сынок, да еще работница, что на лето нанимали ухаживать за хозяйством.
Наконец Алла Семеновна сползла с последней ступеньки и предстала передо мной как грозный янычар, стоит, широко расставив толстые слоновьи ноги, уперев в бока руки, голову наклонила вправо и рассматривает меня как зверюшку на арене цирка, хотя скорее в клетке зверинца.
— Ну, девка, ты даешь, никогда не думала, что у тебя ума хватит все это провернуть, ну теперь тебе надо будет кое-что обратно вернуть, — говорит Алла Семеновна, а сама рукава закатывает, как будто в рукопашную собралась идти.
— Что вернуть, говорите яснее….
— А то, тварь ты, моего сына посадили за твое похищение…
— Так он похитил меня вместе с мачехой моей и отчимом, и удерживал.
— Нет, голуба, так не пойдет, сейчас ты возьмешь бумагу и напишешь, что претензий к моему сыну не имеешь, и когда его выпустят из-под следствия, я, возможно, выпущу тебя.
Я смотрю на эту глупую бабу, которая так любит своего сыночка, что готова сама пойти на преступление, и не понимаю ее действий. Ведь если меня сейчас ищут, то мое заявление в полицию вызовет много вопросов. О чем она только думает. Но я ей этого не говорю, на все соглашаюсь, лишь бы получить свободу. Хотя о чем это я? Какая свобода, им нужны деньги, они ни за что меня не выпустят по доброй воле.
— Несите бумагу, я все подпишу.
Мне надо вырваться любимыми способами отсюда. Но тут слышу еще шаги, в подвал спускается Ангелина, и тут до меня доходит, что все самое страшное впереди.
— Ну что, падчерица, набегалась, ведь сразу сказала, что моя возьмет, не надо было убегать.
— И вам здравствуйте, Ангелина Владимировна, так как то не сложилось у вас, замуж мне идти теперь не за кого, жениха то вон, посадили.
— Ну, это поправимо, сейчас Алле бумагу подпишешь, ей адвокат уже давно документ составил, там глядишь жениха выпустят, — Ангелина ядовито улыбается, ее глаза остаются холодными и злыми, так и «буравят» мою бедную шкурку.
— А если я не хочу замуж?
— А кто тебя будет спрашивать, будешь артачиться, мы тебя с Аллой прямо тут прикопаем, лет через пятьдесят найдут, — и они ржут, смех у них страшный, это смех двух гиен, перед тем как они бросятся убивать загнанного зверя.
Мои тюремщицы «побеспокоились» обо мне, мне кинули в угол старый матрац, рядом поставили ведро справлять нужду и ящик — импровизированный стол. Мои руки сковали наручниками, через которые продели цепь и прикрепили к балке. Мне отсюда не вырваться!
Страшно принимать пищу из их рук, еще страшнее пить воду, но пить ужасно хочет.
Мои вещи мокрые от пота и грязи стоят на мне колом, тело постоянно чешется, волосы слиплись и висят сосульками. Но это ерунда по сравнению с тем, что меня может ожидать в руках этих двух злых баб.
Через полчаса мне сделали импровизированный стол из ящика, принесли бумагу и ручку, и Алла подсунула мне под нос бумагу от адвоката, как и что нужно написать, чтоб ее любезного сыночка выпустили.
Пишу под диктовку, а у самой мысли носятся как стадо антилоп, вот сейчас напишу эту бумагу, через день два они вытянут Витьку из тюрьмы, пусть неделя на все остальные дела, но как только поставлю подпись под брачным договором, я им больше не нужна. И что со мной сделают эти две мегеры? Может то, что сделала Ангелина со своим отцом, моим дедом. А может и хуже.
Главное, что никто не знает где я! Для них нет ни одной подсказки. А мои похитительницы теперь на стороже, мне удалось сбежать дважды, теперь они меня не отпустят.
А еще я знаю тайну Ангелины, за эту тайну она меня убьет, это я ощущаю кожей, она смотрит холодно, оценивающе, как будто пытается разобрать мое тело по частям, они вместе с Аллой Семеновной страшные люди, смотрю на них и понимаю, что убийства для них не впервой….
И понимаю умом всю безвыходность своей ситуации.
Одна надежда — меня должны найти! Нет, просто обязаны! А мне нужно тянуть время.
И решаю, что лучше умру, чем буду есть ту гадость, что они мне приносят, а главное не пить воды, в воду легко могут подмешать наркотик, и пока соглашаться на все, тянуть время, и надеяться, что меня найдут.
Глава 33 Денис!!!
Я не знаю, сколько уже сижу в этом подвале, может день, а может два, а может уже и неделю, здесь не заметно течение времени.
Раз в день ко мне спускается Ангелина, приносит в миске кашу и меняет ведро. Все это делает с брезгливым выражением на лице.
Она проверяет крепость моих оков, дергая цепь, к которым прикреплены мои наручники, меня при этом вздергивает вверх, выворачивая суставы, как бы не старалась сдержаться, слезы наворачиваются на моих глазах, и я непроизвольно вскрикиваю.
А Ангелина, получив порцию удовлетворения от моих страданий, удаляется победным шагом.
Чтоб ты хоть раз, спускаясь сюда, навернулась с лестницы!!!
Все эти дни не вижу солнца, даже лучика его, не понимаю, сколько прошло дней, потеряла счет часам, в моей темнице светит только маленькая тусклая лампочка высоко под потолком. Изредка ее выключают, и так я понимаю, что ко мне больше никто не спуститься.
Страшные мысли закрадывается мне в голову!
Меня здесь похоронят!
Тут никто никогда не найдет!
И я не увижу больше никогда солнечного света, голубого неба, как меняются времена года и с ними меняется земля вокруг! У меня не будет будущего, о котором я мечтала.
А ведь почти уже получилось, если бы тогда не сглупила и не пошла со Стасом!
Я больше никогда его не увижу Дениса, маму, любимую бабушку, от этих мыслей наворачиваются слезы, но не буду плакать, не доставлю этим мегерам такого удовольствия. Эти две злобные тетки, не знающие любови, не дождутся от меня слез. И все-таки я тихонько плачу.
В один из таких тоскливых дней скрепят ступени, и ко мне в подвал кто-то спускается. Каково было мое удивление, когда я поняла, что на сегодня мой посетитель — Витька. Он сильно изменился, толи осунулся, толи больше похудел, вдруг стал похож на тень (тень отца Гамлета), волосенки поредели, под глазами залегли тени, на лице видны стали следы побоев (когда только успел), его взгляд холодный, какой-то жесткий, в презрительно прищуренных глазах — ненависть.
— Ну что, сука, отбегалась, — эти слова он просто выплюнул мне в лицо.
Витька стоит возле лестницы, не приближаясь ко мне, видимо хорошо запомнил нашу последнюю встречу, слова как пули вылетели из его рта.
— И тебе, Виктор, здравствуй.
— Что мне твое «здравствуй», у меня по твоей милости два ребра сломано, нос и нет двух зубов, — Витька говорит, шепелявя, значит все-таки достала я его тогда.
— А я то думаю, чего это ты во внешности поменялся как-то, возмужал, да ты не переживай, шрамы украшают мужчину, — смотрю на этого щуплого паренька, и сама себе удивляюсь, чего это я его сразу не отлупило, могла и охоту жениться так отбить.
— Да я работы по твоей милости лишился, чуть уголовником не стал, — Витька сверкает злыми глазенками, брызжет слюной.