И вот ещё один серебряный юбилей. Вашкины. Совсем же молодые. Неужели двадцать пять лет вместе? Так это же только официально. Они же одноклассники.
В детстве, когда Шура слышал в исполнении Валентины Толкуновой: "Серебряные свадьбы — негаснущий костер,
Серебряные свадьбы — душевный разговор", он живо представлял себе завалинку деревенского дома и двух пожилых супругов.
Вашкиным по сорок семь. И что живая современная Даша, что крупный, но спортивный Фёдор никак в эту пасторальную картинку не вписывались.
И то, что происходило на их серебряной свадьбе, было больше похоже на студенческую вечеринку. Институтские и школьные друзья обоих, те кто был или не был на их свадьбе, пели песни под гитару, травили байки и смотрели старые фотографии, узнавая на них знакомые лица.
Кузьмин поглядывал на Лёлю. Она знала почти всех. Отношение к ней было как к "мелкой". Все помнили её бабушку. И маленькую Оленьку Склодовскую, которую как раз тогда прозвали Лёликом.
Сейчас она живо участвовала в беседе. Время от времени находила под скатертью руку Кузьмина и крепко сжимала его пальцы. Шура пытался догадаться, зачем она так цепляется за него, как за якорь.
Лёля вспоминала саму свадьбу. Как она сидела рядом с бабушкой. Ей было девять. И в виде большого исключения её тоже пригласили. И на регистрацию, где она чуть было не чихнула в самый ответственный момент. И на банкет.
Там её мучала жажда. Потому что из "детского" был только "Тархун", а Склодовская терпеть не могла газировку.
А ещё зависть. Страшная зависть жгла душу маленькой Лёли. Федя женился не на ней, как говорил два года назад. А на Даше. Это было обидно. И платье на Тодоровой было точно, как у принцессы из сказки. Пышное. Белое. С кружевом. Ей же пришлось пойти в красном китайском хлопковом, которое как раз стало чуть маловато. И красных туфельках на размер меньше. Новые купить не успели.
Обида тогда была так велика, что Лёля разрыдалась прямо в середине праздника, спрятавшись предварительно в дальнем углу кафе, где была свадьба. Там её и нашёл Федя. И долго держал на руках, успокаивая. Будто она была его дочкой.
Воспоминания были такими живыми и яркими, что нынешняя Лёля не знала, куда себя деть. Она давно перестала страдать из-за женитьбы Вашкина. Они с Дашей, их девочки и Кирка — ее настоящая семья.
Вот теперь Кузьмин сидит с ней рядом, мощной фигурой загораживая от взглядов. Теперь они смотрят на неё по-другому. Эти седые уже "мальчики". Посмеиваются. Вспоминают "мелкую". Будто бы и не воспринимают всерьёз. Но глаза то выдают совсем взрослые мысли. Неуютно. Сбежать бы. Да не хочется обижать Федю с Дашей.
Как-то случайно одна из гитар попала Кузьмину в руки. Он взял пару аккордов. Лёля глянула на него удивлённо. "Да, милая, я и на фортепьяно могу, и на машинке, и вышивать." — мелькнула в голове у Шуры.
— Пора, собирайся скорее
Мы что-то бездарно стареем…, - зазвучал голос Кузьмина в наступившей тишине.
— Пора разобраться по реям и рвать якоря*, - подхватил Федя.
Лёля эту песню не знала. А вот ребята, с кем Вашкин был в студенческом стройотряде, запели дружным слаженным хором. Только мужские голоса. Мощно. С чувством. Точно зная, о чем они поют сейчас.
По телу Склодовской пошли мурашки. Она увидела, как обняла себя за плечи Даша. Вдруг посерьезнили лица у девочек.
Кирка опрокинул в себя коньяк. И отшла к окну. За ней кинулся кто-то из Фединых друзей. Виртанен передернула плечами, скидывая мужские руки.
Кузьмин последними аккордами ударил по струнам. Наступила тишина. Потом раздались аплодисменты.
— Ну, Евгеньич, ты даёшь! Вот уж талантливый человек талантлив во всем.
Шура передал гитару дальше. Притянул Лёлю ближе.
— Шурка, давай сбежим, а? — жалобно прошептала она ему на ухо.
Они, стараясь не привлекать к себе внимание, выдвинулись в прихожую. Выглянули Вашкины.
— Вы чего? Уходите?
— Простите, ребят, я дежурю завтра. Пора.
И они вывалилась в июльскую московскую ночь. Вызвали такси.
На самом деле у Кузьмина завтра был выходной. Никогда он не позволил бы себе алкоголь перед сутками дежурства.
— Лёль, что-то не так было весь вечер?
— Да, знаешь, вспоминала всё… И их свадьбу. Потом свою…, - Склодовская неловко замолчала, думая, что совсем неуместно будет обсуждать эти темы.
— Что, невесело было?
— Мне были малы туфли. Но никто не купил мне новые. Вдруг бы нога до сентября ещё выросла, — горестно сказала Лёля, — Представляешь, я через двадцать пять лет помню только это. Дурацкое платье, туфли и зависть. А про свою… Ой, нет, Шур, это совсем сложно. Там вообще всё было не так, как я хотела.
— Солнце, родная моя…, - Шура гладил её кудри, — Со всей ответственностью могу заявить, что сегодня вечером ты была самой красивой женщиной из всех. Ты прекрасна!
Он хотел ещё добавить, что у неё будет такая свадьба, какую она захочет. Любое платье и туфельки. Только бы улыбалась. Но не решился произнести это вслух.
Лёля уткнулась носом Шуре в грудь. Снова плакала ему в рубашку. Детская боль утихала. Уходила, прощаясь с ней вот этими тихими слезами.
_________
* "Сплавная", автор В. Дернунов.
Глава 53
У Кузьмина в квартире шёл ремонт. Не масштабный. Скорее косметический. И этот процесс напоминал о неумолимо приближающемся сроке приезда Кати.
Этого события Лёля панически боялась. Она перекладывала в голове известные ей факты и так и эдак.
В любом раскладе выходило, что у неё незавидное положение. Никогда нельзя ставить мужчину в состояние выбора между женщиной и ребёнком. Особенно если женщина — не мать этого ребёнка. А она ей не мать. И никогда ей не станет.
Мало того, этот ребёнок пережил разрыв родителей и новую семью мамы. Отстрадал. Не справился. И теперь её тут ждёт новое испытание. Новая женщина папы. У Лёли мелькнуло конечно "новая семья". Но они с Шурой встречаются два месяца. О чем разговор?
Пока Катя не пошла в школу, всё ещё можно переиграть. Устроить её учиться ближе к дому, например. Тогда не нужно будет влипать в решение проблем её адаптации.
Короче, Склодовская трусила по всем фронтам. И ругала себя за эту трусость на чем свет стоит. Всю жизнь она давила в зародыше любые проявления собственной слабости. А тут так накатило, что накрыло с головой.
У неё нет сейчас на это сил. На новую работу над собой. На выстраивание отношений.
Спасительным светом в конце тоннеля виделся отъезд в Болгарию. Эта поездка была запланирована давно. Визы оформлены. Билеты на самолёт куплены. После возвращения из Североморска Лёля подумывала всё отменить. Остаться в Москве и помогать с ремонтом. Да и просто побыть вместе. Кузьмин то как раз уговаривал съездить. Позагорать. Раз уж так получается, что отпуска не совпадают. Но вот прошло время. И сейчас она чувствовала необходимость уехать.
Рядом с Кузьминым у неё напрочь отрубалось мышление. Десять дней возле моря дали бы возможность "перезарядить батарейки".
Собиралась она в совершенном душевном раздрае. Кузьмин ходил рядом тенью. Помогал закрыть чемодан. Хмурился. Будто что-то хотел сказать, но не решался. Лёля уже не стала спрашивать, что случилось. Просто потому, что испугалась, что ответ её расстроит.
Вашкины всей толпой улетели ещё два дня назад, отгуляв свой исторический бал с блеском и шумом.
"Всё нормальные с корабля на бал, и только мы с бала на самолёт", — пошутил Федя. Чемоданы и дочек им привезла Лёля прямо в аэропорт. Они своим видом наделали шуму на регистрации. Федя в генеральской форме был хорош необыкновенно. С ними выстроились очередь фотографироваться. Дочери предлагали брать деньги за фото и окупить билеты. К их разочарованию родители переоделись в туалете и отдали костюмы Склодовской.
В аэропорт провожать Лёлю Шура не попал — был вызван на совещание к руководству больницы. Лёля рыдала в такси на руках у Кирки. Ей было обидно. Взрослое понимание, что Кузьмин на работе, отказывались с ней сотрудничать. Реальность била больно.
