во всем мире.
Я проснулась от сна, который вел меня по итальянским улочкам мимо знакомых лиц к темной реальности, которая врезалась в мою душу. Я резко села, и наручник ударился о дерево.
На том месте, где была моя рука, лежала подушка, и я нахмурилась, поняв, что Рокко, должно быть, сдвинул наручник ниже по изголовью.
Наверное, чтобы избавить себя от необходимости ампутировать мне руку, когда она откажет от недостатка крови.
Мой взгляд с облегчением переместился на пустое пространство рядом со мной. Но облегчение было недолгим, так как возникла потребность помочиться, и я с тоской посмотрела на уборную в другом конце комнаты. Я разрывалась между мочеиспусканием в постель и призывом на помощь. Но мне не нравилась мысль, что Рокко найдет меня здесь, в луже стыда.
— Хэй, привет! — Крикнула я, надеясь, что появится Фрэнки с более добрым лицом. Шаги раздались у двери, и я сжала челюсть, готовясь к худшему. Рокко.
Дверь распахнулась, и в комнату вошел Энцо, его мускулистое тело заполнило дверной проем. У меня пересохло в горле, когда он потер затылок, как будто вспоминая, как я ударила его винной бутылкой.
— Доброе утро, маленькая землеройка. Или мне следует сказать «после полудня», потому что ты проспала половину дня?
Я сжала губы, мое сердце колотилось, когда он неторопливо приближался ко мне.
— Тихая сегодня, — усмехнулся он. — Рокко наконец сломил твой дух? Или у тебя просто болит горло после ночи счастливого сосания его члена?
— Как будто я когда-нибудь прикоснусь к этому ублюдку, — выплюнула я.
— А, она говорит. — Он ухмыльнулся, и его темные глаза заставили меня вздрогнуть. Я заметила охотничий нож, привязанный к его бедру, и мое дыхание участилось.
— Мне нужна ванная, — сказала я, высоко подняв подбородок, решив выдержать его взгляд.
Энцо был таким же красивым, как и его брат, но более грубым. Волосы у него были взлохмачены, глаза суровы и полны жестокости, которую он не пытался скрыть. Он был печально известен своей непредсказуемостью, а преступления, связанные с его именем, вызывали у меня мурашки по коже.
Энцо полез в карман и молча достал ключ. Он двинулся вперед, отстегивая наручники, и я тут же высвободила руку. Он склонился надо мной, достаточно близко, чтобы его бедро и рукоять ножа упирались в мою ногу. Мои пальцы чесались, и я сдвинула руку, задев ремешок.
Резким движением я бросилась на него, моя рука сомкнулась на рукоятке, и адреналин хлынул по моим венам.
Энцо схватил меня за запястье, когда я вытащила огромный нож, и маниакально улыбнулся.
— Что теперь, маленькая землеройка? Ты убьешь меня?
Он поднял нож, полностью контролируя, и его пальцы так сильно сжали мои, что я вздрогнула. Он приставил лезвие к своему горлу, и мои глаза расширились.
Смелость читалась в его взгляде, и я с яростью толкнула рукоять. Он дернулся назад с диким смехом, забирая нож с собой.
— Ты действительно сделала бы это, не так ли? Мне нравится твоя искра. Но будь осторожна, искры вызывают пожар.
— Зачем мне быть осторожной? Может, если мне повезет, все это место сгорит, — прошипела я, и его брови выгнулись.
Он указал на ванную ножом, и его холодные глаза проследили за мной, когда я соскользнула с кровати и направилась в нее. Как только я закрыла дверь, она снова распахнулась, и я отшатнулась назад, когда Энцо уперся плечом в дверной проем.
— Ты пойдешь с открытой дверью или не пойдешь вообще. — Он повернулся ко мне спиной, но остался стоять на месте, и я не знала, радоваться ли, что он не собирается смотреть на меня, или злиться, что он почти не дает мне уединения.
Я спустила пижамные штаны в знак поражения и упала на унитаз, натягивая топ на бедра на случай, если он решит посмотреть.
Я закрыла глаза, сосредоточенно проклиная его имя, когда жар пробежал по моему позвоночнику и сделал невозможным пописать.
— Просто отойди от двери! — в отчаянии крикнула я.
Энцо усмехнулся, но ушел, и у меня вырвался вздох облегчения.
Наконец я помочилась и пошла мыть руки. Я моргнула несколько раз, когда поняла, что мое обручальное кольцо пропало. Несомненно, Рокко сорвал его с моего пальца, чтобы подразнить меня или отправить моему отцу. Но он не знал, что на самом деле было приятно избавиться от кольца. Носить его означало, что мое обещание выйти замуж за Николи все еще оставалось в силе, но без него я чувствовала, будто одна из моих цепей порвалась.
Вновь появился Энцо с кучей одежды в руках.
— Одевайся. — Он бросил джинсы, нижнее белье и белую майку к моим ногам и снова ушел.
Вскоре я надела их и вернулась в спальню, обнаружив у двери Энцо с наручниками в руках.
— Запястья вместе, — скомандовал он, и я стиснула зубы.
— Это действительно необходимо?
— Если ты не хочешь потерять несколько пальцев, то необходимо. — Он одарил меня демонической ухмылкой, и мое сердце сжалось. Я вытянула запястья, и он застегнул наручники, удерживая их и вытаскивая меня из комнаты.
Он провел меня вниз и мне в нос ударил запах чего-то горелого. Когда мы вошли на кухню, Фрэнки прошагал через кухню и швырнул в раковину горелую кастрюлю с чем-то, похожим на смолу. Он открыл кран с проклятием, и дым и пар заклубились в воздухе.
— Пожалуйста, скажи мне, что это не обед, — сказала я, и Фрэнки обернулся, выглядел он взлохмаченным.
— Это был обед, — сказал он в отчаянии, ругаясь себе под нос по-итальянски.
Энцо затащил меня на остров и посадил на табурет. Он подошел к холодильнику, достал масло и взял буханку хлеба на прилавке.
— Мы снова будем есть бутерброды, — проворчал он, вынимая свой охотничий нож и размазывая им кусок масла.
Что за черт?
Фрэнки взял ложку и начал счищать остатки того, что осталось в кастрюле, в мусорное ведро.
— Смешно, — пробормотала я.
— Что еще? — прорычал Энцо, устремив на меня свой острый, как бритва, взгляд.
Я посмотрела на масло на его охотничьем ноже и указала на него.
— Это смешно.
Я посмотрела на посудину, которую держал Фрэнки.
— И это жалко. Тебя никто никогда не учил готовить?
— Обычно для этого у нас есть горничные, но мы не можем привести их сюда, пока ты в доме, — мрачно нахмурившись, сказал Фрэнки.
Энцо достал из холодильника какую-то сомнительного вида коричневую вещь, и я скривилась.
— Позволь мне готовить, — настаивала я. — Я хороша в этом.
Энцо цокнул.
— Без шансов.
— Почему