за заботу, конечно, но это мое личное дело.
— Ты девушка, Ксюша, из-за этого у него есть преимущество. Я волнуюсь за тебя. Могу я себе это позволить?
— Как за девушку или незаменимого сотрудника?
— Как за человека, судьба которого мне не безразлична.
Леон ставит пустую чашку на стол. Я с надеждой спрашиваю:
— Все? Тебе уже пора?
— Я никуда не спешу, но тебе следует отдохнуть, поэтому пойду. Ты, кажется, уже лучше выглядишь, теперь не так страшно оставлять тебя одну.
Он поднимается со своего места, я за ним.
— Ты поэтому ко мне в гости напросился? Не хотел одну меня оставлять? — меня поражает внезапная догадка и на душе разливается тепло от его заботы. — Да. Поэтому, — признаётся, не отводя от меня взгляда. — Выпей таблетки, ляг в постель и если нужно будет — завтра оставайся дома.
— Спасибо. Мне… мне действительно приятна твоя забота, — признаюсь нехотя, смущенно опуская взгляд.
Леон идёт в коридор, останавливается у входной двери, в последний раз смотрит на меня. Хочет ещё что-то сказать, я это вижу, но вместо этого лишь коротко прощается:
— До завтра. Отдыхай.
— Пока, — закрываю за ним дверь и остаюсь одна в квартире. Так хотела чтобы он побыстрее ушёл, а сейчас понимаю что это одиночество меня совершенно не радует.
Следующим утром я пользуюсь разрешением Леона подольше поваляться в постели. Хоть самочувствие мое чудесное, но вставать рано и идти куда-то совершенно не хочется.
Когда я наконец-то заставляю себя подняться с кровати, стрелки часов близятся к одиннадцати, а от Леона три не отвеченных сообщения. Я быстро печатаю, что буду через час. Мне приятная его забота. Он не кажется мне таким уж плохим и заносчивым, как в первые рабочие дни.
Я принимаю душ и застываю перед зеркалом в гардеробной. Тяжело вздыхаю, потому что хочется одеть коротенькое платье, но вместо этого нахожу на полке очередные черные брюки. Кожа хоть и не печет, но выглядит некрасиво. Я не то чтобы комплексую по этому поводу, просто не хочу чтобы люди задавали лишние вопросы и пялились на меня.
Перед выходом я выскальзываю на балкон и выглядываю во двор. Внимательно сканирую пространство, чтобы избежать новой встречи с бывшим. Но его не видно. Надеюсь, он понял, что я никак не настроена на воссоединение, а его место рядом со мной давно занял другой мужчина.
Я спускаюсь на лифте, иду на парковку, пока выезжаю из двора мысленно вспоминаю все что должна сделать сегодня. Первым делом по дороге звоню знакомой, которая работает в турагенстве и прошу забронировать два билета на авиарейс. Пока стою в пробке достаю из сумочки ежедневник, где указана дата и название отеля, пробиваю его в поисковике и бронирую два номера-люкс, не жалея денег Вересова и на себя.
- Привет, Леон у себя? – прохожу в приемную, здороваясь с Ниной. Она поднимает на меня взгляд.
- Да, он… - договорить она не успевает, дверь в кабинет Вересова открывается пинком и на пороге появляется злой как черт мой начальник.
Он обводит хмурым взглядом пространство, он явно зол и недоволен.
- Кто отправлял документы в «Оникс»? - едва сдерживая себя спрашивает он.
Мы с Ниной переглядываемся. Тон Леона не предвещает ничего хорошего.
- Кажется, я… - прочищая горло, произношу я, но не понимаю что не так. – Я что перепутала документы и не то отправила? – задерживаю дыхание. Хоть бы это было не так, я по несколько раз все перепроверяла и почти уверенна, что курьеру передала именно те документы.
Леон делает шаг вперед, его взгляд выражает абсолютную злость. Он нависает надо мной словно ястреб, ноздри его раздуваются с каждым выдохом.
- Уволена, - одно слово, тихое и угрожающее, но звучит словно приговор.
Я сглатываю вставший поперек горла ком. Во все глаза пялюсь на него и не могу понять он шутит или серьезно. Да что вообще случилось?
- Прости, что? - смотрю на него с недоумением.
- Ты уволена, Ксения! Что не ясного? Я, кажется, предупреждал тебя на этот счет, – кричит мне в лицо, да так громко что я вздрагиваю.
От такого отношения к себе со стороны Леона, да еще и на глазах посторонних людей, мне хочется расплакаться. Что я сделала не так? Почему у него такая реакция?
- Но почему?.. – смотрю на его разъяренное лицо, дыхание обрывается, руки дрожат. Чувствую опасность, исходящую от него. Он меня пугает. Такого Леона я еще не видела. Хотя нет, вру, видела. Когда он уволил весь рекламный отдел одним махом.
- Потому что только что мне позвонила какая-то пожилая женщина, которая нашла конфиденциальный договор с «Оникс» на помойке! – рявкает он.
- Что? Это шутка? Уверена, это какая-то ошибка.
Леон не отвечает. В последний раз окидывает меня гневным взглядом, резко разворачивается, заходит в свой кабинет и с грохотом закрывает дверь. Я так и остаюсь посреди приемной, не в силах пошевелиться. Перед глазами все поплыло. То ли от слез, то ли от нахлынувших эмоций. В висках запульстировало.
- Не волнуйся, Ксюш, у Леона Анатольевича частые перепады настроения. Все уже привыкли, ты просто мало времени у нас еще работаешь. Через час остынет, - вздыхает Нина, смотря на меня с сочувствием.
- Да, конечно, остынет, - хмыкаю я, едва сдерживая слезы в глазах. – Пойду я.
Я выхожу из приемной и быстрым шагом добираюсь до лифтов. Никого и ничего перед собой не замечаю. Меня трясет от негодования, обиды и несправедливости. Леон вел себя так, словно я лично выбросила эти чертовы документы, а не отправила их курьеров. Может, это вообще не правда и никто ничего не находил, но виноватой конечно же меня сделали.
К счастью, в лифте кроме меня никого нет и я могу немного дать волю эмоциям. Смотрю на свое отражение и пытаюсь вытереть слезы и поправить макияж.
Ненавижу Вересова! Ненавижу! И о ребенке не скажу ему! Бесчувственный чурбан!
Делаю несколько глубоких вдохов, створки открываются и я оказываюсь на пустой парковке. Стук каблуков разрезает тишину, здесь уже можно не сдерживать себя, разрыдаться от души. Нахожу свою машину, забираюсь в салон и реву от обиды. Потом говорю себе, что мне нельзя нервничать, что Леон не стоит моих слез, привожу себя в порядок и завожу двигатель.
Автомобиль Леона на
