самое относится к сочетанию природы и искусства, выраженному в цветах с фруктами и нотной тетради. Караваджо столь же известный и влиятельный мастер своего времени, какими были до него Рафаэль, Микеланджело или Леонардо.
― Черепашки-ниндзя, что ли? ― со смешком спросил Эрен.
Микаса приоткрыла рот и в недоумении посмотрела на него. Глаза Эрена лихорадочно забегали: «Я ляпнул какую-то ересь, я ляпнул какую-то ересь… Наверняка выгляжу как придурок. Позорище! Нельзя было так шутить. Лучше бы промолчал и не сознавался в беспросветной глупости».
― Мда… ― протянула Аккерман и снисходительно улыбнулась.
Эрену хотелось проклинать эту улыбку: она была оскорбительной. В этой улыбке он увидел себя со стороны: согласие на меньшее, смирение с собственной твердолобостью.
― Я сморозил фигню?
― Немножко. Но всё в порядке. ― Она махнула рукой, не переставая улыбаться. ― Эрен как Эрен. Ничего страшного. Просто мы с тобой говорим на разных языках.
«Это мы-то с тобой?! Проклятье! Я в каком-то благостном аду. Мы никогда не говорили на разных языках! Мы с тобой не всегда понимали Армина, но только не друг друга… Я попросту жалок. Тупица. Пытаюсь угнаться за тобой на хромой кобыле, а толку-то? Разорвать бы в клочья эту долбанную книженцию ― корень зла! Почему какой-то незнакомый мужик вдруг понимает мою Микасу лучше, чем я?»
***
Октябрь 2012-го года
Если бы год назад, в тот летний денёк в доме мадам Ренессанс, Эрену сказали, что они с Микасой отдалятся, он сходил бы с ума. Но в пятнадцать ему было не до любовных страданий: у родителей разладились отношения, и находиться дома становилось невыносимее день ото дня, к тому же со старшей школой пришла и двойная нагрузка. Однако всё это ничуть не мешало Эрену познать совершенно новый мирок мальчишеского взросления вместе с ночными прогулками, курением сигарет на заднем дворе школы и катаниями без водительских прав на старом Пикапе Кирштайнов, в который ребята набивались под завязку и отправлялись искать приключений.
Чокнутые психи. Да и плевать! Теперь они вольны не сдохнуть в вонючей пасти титанов и продолжать жить. Жить так, чтобы становилось трудно дышать от счастья. Делать глупости, прогуливать уроки, увлекаться чем-то новым.
Однажды Эрен явился на уборку в доме госпожи Шпигель после бессонной ночи. Он веселился с парнями и Сашей Блаус в гараже отца Конни, где выпил две банки пива, но этого было достаточно, чтобы впасть в «кому». Он уснул на полу посреди коридора, и Микаса яростно молотила друга по спине кулачками, огрызаясь, как дьяволица. «Пусть себе орёт и колотит, ― думал Эрен, сияя глупой улыбкой наслаждения, ― даже приятно».
Микаса начала потихоньку закрываться ещё прошлой зимой, когда шла плотная подготовка к экзаменам. Тогда же случились первые серьёзные конфликты между Карлой и Гришей, сказавшиеся на состоянии их сына, и Эрен попросту не замечал, что почти прекратил проводить время с близкой подругой. Ему не хотелось чувствовать себя слабым из-за своей любви рядом с Микасой: хватало беспомощности и дома, в невозможности примирить родителей. Армин мягко намекал ему, что неплохо бы держать связь с любимой девчонкой, но Эрен не ощущал угрозы со стороны потенциальных соперников, и заморозил прежние попытки открыто признаться ей в чувствах.
На одном из своих «задротских сборищ» в компьютерном клубе Армин познакомился с братьями Галлиардами и очень сдружился с ними. Парни учились в той же школе в выпускном классе, и это стало билетом Арлерта в круг «старшеков». Разумеется, вместе с собой он подтянул и лучших друзей. К тому же у Порко были поддельные водительские права с фальшивой датой рождения, потому он спокойно снабжал себя да ребят сигаретами. И хотя Марсель постоянно сетовал на то, что брат однажды доиграется, он прекрасно понимал, что у этого оболтуса напрочь отсутствует чувство самосохранения. Именно поэтому он особенно тепло относился к Эрену, замечая в его характере нечто родное.
Середина октября не могла похвастаться количеством солнечных дней, но все они были относительно тёплыми.
Эрен выбежал на школьное крыльцо и опасливо огляделся, не идёт ли кто из учителей. Достал из кармана джинсов мятую пачку сигарет и удручённо вздохнул: осталась всего одна штука. Размашисто ткнул по зубам последней сигаретой и зажал её губами, нервно ища по карманам зажигалку, но безрезультатно. Он мысленно ругался, чуть не покраснел от злости, боясь проковыряться тут всю перемену.
― О! Егермейстер³{?}[Немецкий крепкий ликёр, настоянный на травах. Его рецепт был создан Куртом Мастом в 1934 году.], это ты там? Дуй к нам! ― прокричал с соседнего крыльца Порко, маша рукой.
― Я. Есть зажигалка?
― Есть огнемёт.
― Уже лечу!
На той самой тусовке в гараже Конни, когда Эрен вусмерть упился двумя банками пива и заблевал чуть ли не каждый угол, Порко, умирая от хохота, прозвал его Егермейстером. Шутка быстро и прочно прижилась. Поначалу Эрен бесился и ненавидел это прозвище, но со временем сжился с ним и даже нашёл свои плюсы.
Подбегая к противоположному крыльцу, заметил, что с Галлиардами стоял ещё один парень. Его широченная спина отчего-то вселяла в Эрена тревогу: «Где я его прежде видел? Не помню. Наверное учится с парнями в одном классе». Поднявшись по ступеням и подойдя ближе, он тотчас забыл, за чем пришёл и замер как вкопанный.
Разумеется, он его прежде видел. Видел этот грубый профиль. И этот здоровый нос, и волевой разлёт бровей над небольшими глубоко посаженными глазами.
― Это Райнер, наш кореш, ― представил его Марсель.
― А ты, значит, Эрен? ― Райнер многозначительно хмыкнул, и уголок его губы дёрнулся вверх. ― Пацаны о тебе рассказывали. Ну, здравствуй…
И протянул ему широкую ладонь. Эрен сконфуженно поглядел на протянутую кисть и задрожал. Казалось, его жидкое бесформенное тело проваливается сквозь бетон и уходит под землю. В голове перемешались возгласы солдат, закрывающих ворота от бегущего на них Бронированного титана, собственные крики о предательстве и хруст ломающегося под кулаком укрепления. На спине выступил холодный пот. Эрен протянул в ответ трясущуюся руку, мысленно уговаривая себя: «Всё хорошо. Мама жива, она дома… Он больше не тот, кто надоумил юных воинов разрушить стену. Этот Райнер ни в чём не виноват. Ни в чём не…»
Глухой удар. Над Эреном сомкнулась ледяная тьма. Ни звука, ни проблеска, ни опоры. Он плыл в бескрайнем вязком чёрном море, не видя горизонта. Со временем звуки стали нарастать ― бурлящие, несуразные. Запахло чем-то успокаивающим и искусственным.
Эрен открыл глаза и понял, что пахло лекарствами. Он
