Оружие в его руках (СИ) - Osolio

Господи, на его лице не было ни морщинки, ни прыщика. Рядом с ним я почувствовала себя простушкой, обернутой в фольгу. От моих прикосновений он не проснулся, наоборот только сильнее завернувшись в плед, он повернулся на бок и тонул дальше в своем мире грез.

Я украдкой наблюдала за спящим мужчиной и ловила себя на мысли: кто же он для меня? Уж точно не муж. Я никогда не разделю с ним постель, как бы того не хотели мои и его родители. Я могла бы быть ему другом, но я до сих пор помнила его жестокий колючий взгляд, его грубые прикосновения и синяки, долго сходившие с тыльной стороны моей шеи и запястья. Я почему-то не боялась его сейчас, но по-прежнему испытывала странную дрожь в теле при виде его брата. Я не могла быть врагом этому мужчине — накликать на себя смерть, это меньшее, что я хотела бы для себя. Возможно, прожив с мужчиной под одной крышей, я пойму его природу и смогу смириться с этим.

Сама не заметив как, я уснула. Я проснулась от голоса капитана самолета — летающая птица готовилась к посадке в частном аэропорту. Теплый кокон сковывал мои движения. Я перевела взгляд на сидевшего напротив мужчину и заметила его задумчивый взгляд в иллюминатор. Он находился так глубоко в своих мыслях, что не услышал шороха. Между его бровями возникла морщинка.

Я сняла с себя плед, и бросила его на пустое сиденье рядом с мужчиной. Стефано перевел свой взгляд на меня и уголки его губ приподнялись. Я потянулась, прогнув спину и вытянув вверх руки. Моя улыбка коснулась губ, и я выдала то, что меньше всего от себя ожидала:

— Признайся, ты скучал по мне.

Брови Россини младшего поползли вверх, а после его грудь стала сотрясаться от смеха.

— Сон придал тебе храбрости, Андреа?

Я нахмурилась и смерила его недовольным взглядом, обиженно выпятив губу. Мы пристегнулись и пошли на посадку. Все это время я не смотрела на него, но чувствовала его взгляд на себе.

— Я хотел извиниться. — Наши глаза встретились. Черная ночь Стефано обволокла меня, и я замерла, боясь проснуться. — Я был слишком груб к тебе.

— Кто ты и что ты сделал со Стефано?

Мужчина рассмеялся. Дисплеи самолета подали сигнал о полной остановки и разрешении расстегнуть ремни. Мы вышли из самолета и свежий воздух врезался мне в нос. Я глубоко вздохнула и улыбнулась, чувствуя свою усталость и в тоже время странную легкость. Милан не был для меня домом, но чувствовать себя здесь мне было комфортно. Я любила Италию во всех её проявлениях.

На выходе из аэропорта нас уже ждало такси. Водитель с услужливой молчаливостью довез нас до особняка моих родителей, и мы со Стефано зашли внутрь. Было тихо: прислугу отпустили на время нашего прибытия на свадьбе.

Все время в дороге мы с мужчиной не разговаривали. Он снова тонул в своих мыслях, а я пыталась переварить его последние слова. Тот Стефано Россини, которого я знала год назад куда-то исчез, и вот этот факт меня пугал.

Мы прошли в гостиную. Мужчина тут же сбросил с себя пиджак, а я прямо в платье села поодаль от него. Так мы оказались по разные края дивана, но и это далекое расстояние мне казалось мизерным.

— Я тебе ничего не сделаю.

Его голос прозвучал устало, и я подняла на него свои глаза.

— Я не боюсь тебя. — И это было правдой. Его я больше не боялась. — Я смирилась с тем, что мы поженимся.

— Смирение — самое отвратительное состояние. К нему приходят только тогда, когда больше не за что бороться.

— А есть за что?

Приглушенный свет от ночной лампы отбрасывал тень на лицо мужчины. Я видела только половину его лица, и мне казалось, что он говорил не про меня, а про себя самого. От моего вопроса наши взгляды встретились, и он наклонился ко мне корпусом.

— У тебя есть гораздо больше причин, чем у многих других. Семья, друзья… — Он вздохнул. — Образование?

Я усмехнулась. Он изменился за год разлуки, и мне показалось, что он расстроен. Что-то произошло за это время и это что-то сильно на него повлияло. Вся легкомысленность, что была на свадьбе куда-то улетучилась и теперь ей на смену пришла усталая грусть.

— Семья, — я фыркнула. — Мою мать больше заботит её еще «молодая» личная жизнь, а отец готов продать родную дочь за лишние пачки евро. Друзья… — Я задумалась и кивнула, подтверждая слова Стефано. — Моника и Хосе — единственные мои друзья. Друзья, которые стали семьей. Люди, за которых я умру. А образование…Какой толк мне от образования, если моя жизнь будет принадлежать тебе и твоей семье, твоим правилам.

— А что, если правила сменяться? Ты будешь моей женой и стоять около меня, а не за мной?

Холодок пробежал по моей спине, и я непонимающе уставилась на него. Стефано был решительным и серьезным. Он что-то задумал — я это поняла ещё на свадьбе, но не приняла к сведению. А сейчас я только убедилась в том, что в его красивой голове хранился какой-то план. Мой голос осип, и я не узнавала его.

— Что ты задумал, Стефано?

Он придвинулся ко мне ближе, и я ощутила его пряный аромат парфюма вперемешку с алкоголем. Его глаза пристально всматривались в мои, от чего я замерла.

— Для начала скажи мне, Андреа, кто ты для меня: друг или враг?

Я уже знала ответ на его вопрос.

— Друг.

— Ты знаешь главную мою тайну, Андреа, но ты не знаешь, что со мной будет, если все вскроется. Но я устал. Я устал прятаться и скрываться, устал бояться смерти от руки своего отца или брата. — Он положил свою голову на спинку дивана, продолжая смотреть на меня своими уставшими глазами. — Быть таким, как я — одно из самых страшных нарушений закона мафии. Мы — извращение, уродство. Сама мысль об этом в нашем клане омерзительна и категорична.

— Луи знает о твоей гомосексуальности?

— Луи? — Он усмехнулся. Я не знала, что его так больше насмешило: сокращенное имя его брата из моих уст или его осведомленность. — Думаю, он догадывается.

Я теребила подол платья, опустив глаза на свои руки. В памяти всплыл разговор с его братом и его двусмысленные фразы, брошенные мне в клубе. Луиджи