мне?
— Съезжу, решу с твоим Колей. Вернусь через пару дней.
— О, круто. Так быстро….
— Думаешь, там еще его подержать?
— Нет конечно! Почему ты все мои слова переворачиваешь?
— Ты мне внутренности переворачиваешь, нужно же как-то равновесие поддерживать, — говорю, как есть, а она открывает глаза шире. И дьявольский рот. В нем мелькает розовый язычок между губ. Скользит по ним, делая их влажными. Сочными. Желанными.
— А ты, всех принуждаешь, кто нравится?
— Ты мне не нравишься, Вера.
— Что? Ты только, что сказал…
— Думаешь, ради телки, которая просто нравится, я бы стал так впрягаться? Рисковать собственной жизнью, свободой?
Что я делаю? Пытаюсь показать как неравнодушен? По сути даю ей ремень, которым можно перетянуть мне яйца. Поймет?
— Зачем ты мне это говоришь?
— Хуй знает. Станцуй для меня.
— Станцевать?
— Да, — снимаю ботинки, иду к дивану. Она так и стоит у выключателя, часто дыша, сжимая руки на груди. — Или разучилась?
— Я никогда не танцевала для кого — то. Просто на островках… У меня не было приватов…
— Даже для Коли?
— Он не просил…
— А я прошу, — наклоняюсь чуть вперед, смотря прямо на нее. От ее красоты голова кругом. Хочется просто закрыть ее здесь как птичку в клетке, никому не показывать. — Мне надо тебя заставить?
— Можно просто попросить! — бесится она, а я в долгу не остаюсь.
— Так я прошу!
— Ты требуешь!
— Вера, ты мне чего мозг выносишь? Потанцуй для меня.
— Пожалуйста…
— Что?
— Ты забыл волшебное слово. Скажи, пожалуйста.
Я тру переносицу. Ладно, для того, чтобы увидеть ее в движении, можно и прогнуться.
— Вера, пожалуйста, потанцуй для меня.
Она довольно улыбается, срывая мне башню. Я словно впервые ее вижу. Сердце о грудную клетку ударяется, словно на свободу рвется. К этой маленькой сучке.
Она топает босыми ногами к телефону. Бросая взгляд на меня, ищет песню. Включает. Комнату наполняют звуки современной мелодии.
Она отодвигает стул, на котором стояла, прогибаясь в спине. Начинает двигаться, причиняя почти физическую боль в паху. Накрываю его, чтобы хоть немного снизить давление, словно в газовой трубе. Еще немного и взорвëтся нахуй. Смотреть на нее в клубе было охуенно, но там она была далеко, а тут руку протянуть и моей станет. На член сядет. Потанцует на нем.
Ее движения точные, тело гибкое. Она почти ничего не делает, даже не раздевается, просто скользит руками по телу, то вскидывает наверх, цепляет меня жадным взглядом, позволяя рассматривать себя со всех сторон в своих простых бриджах и рубашке, что купил для нее. Зеленый ей к лицу. Настоящая ведьма. Ее хочется убить. Но еще сильнее хочется трахнуть.
— Разденься..
— Ты говорил только танцевать.
— Пожалуйста, Вера, разденься, — тон далекий от вежливого, а член уже долбит в ширинку.
Она качает головой. Тогда не выдерживаю. Встаю и хватаю ее за край рубашки. Она кричит
— Только не порви!
Роняю ее на себя, ноги раздвигаю, чтобы сверху села. Она, сучка такая, руки от себя убирает. Двигаться начинает, с ума сводит к чертям. На пределе нервы. Член словно дикий зверь пульсирует.
— Понравилась рубашка?
— Может быть.
— Хочешь еще куплю?
— Я не шлюха, ты помнишь? — поднимает она руки, продолжая скользить задницей по ноющему паху. Сука. Стискиваю зубы, откидываясь на спинку дивана.
— Помню, — вцепляюсь в ее волосы, чувствуя их мягкость и влажность. Она пахнет так, словно только после душа. Свежая, сладкая, сочная девочка. Пальцами расстегиваю пуговицы на рубашке, сглатываю, когда замечаю обнаженную грудь, мелькнувшую в вырезе. Двигаю пальцами быстрее, к чертям срывая ненавистную тряпку.
— Аккуратнее, Леон!
Не зверь. Не ублюдок. Леон. Почти прогресс.
— Что тебе эта рубашка? — утыкаюсь носом в ее грудь, втягивая аромат ее кожи, чувствуя себя наркоманом. Словно каждый вздох, как пары опиума.
— Ну, не было у меня такой никогда.
Пиздец. Я просто понимаю, что готов купить ей всё, только, чтобы на продолжала вот так просто елозить своей попкой по моему члену. Делать волну телом, каждый раз касаясь своим плоским животом моего, задевая грудью лицо. Мне сложно было понять тех мужиков, которые рискуют жизнью ради таких как она, покупают им хаты, порой готовы потерять все. Теперь понимаю. Потому что дело не в том, как она сосет или как телом работает, дело в ощущении рядом с такой как она. Дело в эйфории, которая увлекает в свои сети от одного ее взгляда, одного прикосновения. А иначе, почему, я рискую собственной задницей. Чтобы сказала спасибо? Или чтобы никуда не делась, даже если всю жизнь проработаю простым водилой?
Ловлю сосок, почти прикусывая, слышу судорожный вздох, а руки, что были наверху, падают мне на плечи, сжимая их ноготками. Руки с волос спускаются на изящную спину, гладят позвоночник, находя две затянутые в стрейч половинки, которые сжимаю так сильно, что Вера вскрикивает.
— А по аккуратнее? — просит она, но я лишь качаю головой, цепляя другой сосок, втягивая его так сильно, словно хочу чтобы оттуда что — то потекло. Она бьет меня по плечам, хочет слезть с колен, но я только шлепаю ее по заду, чтобы заняла прежнее место. Ее место.
— Больно! Леон! — хочет отпихнуть, и я отпускаю сосок, но тут же начинаю его лизать так сильно, что вырываться Вера перестает, зато вдруг выгибается, а я чувствую, как между пальцами начинает скапливаться влага в том месте, где смыкаются половинки ягодиц.
— Какая мокрая, пиздец, Вер, — достаю руку, демонстрируя ее. Она отворачивается, а по щекам пятна идут. Стыдно? Ей? Хватаю ее лицо влажными пальцами, к себе поворачивая.
— Ну хватит. Это просто физиология, понял?
— То есть не хочешь меня?
— Что?
— Скажи, что ты не хочешь, чтобы я вставил в тебя свой член.
— Я не… — открывает рот и замолкает, убивая меня взглядом, в котором плещется, что угодно, кроме ненависти. Стыд. Желание. Страсть. Может быть, неловкость. Но ненависти там нет.
— Не?
— А тебе обязательно все это обсуждать?
— Обязательно и мне говорить, что ты мокрая? Я просто тащусь от этого, а тебе стыдиться нечего.
— Почему это…
— Потому что ты моя, Вер. Когда ты примешь это и поймешь, жить проще станет. А твое удовольствие перестанет причинять тебе дискомфорт. Разве тебе не нравится, что мы сейчас делаем?
— Я не… знаю. Можно я пойду, мне еще поучиться надо, а тебе ехать, — хочет она слезть, но я бросаю ее на диван, нависая сверху, скользя влажными пальцами по щеке, губам, впитывая стыдливое желание, что волнами окутывает меня. — Леон, пожалуйста.
Скольжу пальцами в ее рот, а она хочет отвернуться, но я качаю головой.
— Соси
