Генкина спина дернулась, но рука все же толкнула калитку, выскочил со двора, быстро пошел к машине. И толкнулись вслед последние дяди-Митины фразы:
– Да ежели бы забрала тогда тебя мамка-то, что бы с тобой сталось, дурная башка, сам подумай! Дальше-то уж совсем у Анны вкривь и вкось пошло, я все про нее потом прознал… Не дай тебе бог…
Сели в машину, Генка рванул с места. Машину подбрасывало на колдобинах закоулка, казалось, Генка ничего не замечал. Наконец, выехали на ровный асфальт… Вот уже и городок остался позади, и корпуса завода с его трубами и цветным дымом. Ольга глянула сбоку на Генкино лицо и решила благоразумно помалкивать, не лезть с разговорами. Но через какое-то время не утерпела-таки:
– Ген, не обращай внимания. Ну, есть такие люди, согласна, да. Им кажется, что они за правду обеими руками держатся, что лучше плохую правду рубить, чем враньем, как дерьмом, себя обмазывать. Они ж не думают при этом, что своей дурацкой правдой кому-то боль причиняют! Им сама правда важнее, как факт, как принцип… Я и сама такая, Ген. Тоже, бывает, рублю. И тоже не чувствую чужой боли. Ну, природа такая, что нам теперь, окаянным правдорубам, делать? Не обращай внимания.
– Да ну его на фиг… – сквозь зубы проговорил Генка. Было заметно, с каким трудом парень завуалировал этим «на фиг» более крутое словцо, неприемлемое для женского уха.
– Да конечно, на фиг, Ген! Зря ты психанул, правда… Он же сказал, что потом вроде все про нее узнал, что да как… Может, вернемся, все до конца выспросим?
– Нет! Пошел он на фиг!
Генка задышал бурно, с осторожностью повел головой, будто у него сильно затекла шея, потом пробубнил виновато:
– Да, Оль, извини, психанул я… Выходит, зря съездили, даже до конца не дослушали. Но все равно… Зачем, зачем он так? Она же моя мать, как бы там ни было! И твоя тоже! Тебе что, не обидно было за нее?
– Ген, да я же ее не видела никогда… То есть не сформировалось никакой привязки, и мне все равно, в принципе. Ну, хочешь, больше не будем ее искать? Может, нам и не надо ее искать, а? Ну вот что, вернее, кого мы ищем? Не мать, а неуловимая Афродита какая-то! Там появилась, здесь появилась, опять исчезла… И дядя Митя твой сказал, что она якобы за тобой приходила, да мачеха ее прогнала… Точно, не мать, а фантом Афродиты! Вышла из пены морской, со всеми переспала, детей нарожала и исчезла…
– Заткнись, Оль.
– Что?!
– Извини… Ты помолчи пока, ладно? Пока едем, лучше помолчи, вообще ничего не говори. Не могу я сейчас никакую беседу поддерживать. Не обижайся, ладно?
– Ладно…
Так и доехали до города молча. Ольга глядела на мелькающие за окном пейзажи, иногда пропадала в легкой дремоте, удобно примостив затылок в подголовнике. Очередной раз задремав, вдруг резко очнулась – за окном плыла незнакомая улица с частными домами.
– Где это мы, Ген?
– В городе. Приехали уже, просыпайся.
– А что это за улица? С какой стороны ты заехал? Куда мы едем, Ген?
– К тете Наташе. Да вон уже ее дом…
– Вообще-то предупреждать о своих планах надо.
– Извини, Оль. Я как-то не подумал. Да мы ненадолго! Я только у нее спрошу, и все…
Генка остановился у одноэтажного домика, похожего фасадом на пряничную дачу. Но, судя по всему, домик был крепенький, ухоженный. И участок за сеткой-рабицей выглядел ухоженным, с мощенными плиткой дорожками меж цветочных зарослей.
– Папа с тетей Наташей этот дом себе купили, когда я женился, – угодливо пояснил Генка, выходя из машины. – Ну, чтобы вместе с молодыми в одной квартире не толкаться, сама понимаешь… А когда папа умер, я как наследник свою часть дома тете Наташе отдал. Теперь она тут полная хозяйка… Пойдем, она дома должна быть. Да вон, идет уже…
Вынырнув откуда-то из-за цветочных зарослей, к калитке поспешала женщина, держа на весу перепачканные землей руки. Ничем не примечательная женщина, колобок за шестьдесят с хвостиком, с блеклой химической завивкой. Открыв калитку, закудахтала радостно:
– Ой, Генашенька, а я и не ждала тебя сегодня! А чего ты бледный такой? Ты обедал сегодня? Ой, а кто это с тобой, Генаша…
Спросила и уткнулась подозрительным взглядом в Ольгу. И бровки хмарью свела. И зазвенел голосок неприятием:
– Это кто это, а, Ген?! Ты чего это, бессовестный? А если я сейчас Маришке?..
– Успокойся, теть Наташ, это сестра моя, Ольга. Познакомьтесь, кстати.
– Кто? Сестра? Какая такая сестра? Откуда?
– Это мамина дочь. Старшая. Ну, помнишь, мы с Маришкой, когда ремонт делали, письмо мамино нашли…
– Ой! Ой… Да что же это?.. Как же?.. Да вы проходите, проходите в дом. Я сейчас руки помою, чайник поставлю…
– Не суетись, теть Наташ, мы ненадолго. Мне только один вопрос надо тебе задать.
– Вопрос? Какой вопрос? Ну, тогда давайте в беседке присядем, что ль… – И, обращаясь к Ольге, почему-то пояснила торопливо: – Там, за домом, у нас беседка, ее Геночкин папа своими руками устраивал. Золотые руки были у человека.
Беседка и впрямь была прехорошенькой. Вся увитая плющом, с одноногим круглым столом посередине, с удобными скамейками. Только уселись, Генка спросил в лоб:
– Теть Наташ… Мы сейчас от дяди Мити едем. Он говорит, что мама к тебе приходила, хотела меня забрать…
Женщина вздрогнула, моргнула, прижала пухлую ладонь ко рту. Скуксилась было в слезы, но потом, видимо, взяла себя в руки, проговорила уверенно:
– Да, было такое дело, Генашенька. Было. Только не она ко мне приходила, а я сама ее нутром вычислила.
– Не понял… Как это – нутром? Расскажи сама, теть Наташ, чего я тебя пытаю…
– Так а чего рассказывать такого особенного? – вздохнула тетя Наташа, отведя глаза от Генкиного лица. – И рассказывать шибко нечего. Ну, лет десять тебе было, на школьном стадионе с ребятами мяч гонял… А я ж беспокойная была, все время за тобой старалась приглядывать, что, да с кем, да чем занят. Ну и тут тоже – выскочила посмотреть, где ты. Гляжу, а у забора баба какая-то стоит, в сетку руками вцепилась, лицом прижалась. И знаешь, я как-то сразу догадалась, что это она… Хоть и фотокарточки ее ни разу не видела. Она ж, когда сбегала, все свои фотокарточки с собой прихватила. Помню еще, как Васенька насчет этого горевал…
– А как ты догадалась, теть Наташ? – сделал нервное движение корпусом вперед Генка.
– Да по волосам ее догадалась. Хоть и убраны были в узел, а цвет-то у них приметный, светящийся будто. Вот, как у нее… – мотнула в Ольгину сторону подбородком женщина. – Да и всем нутром я почувствовала, что это она. Сердце страхом зашлось. Подошла сзади, окликнула: «Вы Анна?» Она вздрогнула, будто ее ударили плеткой по спине, обернулась. В общем, поговорили мы с ней, Геночка. Можно сказать, по душам. Хотя какая у нее там душа… Она ведь пришла, чтобы тебя это… украсть как бы. С собой увезти. А я не дала! Завыла, запричитала, оставь, говорю, парнишку в покое, что ж ты ему душонку-то рвешь, он только-только успокоился, ко мне привыкать стал…
