Глава 11
На следующее утро Катя Щсбетина пришла к твердому убеждению, что другого выхода у нее нет. Она должна это сделать. Главное — не позволять голове копаться в сути своего плана. Только детали. Техническая сторона дела.
Она позвонила матери и, стараясь придать своему голосу необходимую беспечность, заговорила:
— Привет, мам! Ну как, елку нарядили?
— Только что закончили, — отозвалась мать, и Катя услышала, как она кричит внуку: — Виталик, не балуйся, гирлянда перегорит.
— Мам, а папа… уже на работе? — осторожно поинтересовалась Катя, с трудом не поддаваясь на провокации собственного голоса.
— Как же! — с готовностью запричитала мать. — Спит в мертвецком состоянии! Я прямо не знаю, что делать. Придется, наверное, Вадику звонить, пусть за отца дежурит. Ведь должен же кто-то быть на турбазе. Наверняка кто-нибудь праздновать заявится, а сторожа нет. Уволят!
— Что ты, мам, Вадика не трогай! Он к Оксане на Новый год собирался, пусть едет. А то никогда не женится, — торопливо возразила Катя.
— И то верно. Хоть самой на лыжи вставай — и вперед. Нет, после Нового года потребую, пусть увольняется. Хватит с меня.
— Не переживай так, мам, — перебила Катя. — Хочешь, я за папу подежурю?
— Ты?!
— Конечно. Я Снегиревых с собой позову. У них бзик какой-то: Новый год под елкой в лесу встречать, — врала Катя в трубку. — А ты когда к Даше пойдешь, картошки захвати, у нее там гости.
Катя некоторое время поболтала с матерью и, положив телефонную трубку, еще с минуту постояла в раздумье. Потом уже без колебаний приступила к сборам. Она надела вельветовые брюки, теплый свитер, куртку и вязаную шапочку. Собрала рюкзак и достала из-за шкафа свои старые лыжи. Путь предстоял неблизкий.
…К тому времени как Дима Беспалов привел в Катину общагу своего трудного пациента, она, Катя Щебетина, закончила свою эпопею хождения с протянутой рукой по всем известным в городе фирмам. Катя находилась в полном тупике.
Валерка Снегирев, бывший сосед по парте и ныне директор банка, кажется, без особого удивления выслушал ее историю о больном ребенке, сыне Славки Юнина, о Катином наследстве в Америке и обещал помочь.
В стильной квартире Снегиревых Катя немного расслабилась. До этого момента она уже прошла череду унижений и безнадежный круг почти замкнулся. Таких денег в фирмах Октана не было. Предлагали аналогичные суммы в рублях, но этого было мало. Мало, мало!
Кате нужна была большая сумма. В валюте. И когда Снегирев сказал «подумаем», а его жена Светка побежала готовить кофе, Катя расслабилась. Валерка ушел к себе в кабинет, долго говорил по телефону, а Катя сидела и рассматривала картины на стене, узкую и длинную напольную вазу из какого-то незнакомого ей камня, изящную лампу на столике рядом с собой.
— Единственное, что мы можем сделать для тебя, — бодро объявил Валерка, входя в гостиную, — это предоставить тебе ссуду под небольшие проценты. Устраивает тебя такой вариант?
Катя кивнула, не в силах произнести ни звука, — у нее неожиданно пересохло во рту.
— Нужен документ, подтверждающий твою платежеспособность, — продолжал Снегирев, принимая из рук жены кофе.
— Но какая у меня платежеспособность? — удивилась Катя.
— Твое наследство. Нужна выписка из документа, можно копию, что ты действительно являешься наследницей Юнина и тебе принадлежит то-то и то-то.
— У меня нет такой справки, — с безнадежностью в голосе ответила Катя.
— Но какие-то документы у тебя есть? — допытывался Снегирев, с недоумением глядя на бывшую одноклассницу. Для него было вполне естественно, что все в мире должно быть зафиксировано на бланках. И чрезвычайно удивляло, что не все это понимают. — Когда ты вступила в наследство? — уточнил Валерка, и Катину расслабленность как ветром сдуло.
— Я еще не вступила. Понимаешь, так получилось, у меня сначала денег не было на билет, а потом… А это так обязательно? Ведь по завещанию…
— Постой-постой, — остановил Снегирев. — Когда умер Юнин?
— В мае, — ответила Катя, чувствуя, как внутри все холодеет.
— А сейчас? — спросил Снегирев, глядя на бывшую одноклассницу, как учитель на тупую ученицу.
— Сейчас декабрь. Вернее, уже почти…
— Вот-вот. Уже. К сожалению, Катька, вынужден тебя огорчить. Думаю, что ты свой шанс упустила.
Катя сглотнула. Ей на секунду показалось, что, кроме равнодушия, в голосе Снегирева мелькнуло что-то еще. Что-то вроде удовлетворения. Катю передернуло. Снегирев всегда завидовал Юнину — той легкости, с которой Славка учился. Когда Славка безответно влюбился в Катю, Снегирев смотрел на нее с недоумением и почти злостью. Мол, как она может пренебрегать Славкой? Пожалуй, если бы это было возможно, Снегирев сам бы вышел замуж за Юнина. Теперь Катя вдруг вспомнила это, и ей захотелось уйти.
Но она не ушла.
— Ты можешь поконкретнее? — спросила она, вглядываясь в холеное лицо бывшего одноклассника.
— Насколько я знаю, — заявил Снегирев, — вступить в наследство, то есть заявить о вступлении в наследство, необходимо в течение полугода с момента смерти того лица, которое завещало. Это общее правило, не думаю, что у них в Америке что-то по-другому.
От Снегиревых она возвращалась как во сне. Отдельно сама от себя. Тело само по себе, а она, сущность Катя Щебетина, сама по себе. Реальность раскололась на куски, и Катя с удивлением и брезгливостью наблюдала, как народ толкается у входа в магазин, как женщины покупают ветчину и селедку — дань новогоднему столу, как нарочито беззаботно смеются подростки, а дети в автобусе жуют жвачку.
Ноги привели ее домой, и оказалось, что там ее ждут. В вестибюле сидели доктор из больницы и потерявшийся американец. Оказалось, что Филипп Смит, управляющий фирмой «Юнико», пять месяцев лежал в больнице Октана, мимо которой Катя частенько проходила, навещая родителей…
Когда она все это узнала, у нее началась истерика. Иначе нельзя назвать тот сотрясающий ее дурацкий смех, который оскорбил Диму Беспалова, привел в недоумение иностранца и обессилил саму Катю.
— Видите ли, — начал Дима, с опаской поглядывая на ненормальную дамочку, — Филипп звонил в свою фирму, и я не совсем понял… Там, кажется, какие-то проблемы с вашим наследством.
— Я знаю, — перебила Катя и вытерла платком лицо. — Так все и должно было быть. Все закономерно. Юнин не мог придумать ничего лучше. Он клево мне за все отомстил!
— Не понял, — сказал Дима, наблюдая за Катей. Она показалась ему слишком странной. Может, наркоманка? А он надеялся пристроить у нее Филиппа. Миссионеры уехали. Поселить его в городской гостинице? Он в первую неделю отравится в общепите. Отель для иностранцев еще не достроен. — Я думал, — замялся Дима, — поскольку Филипп ехал непосредственно к вам, Катя, вы и позаботитесь о его размещении.
