— Ой, ну что вы! Никакой драки, человек на лестнице оступился, несчастный случай! — всплеснула руками консьержка.
— Не знаю, не знаю… По-моему, месье Жак совершенно напрасно здесь поселился, — протянула Дунечка и по-французски сказала своему спутнику: — Дорогой, кажется, репутация этого дома не столь хороша, как тебя уверял риелтор. Думаю, тебе стоит потребовать замены апартаментов и выплаты неустойки.
— Я подумаю, дорогая. Возможно, ты права, — програссировал француз, а Рита, которая из всей тирады смогла понять только «дорогой», «дорогая» и «репутация», спросила у Матвея:
— О чем это они?
— О том, что у дома складывается плохая репутация и отсюда пора съезжать, — перевел Матвей.
— Как — съезжать? Почему — плохая репутация? Хорошая у нас репутация! И никогда никаких беспорядков не было! Спокойно все! — всполошилась Анна Макаровна.
— Да, я слышала, как у вас спокойно. Сплошной мат-перемат. Разрешите пройти! — ожгла Дунечка Риту оценивающим взглядом.
Рита посторонилась, Дунечка с французом вошли в лифт и поехали наверх.
— Ну вот, началось. Теперь еще журналисты всякие набегут, ославят наш дом на всю Москву… — мечтательно сказала консьержка. Видимо, уже прикидывала, как она будет раздавать интервью.
— Матвей, давай к Тамарочке зайдем, — попросила Рита.
— Давай, — согласился Матвей и нажал кнопку лифта, которая опять горела зеленым огоньком. Дунечка и ее француз уже добрались до квартиры.
* * *
Тамарочка открыла им почти сразу. Зареванная, с распухшим носом и опухшими глазами, она неопределенно им кивнула и вяло проговорила:
— А, Ритусик, здравствуй. Не разувайся, так заходи, я тут бумаги твои нашла.
Тамарочка пошла в глубь квартиры, по-старушечьи шаркая домашними тапками.
— Бумаги? Какие бумаги? — не поняла Рита, переглянулась с Матвеем, скинула пуховик и пошла вслед за Тамарочкой.
Расположение комнат в квартире дипломата было зеркальным тому, как располагались комнаты в Ритиной квартире. И Рита, хотя была у Тамарочки впервые, сразу нашла гостиную. Комната была роскошной: блестящий паркет с инкрустацией, обои, похожие на бежевый шелк, диван, обтянутый чем-то ворсистым в тон паркету и обоям, два кресла, стол со столешницей из коричневого стекла. На стекле валялась кипа бумаг. Видимо, вытряхнутая из портфеля, который раззявился внизу, под столом.
— Я тут бумаги Толика разбираю, хочу найти телефон его матери. Надо же сообщить, что он… умер. — На последних словах Тамарочкин голос задрожал, из глаз покатились крупные слезы.
— Тамарочка, милая, не плачь! Мне очень жаль, ты не представляешь, как мне жаль бедного Толика! — Рита села на диван рядом с Тамарочкой и приобняла ее за плечи.
— Ой, Ритка, что же это творится-то, а? Только мужика себе хорошего нашла, только думала жизнь свою устроить — и нет его! Кто же знал что он от головной боли помрет! Да если б я знала, я бы его давно по врачам затаскала, вылечила бы ему эту мигрень паршивую! — рыдала Тамарочка на груди у Риты, а та поглаживала ее по голове, как маленькую.
— Тамара, Тамара, что значит, от головной боли помер? Разве он не с лестницы упал? — вмешался Матвей.
— Упал! — подняла Тамарочка зареванное лицо. — Голова у него закружилась, и упал! Из-за мигрени упал! Ой, боже ж мой, и за что мне это! Нет его и нет! Выскакивает обычно минут на десять, а тут уже больше часа прошло! Куда, думаю, подевался, не на улицу же в тапках ушел! Может, думаю, в твою квартиру зашел, по старой памяти! Дверь открыла — а он на нижних ступеньках лежит и голова, голова… — зашлась в рыданиях Тамарочка, вспомнив, каким страшным кулем лежал Толик. Как она кинулась его поднимать, и как голова повернулась на шее под таким углом, под каким у живых людей не поворачивается.
— Тамара, погодите. А откуда известно, что он из-за головокружения упал? — спросил Матвей, морщась от Тамарочкиных причитаний.
— А от чего еще? Пошел курить к чердаку, голова закружилась, оступился, упал! Я когда сказала, что он часто головой маялся, врач так и записал: «несчастный случай».
— Он что, всегда там курил, у чердака?
— Ага. Даже баночку специально поставил для окурков. Он ведь такой аккуратный у меня был! Вон, все бумажки по порядочку разложены, в портфеле порядок, никакого мусора!
— Тамар, а какие мои бумаги ты нашла? Ты сказала, что мои бумаги нашла, когда дверь открыла, — спросила Рита.
— А, это… Документ на квартиру. У Толика почему-то в бумагах затесался. Вот, — подала Тамара плотный листок, где сверху было крупно написано: «Свидетельство о регистрации».
— Тамарочка, это же первый экземпляр свидетельства, — удивилась Рита. — Он же пропал, когда тетя Тая умерла, мне из-за этого пришлось копию брать. Как он у Толика оказался?
— Не знаю. Он ведь тоже помогал, когда Таисия померла, звонил куда надо, справки собирал всякие. Может, ему это свидетельство нужно было?
— А почему не вернул тогда?
— Не знаю. Мы же поначалу думали, что ты аферистка какая. Тетка ведь про тебя никому не рассказывала. Может, он придержал бумагу до выяснения, а потом и не успел отдать!
— Можно я взгляну? — Матвей взял свидетельство, отошел к окну и стал его разглядывать. На оборотной стороне бумаги карандашом было написано «Зубова Таисия Спиридоновна». На лице вой — стандартные строчки с Ритиными паспортными данными. Глаза Матвея перебирали текст, а в голове складывалось ощущение дисгармонии. Что-то не то. Что-то опять не так.
В дверь позвонили длинным настойчивым звонком, потом кто-то пошел по коридору.
— Вы что, двери не закрыли? — спросила Тамарочка.
— Я думал, она захлопнулась, — начал объяснять Матвей, и тут в комнату влетел разъяренный Гриша.
— Тамара, мне сказали, Рита у тебя! А, вот и ты. Ну-ка, объясни, что происходит? Почему ты ушла из дома, почему третий час неизвестно где шляешься, почему твой мобильник заблокирован?
— Заблокирован? — удивилась Рита и полезла в сумочку. — Ой, разрядился.
— Слушай, неужели в твоей дырявой голове не держатся даже мысли о том, что мобильник нужно заряжать время от времени!
— Гриш, смени тон! — тихо попросила Рита, разглядывая свежую розовую царапину на его щеке. — Я не люблю, когда на меня кричат.
— А я не люблю, когда меня водят за нос. Пошли домой, немедленно!
«Никуда я с тобой не пойду!» — собиралась сказать Рита.
— Никуда она не пойдет, — опередил ее Матвей. Его, стоявшего возле окна, Гриша сразу не заметил. Но после этих негромких слов оглянулся, разглядел и расплылся в издевательской улыбке:
— Господин генеральный директор! Так это она с вами три часа невесть где шляется? Вы что же, на мою жену глаз положили, а? Или ваши отношения уже ниже глаз зашли? Может, оттого у нее и крыша съехала, оттого она мужа родного не узнает, а? Только вам она зачем, с крышей набекрень, а? Игрушки-то уже закончились, тут уже диагноз начинается! Или вас только сумасшедшие бабы заводят, а? Как та истеричка, что вопила у нас в квартире, а?
