— Бенедикт, прошу тебя… — взмолилась Ребекка.
Он убрал свою руку с ее подбородка.
— Нет, это я тебя прошу, выслушай меня. Когда мы с тобой встретились, я знал только версию моей матери. Я чувствовал свою вину за то, что мать осталась без моей поддержки, когда умер отчим. И ты была права, когда говорила, что мы с Гордоном не были близки. На самом деле я сорвал на тебе зло и никогда себе этого не прощу. Мной владело какое-то безумие — оттого, что меня не было рядом с Гордоном, когда он во мне нуждался. Но тогда я сам себя не понимал, меня распирало чувство мести. — Он сжал ей руку. — Я встретил тебя, и ты была такая очаровательная, полная жизни… А Гордон был мертв. — Он встряхнул головой, как бы желая прояснить мысли, в глазах его застыло беспомощное отчаяние. — Я хочу, чтобы ты знала, как глубоко я сожалею о своем поведении. Я написал тебе об этом и надеялся, что ты меня простишь. Но ты ничего не ответила, и я это принял за ответ.
Лицо его выражало искреннее раскаяние и грусть, в этом не было никакого сомнения.
— Но я не получила твоего письма! — воскликнула она. Поверив ему, она лихорадочно соображала, как это могло случиться. — Сначала я снимала комнату в Нотгингеме, а потом переехала в двухкомнатную квартиру; может быть, письмо пришло по первому адресу, я не знаю… — Его признание поразило ее, и в душе у нее как будто все перевернулось. Если бы письмо до нее дошло, как бы она поступила? Рассказала бы ему о Даниэле? Его объяснения внезапно раскрыли перед ней ящик Пандоры со всякого рода «если бы да кабы», и на нее лавиной нахлынули сомнения.
— Теперь ты мне веришь?
— Да, конечно, — пробормотала Ребекка. Но ведь уже слишком поздно, думала она, глядя на него. Ее потрясло то, что он пытался связаться с ней, объяснить свою безжалостную игру, но факт остается фактом — он никогда ее не любил…
Бенедикт откинул голову назад, вдыхая свежий вечерний воздух.
— Ну вот, Ребекка, у меня такое чувство, как будто я сбросил камень с плеч.
Она растерянно смотрела в его красивое улыбающееся лицо. Облегчение, которое он испытывал, отразилось в его суровых чертах; беда заключалась в том, что тяжесть легла теперь на ее плечи. Как сказать ему, что у него есть сын? Да и нужно ли?
Она поднесла к губам рюмку с коньяком, надеясь, что обжигающий напиток немного успокоит нервы. Сердце ее уже начало свыкаться с открытиями, сделанными в этот вечер. Присутствие Бенедикта давало теперь ощущение и какой-то защищенности, и угрозы, и нужно было время, чтобы разобраться…
Бенедикт, как будто понимая неопределенность ее чувств, старался быть приятным собеседником.
Когда небо потемнело и появились первые звезды, он принялся подробно рассказывать о той части Франции, где они находились. На террасе, кроме них, никого не было. Темнота окружала их, слышался плеск волн о подножие скалы, и у Ребекки создалось ощущение, что они одни на всем белом свете.
Бенедикт неожиданно встал и, подойдя к ней, приподнял со стула. Ее пробирала дрожь от прохладного ночного воздуха, и жест, которым он обнял ее и привлек к себе, воспринимался вполне естественно. Продолжая держать ее за плечи, он расплатился с официантом и повел ее к машине. Путь назад показался ей намного короче: не успела она собраться с мыслями, как машина остановилась перед виллой.
— Прекрасная ночь! Может быть, прогуляемся по берегу? — предложил он.
Не иначе как сыграл свою роль коньяк — к собственному удивлению, она с легкой душой согласилась.
Как пара подростков, они припустили через дорогу, взявшись за руки, и сбежали к морю. Ребекка сбросила босоножки, а Бенедикт подобрал и понес их в одной руке, другой обнимая ее за плечи.
На возвышении, окруженная песчаными дюнами, раскинулась сосновая роща. Запах сосновой хвои и пьянящая близость Бенедикта, крепко обнимающего ее за плечи, сломали защитную стену, которую она воздвигла вокруг себя. Расслабившись, как во сне, Ребекка ступала босыми ногами по теплому песку. Должна же она хоть на одну ночь дать себе волю! Одна ночь сказки…
— Ребекка, — прошептал Бенедикт, поворачивая ее к себе. — Я разговариваю с тобой, но ты витаешь далеко отсюда; где ты?
— Я здесь. — Она улыбнулась, глядя в его суровое лицо, протянула руку и провела пальцем по его губам. — О чем ты говорил? — спросила она.
Он взял ее руку и положил себе на плечо.
— Я говорил: спасибо, что ты даешь мне еще один шанс, и обещал тебе, что ничего не случится такого, чего ты сама не захочешь; ты ведь меня простила? — Он вздохнул и сорвавшимся голосом добавил:
— Впрочем, не знаю, смогу ли выполнить обещание.
Ребекка не была уверена, что собирается дать ему еще один шанс и хочет ли этого. Она размышляла как-то рассеянно — в то время как рука его касалась ее груди, а другая обнимала ее за талию. Он наклонился и поцеловал ее в губы. Вот к чему привели ее игры последних дней! Вот то, чего она так страшилась, мелькнуло где-то в подсознании, но тепло его поцелуя разлилось по всему телу, лишая ее воли.
Она обняла его, зная, что играет с огнем, и его возбуждение передалось ей. Ребекка понимала, что нужно остановиться, но уже не управляла своими чувствами, а они ненасытно требовали все большего и большего.
— Боже мой, тебе хорошо? Ты даже не представляешь себе, что это значит для меня. Я мечтал о встрече все эти годы.
В его голосе звучала страсть, еще мгновение — и оба они оказались на песке. Она обнимала его, и ее губы искали встречи с его губами. Желание с головокружительной стремительностью захватило ее, и она порывисто прильнула к нему, когда рука его коснулась ее груди. Он страстно осыпал ее поцелуями, и она ощутила тяжесть его тела, а потом он отпрянул и пытливо посмотрел на нее. Руки его тем временем распускали пояс и расстегивали единственную пуговицу на ее платье.
— Это проклятое платье сводило меня с ума весь вечер, — пробормотал он. — Ты, Ребекка, сложена как богиня: этакое миниатюрное воплощение чувственности!
Лунный свет падал на его лицо, в золотистых глазах, вне всякого сомнения, искрилась страсть. Она улыбнулась улыбкой Евы и расстегнула пуговицы на вороте его рубашки. Он схватил ее за руки и властно прижал их к бокам полуобнаженного ее тела.
Затем склонился над ней и прильнул губами к соскам, приведя ее в исступление. Его длинные пальцы поглаживали ей живот, а потом перебрались ниже.
Ребекка непроизвольно изогнулась и пролепетала:
— Пожалуйста… — Рука ее скользнула вдоль его груди, и пальцы стали теребить пряжку на его ремне.
— Ребекка, любовь моя, я хочу сегодня любить тебя так, как должен был в тот первый раз.
Упоминание о «том первом разе» отрезвило ее, точно холодный душ. Ее тело сжалось, и она стала вырываться, одержимая порывом бежать от него куда глаза глядят.
