Он сразу заметил Катерину, вознес глаза к темному небу и пошел ей навстречу.
– Гляди, чтобы меж вами Захар не затесался, – предупредила ее Анюта и подошла к Степанычу.
Клаус, несмотря на свой синяк под глазом, выглядел вполне привлекательно и забросал Катерину стихами, выученными наизусть. То, что произнесенные им строчки были стихами, она догадалась по рифме. Катерине пришлось сделать комплимент, насколько мелодичный у немцев язык, на котором Клаус читал стихи, хотя на самом деле ей больше всего нравился Пушкин на своем родном языке. Клаус обрадовался, догадавшись, что она довольна, и продолжил утомлять ее стихами. Потом они сидели на самом краю бугра и смотрели на реку, над которой разливалась рулладистая песня баяна.
Когда пришла очередь прыгать через костер, Катерина с Клаусом вернулись к гуляющим. Им пришлось испытать сильные чувства, глядя на то, как нетрезвая к этому моменту молодежь лихо сигает через пламя и визжит при этом на всю округу. Еще более сильные чувства оба испытали при виде Захара.
Им повезло, он пришел не один, а со своей, как предположила Катерина, Оксаной. То ли обидевшись на городскую дачницу, которая не захотела его видеть, то ли по какой-то другой причине, но Захар обнимал девушку и казался вполне довольным. Его ухо было перепачкано зеленкой. Позеленел и его взгляд, остановившийся на Клаусе. Катерину он не замечал, вернее, игнорировал.
Клаус поник, но Катерина его подбодрила, заметив, что к Захару подошла Анюта. Она не допустит на деревенском празднике никаких разбирательств. Катерина подумала об этом и запнулась. Прямо перед ней сидела древняя старушенция и утирала слезу.
– Матрена! – непонятно чему обрадовалась Катерина. – По какому поводу вы плачете?
– Ах, милая, – отмахнулась от нее старушка, – разве ж это Купала? Вот в наше время сигали выше и любили длиньше. А это так, – она вытерла слезу, – суета одна.
– Суета? – не согласилась с ней Катерина, которой понравилась необычная ночь.
– Кто из женихов и невест прыгнет через костер и не обожжется, тому век вместе коротать в радости и достатке! – звучал голос зазывалы.
– Которать, которать, – перепутал Клаус и потащил Катерину к костру. Та попыталась отказаться, прыгать в огонь самой ей совершенно не хотелось, уж лучше любоваться, когда это делают другие. Клаус схватил Катерину за руку и приготовился к разбегу.
Катерина увидела, с каким интересом за ней наблюдает Захар, как смотрит на нее Матрена, машет руками Анюта… и прыгнула, чуть не сломав при этом бедному немцу его тонкую руку. Ее всю обдало жаром костра, пламя вспыхнуло и у нее в душе, окрыляя притупившиеся было чувства, и Катерина снова поверила в любовь. Да должна же она быть на этом свете! Пусть раньше сигали выше и любили длиньше, она ничуть не хуже тех, кто сигал и любил, она тоже хочет своего маленького женского счастья, а его не может быть без любви!
– Браво! Браво! – Катерина чуть не свалилась в объятия Карпатова. – Просим на бис! Отлично прыгаете, искренне, по-настоящему. Заправская коза со своим козлом! – Он стоял прямо у костра и, глядя на Катерину, не скрывал своего презрения.
– Кэт, – не обращая на Карпатова внимания, торжественно сказал Клаус, – ихь либе дир!
– О! – вскричал Карпатов. – Какой пассаж! Дорогой ты наш, – он похлопал застывшего в ожидании ответа Клауса по плечу, – так она ни бельмеса по-вашему не понимает. Катерина Павловна, придется мне и на этот раз вас спасать, – Карпатов нарочито засмеялся. – Кавалер только что признался вам в любви!
– И что в этом смешного? – буркнула Катерина. – Очень даже хорошо, что признался. Некоторые не признаются, а только мучаются сами и мучают других!
– Про вас, Кэт, и не скажешь, что вы вся замученная, – укорил ее Карпатов. – Глазищи горят чертовским огнем, почище этого, – и он кивнул на костер.
– А вам, – прищурила глазищи Катерина, – слабо прыгнуть?!
– Не слабо, – заявил Карпатов, – да вот только я человек свободный, и невесты у меня, в отличие от вас, не было и нет!
– У меня, между прочим, – заметила Катерина, оставив без внимания томящегося в ожидании немца, – тоже невесты не было и нет!
– А это что такое?! – Карпатов презрительно посмотрел на подбитого в сражении за Катерину Клауса.
– Это?! – Катерина схватила Клауса под руку. – Это, между прочим, жених! Вот!
– Ох, невелика разница, – нашелся писатель, и его правый глаз нервно задергался.
– Разница есть, да будет вам известно, сухарь вы разэтакий! И еще какая! И нечего мне подмигивать! – Катерина развернула Клауса в другую сторону и пошла с ним прочь.
Карпатов застыл в изумлении, она в очередной раз обвинила его в домогательствах. Это он-то ей подмигивал?! Да у него на нервной почве от общения с ней скоро начнется настоящее сумасшествие. Лучше бы обратила внимание на то, как ее пронзает ненавистью Захар! Встретит ее жениха в темном углу, и поминай, как звали. И он уж, Карпатов жестко усмехнулся, ни за что не придет немцу на помощь.
Он возмущенно поглядел вслед уходящей парочке и тут же подхватил за талию первую попавшуюся девицу.
– Что, красавица, ухнем?! – И Карпатов потянул ее к костру.
Катерине не пришлось услышать песни, которые пели незамужние девушки, не увидела она, как они бросали в воду венки и просили реку прибить их к дому будущего мужа, не услышала она стенания Матрены, что в ее молодости все пели активнее и бросали венки гораздо дальше. Ей пришлось уйти с бугра. Хотя во дворе своего дома она слышала доносящие оттуда звуки и видела мерцающее пламя костра.
Двое мужчин, испытывающих к ней не слишком благостные чувства, это уже перебор. Ладно бы, один Захар, кстати, хорошо, что он был на празднике не один, а со своей девушкой. Но вынести вдобавок к нему нудного и вредного писателя – это уже точно перебор. Такое ей может только присниться в страшном сне. Катерина сообщила Клаусу, что очень благодарна ему за проведенный вечер и собирается спать.
Тот покивал головой, вряд ли поняв, скорее всего догадавшись о ее намерениях, и пожелал Катерине спокойной ночи. Она чмокнула Клауса в щеку и забежала в дом. Немец потоптался немного у крыльца, но настаивать на внимании Катерины не стал. Та поглядела на Клауса в темное окно, она не стала включать свет, перед этим требовалось занавесить окна, а когда фигура ухажера скрылась за забором, вздохнула.
Итак, один мужчина признался ей сегодня в любви. Получилось у него это вполне искренне, если не считать напора чувств, которые вызвал прыжок через огненную твердь искрящихся березовых головешек. Сказал, правда, на непонятном ей языке, но Карпатову можно доверять, она по его лицу видела, насколько он растерян от услышанного. Карпатов не успел соврать, он перевел точно. К тому же разве слова любви нуждаются в переводе?! Больше слов говорят глаза. У Клауса они говорили. Или нет?! Катерина мучительно осознала, что: во-первых, было темно и глаз немца она не видела, а во-вторых, смотреть в глаза немцу ей не дал Карпатов своим дурацким спором ни о чем. В принципе, он всегда с ней спорил только о себе, любимом. Значит, то, что говорили глаза Клауса в тот момент, когда он признавался ей в любви, она безнадежно пропустила. Придется доверять одним словам.
