– Всё правильно, малыш. Кроме эмоций, между вами ничего не было. А эмоции, как говорится, на хлеб не намажешь.
– Если ты о деньгах, то с этим не будет проблем! – вспыхнула Инна.
– Нет, я не об этом, – возразил отец, – Я о том, что твоя эмоциональность попала в одну тональность с её эмоциональностью, но у вас обеих до сих пор скрыты личные привычки, предпочтения, и прочее – всё то, что обычно называют бытовыми моментами.
– Бытовые моменты легко воспринимаются, когда есть любовь, пап!
– Конечно. Это слова шестнадцатилетней девочки, которая решила выйти замуж на шестнадцатилетнего мальчика.
– Ты прав, – неожиданно засмеялась Инна, – Я действительно думала, что эта мысль меня когда-то уже посещала.
– Вот именно. Инчонок, ты прекрасно знаешь, что совместная жизнь двоих людей подразумевает собой массу деталей, многие из которых могут быть неприятны, раздражительны и просто омерзительны. Но это факт. Посуди сама: прежде чем выйти замуж за Андрея, ты знала, каков он, когда злится, когда радуется, когда у него плохое настроение. Ты знала его с многих сторон. С какого количества ракурсов ты знаешь Лизу?
– Только со стороны своих эмоций, – прошептала Инна, – Пап… Но я люблю её.
– Верю, бельчонок. Тогда скажи мне, почему ты беспокоишься? Ты хочешь знать, как поступить, чтобы она ушла от мужа и была с тобой?
– Нет, пап. Я хочу знать, как поступить правильно.
Горечь, прозвучавшая в словах дочери, заставила Николая Валерьевича надолго замолчать. Он думал о том, как быстро взрослеют дети. О том, что не так он сделал в воспитании дочери. И о том, как вернее ответить – так, чтобы дочь осталась такой же, какая она была раньше, или так, чтобы она была счастлива.
– Тебе нужно поговорить с Лизой, – сказал он, приняв решение, – Я знаю тебя, доченька, и уверен, что ты не сделаешь ничего, чтобы оскорбить чужие отношения. Поэтому тебе нужно просто поговорить с ней и рассказать о том, как ты видишь ваше будущее. И выслушать её. Тогда она хотя бы будет знать, на что пойдет, если оставит мужа. А ты будешь знать, что ждет тебя, если она это сделает.
– Спасибо, пап, – подумав, ответила Инна. – Ты прав, конечно. Впрочем, как и обычно. Я пойду, пожалуй, прилягу. Спокойной ночи.
– Я люблю тебя, Инчонок. Спи хорошо.
Лёша вернулся домой точно в срок – ровно через неделю после рождения Даши. Он приехал рано утром, когда Лиза еще спала. Осторожно открыл дверь, так же осторожно поставил на пол сумку и, не разуваясь, прошел по комнатам – с замиранием сердца ожидая, когда же… когда же появится в глазах кроватка с самым дорогим и любимым человечком в мире.
И она появилась. Словно со стороны увидел Алексей эту сцену: высокий мужчина, одетый в кожаную куртку и нервно трущийся подбородком о ворот свитера, подошел к маленькой кровати и замер, не в силах отдернуть полог.
Сквозь прозрачную ткань было видно тесно завернутого в пеленки ребенка. Маленького. Ужасно – до дрожи! – маленького. И удивительно красивого.
– Моя дочь, – выдохнул, наконец, Лёша и осторожным движением медленно отодвинул полог. Он протянул руку, но так и не коснулся лица дочери.
Господи, какая она маленькая… Страшно даже дышать в её сторону, не то что потрогать. Кажется – выдохнешь сильно, и случится что-то непоправимое. Маленькая, но какая красивая! Как мило она шевелит во сне губами, как смешно подрагивают пухлые щечки.
– Лёшка! – раздался приглушенный голос от двери, и Алексей резко обернулся. В дверном проеме стояла розовая со сна, растрепанная и бесконечно любимая Лиза.
– Я тебя разбудил?
– Да, я проснулась от того, что дверь открылась. Здравствуй, хороший мой. Я так рада тебя видеть…
Обрушилась стена. Разом ушло всё то напряжение и боль, что преследовали Алексея все последние дни. Его жена снова была рядом, снова была женой: и в её объятиях, в её дыхании, в её запахе он не видел ничего фальшивого. Только радость и нежность. Только счастье, от того, что муж вернулся домой. Вернулся, чтобы быть рядом с ней и их дочерью.
Время шло. Незаметно наступил март, и совершенно неожиданно в Таганрог пришло тепло. Растаял залив, и стайки студентов снова высыпали на улицу. Прогуливаясь по набережной с коляской, Лиза улыбалась их радости и веселью. Казалось, все вокруг разом сбросили с плеч зимнюю депрессию и начали просто наслаждаться жизнью.
Заботы о дочери и муже не смогли вытеснить из Лизиного сердца память об Инне, но немного притупили её. Она даже почти не вспоминала их последний телефонный разговор.
Инна позвонила через несколько дней после возвращения Лёши. Она была привычно спокойна, уверенна и заботлива. Поинтересовалась здоровьем Даши, самочувствием Лизы. И попросила о встрече…
Многое пришлось пережить Лизе за этот короткий разговор. Тяжело было говорить, слова и звуки застревали в глотке и мешали дышать. Но всё же она отказала. И попросила – снова, в который раз! – дать ей немного времени. Инна согласилась, конечно. Но обе они понимали, что на этот раз «немного времени» растянется на всю жизнь.
Лёшка был рядом. Когда Лиза повесила трубку и посмотрела на мужа, она вдруг почувствовала, что поступила правильно. Этот мужчина – отец её дочери. Он так любит их. Так заботится. И они должны быть вместе.
– Девушка, а можно с вами познакомиться? – раздался откуда-то слева веселый голос. Лиза обернулась испуганно и тут же рассмеялась собственному страху: рядом с ней вышагивал коротко стриженный, одетый в ярко-оранжевую куртку, Саша Прокофьев.
– Ты меня напугал, бессовестный. Привет!
Они обнялись. Через Лизино плечо Саша попытался заглянуть в коляску, но наткнулся на чувствительный тычок в живот.
– Куда лезешь? Даша спит.
– Так я ж её не на танцы собираюсь приглашать, мне посмотреть только… Ну, Ломакина! Пропусти, а?
– Ладно, смотри, что ж с тобой делать.
Довольный Прокофьев рванулся к коляске, осторожно – не дыша – отодвинул прикрывающую ткань и, открыв рот, замер. Довольная Лиза стояла рядом, уткнувшись в плечо друга.
– Лиз… А чего она такая… маленькая? – спросил, наконец, Саша.
– Дурак ты. Ей всего три недели, какой же ей еще быть?
– Ну… А почему она такая… скукоженная?
– Она не скукоженная! – Лиза захохотала приглушенно и вернула ткань на место. – Много ты понимаешь в детях. Ты вообще какими судьбами тут?
– Тебя искал. Соскучился.
– Неужели? Ну, раз соскучился – пойдем, домой меня проводишь.
– А в гости пригласишь? – Прокофьев отобрал ручку коляски у Лизы и зашагал вперед.
– Если будешь себя хорошо вести – обязательно.
Шли долго. По каменной лестнице с коляской подниматься было бы нереально, и поэтому идти пришлось через порт – кружной дорогой. Где-то на полпути позвонил Лёша и сообщил, что Кристина с Толиком сегодня заглянут в гости.
