Он криво улыбнулся.
– Я тебя приглашаю на ужин на террасу на левом берегу, согласна?
– Мы поступаем не очень хорошо, Марк.
На улице была тропическая жара, пот проступал между грудями.
– Ты очень любезен, Марк…
Я нарушила нашу неподвижность, исчезла в ванной комнате, затем занялась своими сборами. Марк молча наблюдал за мной.
– Ты пожалеешь, что этим летом не будешь у мамы… Нам было там хорошо.
Я не отвечала. Я не буду ничего объяснять. Наша спальня, там, с влажными простынями, вызывала у меня отвращение. Там я жила, словно гриб в солнцезащитных очках. Им хотелось приучить меня пить. Я отказывалась от розового вина, которое они щедро наливали в бокал. Быть навеселе пополудни. Смотреть на часы в ожидании, что скоро можно купаться. Я боялась их… «Лоранс, еще стаканчик Вино полезно даже для печени, которой необходим танин…» Вмешивалась свекровь: «Дети мои, у меня в погребе бордо, если вы любители танина, то оно им изобилует». Мне не хотелось вина, мне не хотелось расслабляться такой ценой… Я вспоминала о моем опьянении без вина Бенжамином, о наших телах, излучавших жизнь, чистый источник здоровья и живительное пуританство.
Я сказала зло:
– Мне не нравились ваши домашние пьянки.
– Не все же должны быть мусульманами, – произнес Марк со страдальческим видом.
Никакое драгоценное шампанское не стоило стакана воды, которым мы чокались с Бенжамином, чтобы пожелать себе: «За наше здоровье». Мне очень хотелось, чтобы он остался в Соединенных Штатах. «Я не хочу служить и становиться бесчеловечным, – говорил он. – Я хочу работать у себя дома, в Африке. Нашими новыми миссионерами, носителями духовного возрождения наших народов без колониального, следовательно, иностранного вмешательства, будут ученые. Моя судьба там».
Марк плохо переносил мои отношения с Бенжамином, о котором он догадывался. Его молчаливое ревнивое любопытством постепенно изматывало его сердце. То здесь, то там колкое замечание, намек, взгляд. Я дозировала возможную информацию. Мое прошлое было моим скрытым достоянием. Мои воспоминания принадлежали мне на правах собственности. У меня было завидное прошлое, счастливое или несчастливое, но оно было наполнено событиями. Довольно необычное. Но я никогда не знала, как мне вести себя по отношению к моему окружению. Эту неловкость я относила за счет социальной среды, отсутствия у меня корней, отсутствия традиций и особенно манер, которые могли быть слишком вызывающими либо слишком застенчивыми. Я отдавала, снова брала и должна была бороться с чувствительностью, порожденной комплексами.
– Марк, пожалуйста, позволь мне собрать чемодан. Не отвлекай меня разговорами.
1 июля, в знаменательный день, в восемь тридцать утра мы оказались в машине, пропахшей никотином, словно курительная комната. Когда Марк закрыл багажник, замок остался у него в руке. Он нечаянно сорвал его. Он вел машину слишком быстро, чтобы казаться уверенным в себе. Он отыгрывался на коробке скоростей, а меня мутило от запаха его туалетной воды, которую ему по дешевке литрами покупала свекровь. На кольцевом шоссе он спросил меня:
– Куда ты положила ключи от подвала?
– Там ничего нет. За исключением нескольких ящиков с бумажным хламом.
– У нас внизу есть еще ящик бордо. Подарок Шлюммера.
– У тебя короткая память, вино из так называемого подарка, пахло пробкой. Ты еще бегал к бакалейщику за пятнадцать минут до закрытия, чтобы купить бутылку розового.
– Я хочу забрать этот ящик, – сказал Марк. – Мне нужен ключ от подвала.
– Ключ в стенном шкафу на кухне. Слева.
– «Набиватель шишек».
Дверца первого стенного шкафа при входе на кухню донимала нас, как только могла. Специалист по установке этой мебели прогорел, и некому было ее починить. Мы ее закрепляли кусочками картона, пробок, но она постоянно открывалась. Каждый раз, когда мы произносили слово «дерьмо», мы опускали пять франков в шкатулку бранных слов, эта копилка стояла на кухонном столе, на котором якобы я разделывала овощи.
– Какие счета я должен оплатить? – поинтересовался Марк.
– Я потратила целый день вчера, чтобы все оплатить. Все оплачено. Настоящая печатная форма для выпуска чеков.
– Лоранс?
– Да?
Я ждала ласковых слов. Это был подходящий момент.
– Где чистые простыни? Я видел белье в стиральной машине. Я попытался открыть ее. Но крышку заело.
– Уже неделю я сражаюсь с крышкой, нужно, чтобы график работы мастера по ремонту соответствовал нашему. Я не могу ничего, это фатально. Можешь разбить ее молотком или пусть гниет то, что внутри. Я ничего не могу с этим поделать.
– Что в машине?
– Трусы и простыни.
– Мои трусы?
Открытие было неприятным.
– Ты представляешь, как мне придется обходиться без чистых трусов?
– Прикройся фиговым листком.
– Ты чудовище.
Я воскликнула:
– Не только я должна следить за техникой. Я работаю так же, как и ты, почему ты считаешь, что я должна отвечать за эти чертовы машины. Кстати, посмотри пылесос, его фильтр разбух от пыли – застрял. Не вынуть. Придется подождать, пока не взорвется.
Марк накапливал информацию. Его мозг насыщался информацией, словно перфокарта. Морально. Он прекратил борьбу и с притворной нежностью спросил:
– А другие простыни? Где они?
– Две большие простыни в стирке.
– А квитанции?
– На письменном столе.
– У меня нет письменного стола. Я пожала плечами.
– На столе!
– Под египетской птицей?
– О да!
Суровая птица, созерцавшая нас шарообразными глазами, была изображением какого-то египетского бога. Привезена из Египта каким-то приятелем. Иногда птица опрокидывалась и погружала голову в пепельницу. На этом столе находились также шкатулка с квитанциями и другие предметы. Наши вехи, которые превращались под лапами или подставкой в клочки бумаги. Мне не хватало организаторской жилки. У меня было слишком много работы в лицее. Марк продолжал:
– Где мой плащ?
Его суставы побелели, так он сжимал руль автомобиля.
– Твой плащ? Посмотри на небо. Оно голубое. Умираем от жары.
– Где мой плащ?
– В химчистке.
– А квитанция?
– Под птицей. С пометкой «Оплачено». Теперь наша машина касалась бампера другой машины. Жара действовала на нервы водителям других автомобилей, судорожно вцепившимся в руль. Раздражаясь, они принимались сигналить.
– Лоранс?
Если бы он попытался меня удержать!
– Пакеты для мусорных ящиков? Ты их купила?
– Два рулона.
– О чем ты думаешь, Лоранс?
– Ни о чем…
Мы подскочили, машина сзади нас уткнулась бампером в нашу.
– Ты видишь этого дикаря? – закричал Марк. – Ты видишь? Какой болван. Все идет плохо. Мама ведет себя странно. Мне пришлось сочинить какую-то небылицу, чтобы объявить ей о твоем отъезде.
