Грейди понял, что ему пора приступить к допросу, и сказал, сделав шаг вперед:
— С вашего позволения, господа, я прерву ваш спектакль под названием «Вздорная семейка» и задам мистеру Артуру несколько вопросов. Если он правильно ответит, то получит конфетку.
— Вы все умничаете, мистер Салливан! Вот за это Митци вас и не любит! — с вызовом воскликнул Подгузник.
Грейди пропустил эту реплику мимо ушей и спросил:
— Скажите, где вы находились вчера вечером между семью и десятью часами?
Артур моментально утратил кураж и обвел растерянным взглядом помещение, словно надеясь, что из-за кресла выскочит жена и покажет ему карточку с верным ответом.
— Э-э… я… то есть мы… Папа! Это смешно! Не думаешь же ты, что в тебя стрелял кто-то из нас? — пролепетал он, бледнея.
Арчи сделал страдальческую гримасу, схватился за сердце и простонал:
— Я ведь просил вас, мистер Салливан, оставить моих деток в покое! Зачем вы подвергаете нас этим ужасным пыткам?
Грейди потер пальцем переносицу, зажмурился и, следуя его нелепой инструкции, раздраженно произнес:
— Я очень сожалею, мистер Пиверс, но я обязан задать эти формальные вопросы. Ответы на них помогут мне сузить круг подозреваемых в покушении на убийство. Такова процедура.
Арчи натянул на глаза свой ночной колпак и сказал:
— Ну, если так, то тебе придется ответить, мой мальчик. Потерпи немного.
Получив отцовское благословение, Артур стал перечислять все свои занятия минувшей ночью и закончил свое повествование пылким заверением, что все это может подтвердить его супруга, постоянно находившаяся с ним рядом.
— Что ж, весьма убедительно, — сказал Грейди и разрешил ему покинуть спальню.
Митци он допрашивать не стал, зная наверняка, что она повторит рассказ своего мужа слово в слово, а вызвал младшего сыночка Арчи.
Молокосос с ходу заявил, что они с Дейзи ужинали в закусочной «Макдоналдс», поэтому чека у них не осталось. Дейзи, как он отметил, обожает чизбургеры с кетчупом, а ему нравится смотреть, как она слизывает с пальцев сыр и соус. Сам же он предпочитает всем другим блюдам жареную картофельную . соломку.
— А чем вы занимались, вернувшись из закусочной домой? — спросил, прищурившись, Грейди.
— Заперлись в моей комнате и стали играть в скрещивание, — с хитрой ухмылкой ответил Юниор.
— Простите, не понял. Вы хотели сказать, в крестословицу? — переспросил детектив.
— Каждый вправе выбирать себе игры по своему вкусу, — нахально подмигнув ему, ответил Молокосос и, обернувшись к отцу, спросил: — Так я могу забрать обещанный мне ко дню рождения новый «мерседес», папочка?
— Забирай! Но только уговор: даже не заикайся о «феррари»!
— Как скажешь, папочка! — сказал сынок и вышел из спальни.
— Приходится время от времени бросать кость этим живоглотам, — пробурчал Арчи. — Иначе они меня сожрут и не поперхнутся.
В комнату влетела Мьюриел и, подбежав к Арчи, обняла его и разрыдалась.
— Крокодиловы слезы! И сопли тоже крокодиловы, — проворчал Арчи. — Ты первая же меня и сожрешь! Лицемерка!
Мьюриел возмущенно высморкалась в платок и выбежала из комнаты.
— Вот как надо от них избавляться! — самодовольно воскликнул Арчи и раскудахтался, потирая ладони. — По-моему, мы закончили. Ловко я утер им всем нос!
— Какая досадная трата времени! — в сердцах воскликнул Грейди. — Диккенс, заприте его на пару часов, мне надо отлучиться. Надеюсь, что до моего возвращения здесь ничего страшного не случится.
Никогда не ссуживай и не бери взаймы!
Шекспир
В сентябре Пенсильвания порой бывает прекрасной», и этот день мог служить тому наглядным подтверждением. После дождя, разразившегося вскоре после полудня, зеленые окрестности усадьбы Пиверса обрели муаровый отлив и первозданную яркость красок, на фоне которых извилистое асфальтовое шоссе походило на огромного аспида, греющегося на солнышке, выглянувшем из-за облаков.
Будучи опытным водителем, Грейди не гнал автомобиль на опасной скорости по скользкой дороге, так что Энни могла в полной мере насладиться и комфортом шикарного седана, и открывающимся из его окошка видом.
В бескрайних лугах пестрели цветы, с лесистых холмов стекали журчащие ручьи, а сквозь верхушки деревьев проглядывали черепичные крыши домов, которые, как ей казалось, росли прямо из земли этого чудесного края.
Однако эти идиллические картины сменились унылыми пустошами, как только автомобиль свернул на дорогу, ведущую к двадцать второму скоростному шоссе, тому самому, по которому добиралась сюда на своем спортивном кабриолете Энни. К счастью, поток машин в этот час не был слишком густым. Изредка их обгоняли порожние грузовики, спешащие за новым грузом в Нью-Йорк, или с натуженным ревом прижимали к обочине многотонные авторефрижераторы, устремляющиеся на запад или юг с грузом фруктов или замороженных мясных продуктов. Предусмотрительный Грейди уступал этим монстрам дорогу, зная, что соревноваться с водителями-дальнобойщиками рискованно. Энни была благодарна ему за это, так как читала в дорожном справочнике, что в штате Пенсильвания движение по дорогам чрезвычайно интенсивное, а их состояние оставляет желать лучшего.
Ее теоретические познания получили практическое подтверждение, как только машину начало подбрасывать на выбоинах и рытвинах. Опасаясь прикусить язык, Энни уставилась в окно. Впрочем, она успела наговориться вволю уже за первые пять минут этого путешествия. Едва лишь особняк Пиверса остался у нее за спиной, она стала красочно рассказывать Грейди о том, какое ледяное отчуждение ощутила этим утром во время завтрака и какими враждебными взглядами обжигали ее сидевшие за столом угрюмые родственники Арчи. Грейди рассмешил ее забавным рассказом о допросе, учиненном им — в опочивальне неугомонного старого пакостника.
Его непринужденная манера поддерживать разговор, обаятельная улыбка и мужской магнетизм поднимали Энни настроение и вселяли в нее не только ощущение защищенности, но и надежду, что когда-нибудь Грейди снова ее поцелует.
В немалой степени поднятию у нее жизненного тонуса способствовала и сама отлучка из пристанища для тихих и буйных умалишенных, именуемого домом Пиверсов. В общем, Энни пребывала в эйфории до того момента, как Грейди все испортил, произнеся всего лишь одну фразу…
Несколько минут Энни молчала, ощущая закипающую в ее груди ярость, потом ответила:
— Нет! Об этом не может быть и речи.
— Но почему, Энни? Без этого все равно не обойтись!
— Не надо меня уговаривать! Терпеть не могу, когда мне что-нибудь навязывают! — вскричала она. — Я сказала «нет» — значит, так оно и будет. Могу повторить! Нет, нет, нет и нет.
