– Но ведь я дала тебе деньги только вчера…
– Что, что? Эту малость? Они тут же разошлись.
– Негодяй!
– Этого я уже не потерплю. Ухожу от тебя навсегда, – Хуан Мануэль взялся за ручку двери.
– Нет, нет, Хуан Мануэль, прости, я погорячилась. Ведь я люблю тебя, – говорила она, стараясь оттеснить его от двери.
– Дай пройти.
– Умоляю!
Он грубо оттолкнул ее в сторону.
– Чао!
– Нет, куда ты? Хуан Мануэль, вернись! Хуан Мануэль… – Она разрыдалась.
Целый день Сара думала о том, где найти так необходимые ей деньги. «Если я их раздобуду, – думала она, – он вернется ко мне. Вернется…»
И вдруг ее осенило. Сара накинула плащ. На улице она поймала такси и, сев, назвала адрес конторы Сальватьерра. Через полчаса она открыла дверь кабинета Луиса Альберто.
– Сара, какими судьбами? – удивился тот. – Садись, пожалуйста.
– Милый, после того как твоя жена прогнала меня, и ты с этим согласился, я неожиданно влюбилась – в злодея хуже Каина. Только что он меня бросил.
– И чем же, Сара, я могу тебе помочь? – Он смотрел на нее спокойно, чуть иронически – чужая женщина, посторонняя, даже странно, что когда-то он был с нею связан.
– Я пришла затем, чтобы ты дал мне денег, – заявила она.
– Сколько же тебе нужно? – спросил он ее снисходительно.
– Видишь ли, меня не устроят мелкие подачки. Мне нужна определенная сумма каждый месяц.
– Объясни, чего же ты хочешь от меня? – Сара начала его раздражать.
– Объясняю: я не хочу жить в нищете, в то время как ты и твоя жена купаетесь в роскоши. У вас так много денег, что не сосчитать.
– Это тебя не должно касаться.
– Именно это меня и касается. Мне все время не везет. И я решила, наконец, получить то, что мне полагается. Слушай, Луис Альберто, мне нужно тридцать тысяч песо в месяц.
– Тридцать тысяч? – удивился он.
– Ну, если хочешь, можешь дать побольше… Какое-то время он молча смотрел на нее, потом решительно заявил:
– Ты ничего не получишь.
Сара перегнулась к нему через стол, ее миловидное лицо исказила зловещая улыбка.
– Ах, значит, не дашь…
– Слушай, Сара, мне это надоело. Не пытайся вызвать к себе сочувствие. Меня не проймешь…
– Твое сочувствие мне не нужно, – перебила его женщина.
– И наглостью, тем более, – закончил фразу Луис Альберто.
– Ах, так? И все-таки, Луис Альберто, придется тебе раскошелиться, а иначе…
– Что – иначе?
– Что? Марисабель узнает, что вы не ее родители. А если она не поверит, я назову адрес приюта, из которого ее взяли.
Луис Альберто смотрел на нее в полном ошеломлении.
– И ты на это способна? – наконец произнес он.
– Милый, цель оправдывает средства, – проворковала она тем же тоном, каким когда-то объяснялась ему в любви.
– Если ты скажешь Марисабель хоть слово, я за себя не отвечаю. – Он побледнел, невольно сжав руки в кулаки.
– Луис Альберто, советую хорошенько подумать. Тебя ведь не устроят ни тюрьма, ни скандал. Так что, или ты поможешь мне в беде, или я все расскажу Марисабель.
– Но ты была ее нянькой, Сара, – попробовал он обратиться к ее совести.
– Я тебя умоляю! Какое это имеет теперь значение?
– Как же я ненавижу тебя! – не выдержал Луис Альберто.
– А когда-то мы любили друг друга, – напомнила Сара, улыбаясь прежней притворно-ласковой улыбкой.
– Я не любил тебя. Это было безумие, которое я до сих пор не могу себе простить.
– Ну знаешь! После драки кулаками не машут. Так ты дашь мне деньги, или нет? – ей надоел этот бесполезный разговор.
– Скажи мне раз и навсегда, сколько тебе надо? И убирайся. Больше я не хочу тебя видеть.
– Хорошо. Я назову тебе сумму и тогда обещаю, ты меня больше не увидишь.
– Сколько же?
– Скажем, – она помедлила, – полмиллиона песо. Идет?
Луис Альберто откинулся на спинку кресла, помедлил, потом потянулся за чековой книжкой.
– Э-э, нет, нет, чек мне не нужен. Только наличными. Наверняка в кассе стройки найдется необходимая сумма. Распорядись, чтобы тебе принесли эти деньги.
– Хорошо.
– И, пожалуйста, не забывай, я всегда найду способ сказать Марисабель правду.
Луис Альберто ничего не ответил.
Марианна спустилась в гостиную бледная, с глубокими тенями под глазами.
– Как ты себя чувствуешь, Марианна? – сочувственно спросила Рамона.
– Меня мучали ужасные сны. Я все время просыпалась. Помнишь, мальчика с лотерейными билетами?
– Да, конечно.
– Недавно у театра я снова встретила его. Этот мальчик поразил меня, Рамона. И мне каждую ночь снится, что это мой сын.
– Сны на жизнь не похожи, как бы нам этого ни хотелось.
– Не знаю почему, взгляд этого мальчика напомнил мне Луиса Альберто. Меня преследует мысль, что этот мальчик действительно мой сын.
– Опомнись, Марианна. Почему ты решила, что это твой сын? То, что он напоминает тебе Луиса Альберто, еще не доказательство.
– Рамона, сколько можно жить, ничего не зная о нем?
– Нельзя столько лет мучить себя.
– Я уверена, мой сын жив, Рамона!
Бето, как и все последние дни, сидел у постели матери и уговаривал ее потерпеть: он достал лекарство, которое ей помогает. Терзаемая болями, боясь умереть раньше, чем Бето узнает о себе правду, она попросила придти Филипе. Чоли взяла с нее слово, что, если ее не станет, она все расскажет Бето: пусть он тогда разыщет свою мать. Может, и найдет ее. Была у Чоли и еще одна забота: Верхиния, старшая медицинская сестра, выписала новый рецепт на лекарства, которые нужно непременно купить: иначе ей грозила тяжелая операция, сказала она. «Они решили что у нас денег куры не клюют», – сердито подумала Чоли и сунула рецепты под матрац.
Но Верхиния оказалась настойчивой.
– Вам принесли лекарства, которые выписал доктор Михее? – снова спросила она.
– Нет, сеньорита Верхиния.
– Ой, кошмар, – сестра покачала головой. – Ведь они вам крайне необходимы. У вас плохие анализы, без них мы не спасем вашу ногу.
– Пусть так и будет. У меня нет больше денег.
– А у ваших родных?
– Мы бедные, сеньорита. Бето, мой сын, зарабатывает тем, что продает лотерейные билеты. Что может сделать мой мальчик, если каждый раз на лекарства нужно столько денег?
– Поймите, их надо как-то раздобыть, – настаивала Верхиния.
– Да я обойдусь. Зачем мне эти ваши лекарства? Увидите, я и без них поправлюсь.
– Доктор Михее сказал, что оперировать нужно уже на следующей неделе, иначе может начаться гангрена и вам грозит ампутация ноги.
– Аи, пресвятая дева, не говорите этого, сеньорита Верхиния. Я больше не могу обременять моего мальчика. Будь что будет.
– Вы что, хотите умереть?
– Может, если я помру, ему станет легче.
