Ведь теперь ему было с кем поделиться наболевшим, и Габи слушала, не перебивая, в нужных местах подавая нужные реплики, и было видно, что она искренне ему сопереживает. Сомнения, глодавшие его, рассеялись. Ему было хорошо и легко рядом с этой девушкой.
А потом Айден окончил свою исповедь, и она начала свою. И когда Габи, увлекшись и позволив водовороту воспоминаний о тоске и обидах захватить себя, всхлипнула, он взял ее за руку, теплом своей ладони напоминая: она не одна.
Так они и шли дальше, взявшись за руки, как дети – нет, как заговорщики, которые нашли друг друга в жестоком и чужом мире цинизма, расчета и ненадежных, поверхностных людей, забывших, что такое любовь, в поисках бездарных развлечений.
И после никто из них уже и не помнил точно того момента, когда слова перешли в поцелуи, а рукопожатие – в объятия. А когда ноги привели их к подъезду дома, где жила Габи, показалось чем-то противоестественным разнимать руки – словно снять пальто на январском ветру. И было так правильно подняться наверх, целуясь в лифте, и так логично войти в квартиру вдвоем без этих глупых условностей, без штампованных фраз вроде: «Ты пригласишь меня на чашку кофе?…»
В прихожей они, воодушевленные долгожданным уединением, стали еще раскованней и безрассудней, целуя друг друга настолько исступленно, словно стояли на палубе тонущего корабля. И вот наступил момент, когда одежда показалась чем-то совершенно лишним, досадной преградой, разделяющей их, и зеленое платье упало на банкетку, в угол полетела футболка Айдена, посыпалась мелочь из карманов его брюк…
Лунный свет, воровато проникший в коридор через окно и распахнутую дверь кухни, высветил в большом черном зеркале отражения двух тел, сплетенных в одно.
– Пойдем в комнату, – шепнула Габи…
Она улыбнулась раньше, чем успела проснуться. Бабочка сна еще металась, трепеща, под ее закрытыми веками, поняв, что пора улетать, а Габи уже силилась вспомнить причину своего невероятно огромного, теплого и уютного счастья.
Мягкая постель, шелковистая простыня, любимые духи и солнечный свет, пробившийся сквозь золотистые шторы и ласкающий лицо? Тонкая струйка сквозняка, влетевшая в полуприкрытое окно и принесшая от соседей отголосок кофейного аромата? Нет, было что-то большее, что-то гораздо более важное и замечательное.
Габи почувствовала, как нежная рука гладит ее шею, грудь, перебирает локоны, рассыпавшиеся по плечам, как чьи-то губы касаются ее уха и, просыпаясь окончательно, поняла, вспомнила:
– Айден…
– С добрым утром, любимая, – шепнул он в ответ.
Любимая… Она слышала это слово много раз, но никогда не могла поверить, что за ним стоит хоть капля искренности. Особенно ее раздражало, когда мужчина говорил о любви раньше, чем успел заглянуть в ее душу, используя слова как приманку, банальную удочку для глупой девочки.
И только Айден смог сказать это так, что по ее телу прокатилась волна тепла. Это слово, произнесенное так просто и естественно, как имя, в это первое утро их близости, всего через несколько дней после того, как они узнали друг друга, – оно тронуло Габи до глубины души неожиданно для нее самой.
– Доброе утро, – прошептала она и подумала: неужели это не продолжение сладких ночных грез? Но воспоминания о вчерашних ласках Айдена затопили ее горячей волной, смущая и возбуждая одновременно.
Все было так, как она представляла, как желала. Его нежность и страстность были выше всяческих сравнений, даже с мечтами. И голова Габи в плену его ласк кружилась так, словно Айден привел ее вчера не в китайскую чайную, а в бангкокскую опиумную курильню…
– Скажи, что ты мне не снишься, – тихо попросила Габриэль, все еще не веря, что вчера это и правда с ними произошло.
– Конечно, не снюсь. И если ты не против, я тебе это докажу, – улыбнулся Айден, склоняясь над ней и целуя каждый дюйм кожи, открывшийся из-под соскользнувшей шелковой простыни.
Вчера, когда они торопливо снимали друг с друга одежду, Айден распустил волосы, до того собранные в хвост, и теперь его светлые, почти платиновые пряди щекотали ее кожу. Габи любовалась, как в них играет, запутавшись, солнце и перебирала их пальцами. Ей казалось в эту минуту, что она сделана из шоколада и вот-вот растает под его горячими губами…
Чувствуя тяжесть тела разгоряченного мужчины, слыша его ласковые слова, уткнувшись лицом в его шею, гладя его спину и целуя плечи, она могла думать только одно. Эти несколько слов произносил Фауст в ученическом спектакле, где Габриэль играла Гретхен, но сейчас она не помнила, откуда они взялись. Лишь одна фраза стучала в висках, словно молитва:
– Остановись, мгновенье! Ты прекрасно.
– Какие у тебя планы на сегодня? – поинтересовался Айден, сидя на кровати Габи и поглощая тост с апельсиновым джемом.
Выходные прошли так восхитительно, что о наступлении понедельника и думать не хотелось, но факт оставался фактом – на смену двум прекрасным дням в обществе друг друга пришли будни. Учеба, работа, кошка, магазины требовали одеваться и выходить на улицу, словно всплывал на поверхность их батискаф после чудесного путешествия по глубинам океана.
– Сегодня у меня вечером репетиция в кабаре, а перед этим – занятия в студии, – со вздохом ответила Габи. – Мы будем читать отрывок, который нам задали выучить в прошлый раз. Ой, кстати, я же забыла его повторить! Совсем из головы вылетело… Поможешь? Я дам тебе текст.
– Давай! – согласился Айден. – Потом, когда ты станешь великой актрисой, я буду хвастаться, что помогал тебе выбрать верную краску из актерской палитры.
– И писать про меня ругательные рецензии? – подозрительно прищурилась она.
– Ну что ты, милая! Исключительно хвалебные. И пусть меня подозревают в том, что я необъективен, потому что влюблен.
– Не смущай меня, – потупилась Габи. – Мне надо сосредоточиться.
Она порылась на письменном столе и протянула листок Айдену. Доедая кусочек тоста и запивая его кофе с молоком, Габриэль немного походила по комнате, потом встала перед Айденом со скрещенными на груди руками, попыталась придать серьезное выражение своему лицу и начала:
– Гхм. Щас прожую… Подожди, еще кофе глоточек. Так вот. Господа присяжные заседатели! Вы выслушали все обстоятельства дела, и теперь лишь в вашей власти решить судьбу этого несчастного… Айден, не хватай меня за коленку… Этого несчастного юноши. Его пока еще такой недолгий жизненный путь не был гладким – милый, не возбуждай меня, я сбиваюсь. Гладким, говорю, не был… Кстати, ты колючий. Побриться не хочешь? У меня есть запасной станок… И он совершил немало ошибок… Что ты делаешь? Но могли он… Ого!., вырваться из порочного круга в том злачном квартале, где родился и вырос… Ладно, к черту маленького паршивца!..
