Я рассчитывала сбить его с толку, но на мой поцелуй Кай отвечает мгновенно. Слышу грохот и треск, и не успеваю понять, как его руки оказываются на моей талии. Корзина валяется между нами, и Кай отпихивает ее в сторону, чтобы теснее прижаться ко мне.
— Цветы! — ахаю.
— Плевать.
Тяжелые бордовые бутоны уже рассыпались по ступеням и падают, застревая между пролетами, когда Кай опять целует меня.
Он пробует меня на вкус, нежно, но я целую его с ожесточением и даже злостью за то, что он единственный, весь этот день, все это время, занимает мой ум. Единственный теперь имеет значение. Из-за него я столько вру, как никогда в жизни, и это только начало. А сам он давно привык к этому.
Каждую секунду я хочу касаться его. Каждую минуту, когда возможно, хочу целовать его. После первого поцелуя я как будто живу вполсилы. Дышу наполовину. Без него мои эмоции приглушили, а чувства притупились, и я удивлена, как вообще жила до этого.
И только, когда его губы на моих, мир снова взрывается ощущениями. Я дышу полной грудью. Мое сердце бьется чаще. Поставленная на паузу жизнь снова берет тот же разгон, что и раньше.
Его пальцы на моей талии обжигают через одежду. Рядом с ним я как кубик льда, а он — открытое пламя. Едва могу устоять на ногах, потому что моментально плыву и таю.
Кай отвечает на мои поцелуи с тем же голодным азартном, бездонной потребностью, которой после первого поцелуя только мало. Он оттягивает мою нижнюю губу и прикусывает ее, запрокидывает мою голову, придерживая за затылок, и переплетает наши языки. Это самый отвязный поцелуй в моей жизни, но я готова и хочу узнать, что он может еще.
Я отвечаю ему тем же, запуская руки в его длинные волосы, царапая кожу головы ногтями. Кай глухо стонет мне в рот, и этот звук искрой проносится по венам.
Я взмываю в воздух, окончательно теряя опору, — это он приподнимает меня под бедра. Спиной упираюсь в стену, а ноги скрещиваю у него на талии. В этом противостоянии мы на равных. Мы одинаково сильно хотим одного и того же.
Дышим одним воздухом. Задыхаемся и стонем. Мы начинаем танец, который пугает меня и возбуждает. И больше я не готова останавливаться.
Кай тянет мою водолазку, выдирая ткань из тисков ремня на поясе. Проводит пальцами по животу, вызывая дрожь в моем теле.
Я задыхаюсь от его прикосновений, захлебываясь восторгом от лавины ощущений, которая погребает под собой разум. Ерзаю у него руках, пока он очерчивает круг вокруг пупка большим пальцем, на миг заглядывая в глаза. А потом его пальцы ползут по животу выше, к косточке бюстгальтера.
Сначала Кай сжимает кружево, гладит и ласкает, и очень скоро первое оцепенение спадает. Я расслабляюсь, выгибаюсь, как будто умоляя сильнее, больше и смелее. Мое тело под его руками живет собственной жизнью. Он не отпускает моих губ, когда касается голой кожи, обводит грудь большим пальцем, медленно, чувственно, но перед тем, как приспустив кружево, он отрывается на мгновение. Смотрит мне в глаза и сжимает сосок.
Острая пульсация прошивает меня до кончиков пальцев на ногах. С губ срывается стон, и Кай снова целует, улыбаясь мне в губы.
Он знает, как управлять моим телом. Знает, как в два счета подчинить мои желания себе — сначала жизнь утратила смысл без его поцелуев, а теперь, уверена, что не смогу жить без его рук на моем теле.
Бюстгальтер теперь где-то выше. Он мешает, раздражает, царапает ставшую такой чувствительную кожу. А я, как кошка, выгибаюсь от его прикосновений, впервые ощущая себя такой желанной. Такой горячей. Такой нужной.
Голос отца долетает до меня как сквозь толщу воды. Он становится все громче, и я уже различаю слова, хотя все еще не понимаю их смысл. Замираю, каменяя всем телом.
Осознание опасности обрушивается вместе со звуком открывающихся дверей лифта.
— … Да не смотрел я на нее, Оксана! — слишком громко и нервно говорит мой отец.
Я успеваю заметить недовольные лица, а потом вижу только его начищенные ботинки и ее сапоги. Рухнув на колени, одной рукой сгребаю уроненные цветы, второй — незаметно заправляю обратно в джинсы водолазку.
— О, вы уже дома, — произносит отец. — А что тут случилось?
— Выронили корзину, — хрипло отвечает Кай.
— Не заболел? — Оксана, похоже, касается его лба. — Ты весь горишь.
— Все в порядке. Идите, я Юле помогу.
Шипы колют руки, когда я прижимаю цветы к груди, будто надеясь спрятать ото всех, как часто она вздымается. Боль отрезвляет. Я потеряла голову. Так нельзя. Ведь нас могли увидеть!
— Юль…
Трясу головой и прячусь в квартиру.
Глава 21
Знакомые серые обшарпанные застенки, и я снова за столом. Только теперь напротив меня не Юля, а сам Марк Бестужев. Рядом Юлин адвокат, ну вернее Дмитриева. Как и на том допросе, адвокат больше молчит.
Я тоже молчу. Бестужев говорит с телефоном. Ему постоянно звонят по работе. Я выяснил, что он открывает сеть отелей в северной столице, поэтому у нас тут и оказался. Дел у него невпроворот.
Морозова нет. Капитан вышел и пропал, будто забыл о нас. Между звонками Бестужев со скучающим видом осматривает помещение, меня и адвоката. Сам он пришел без адвоката, но его ни в чем и не подозревают. Морозов подозревает только меня.
— Да? — отвечает на очередной звонок Бестужев. — Нет, Вера, сухари можно еще не сушить… Да, на ужин я приеду. Или ты уже кого-то другого себе нашла? В Сибирь за мной, значит, не поедешь?... Только на Кипр, говоришь... Да все в порядке, только время даром теряю… Да, позвоню, конечно, как только закончим. Мальчикам привет.
Бестужев кладет телефон на стол и смотрит на меня.
— Ну и как ты в это влип?
Пожимаю плечами.
— Капитан к тебе явно неровно дышит, — продолжает Бестужев.
Телефон звонит опять.
— Да, Воронцов, слушаю… Нет, еще не выпустили. Не-е-е, в клуб я к тебе больше не сунусь. Уж лучше вы к нам, как говорится… Да понятно, что так случайно вышло… А на счет выходных ты подумай, бери Олю, детей и приезжайте. Ага, давай… Долго мы будем штаны просиживать? — это он уже в сторону.
Набирает какой-то номер сам. Начинает вежливо:
— Капитан? Добрый вечер. Это Марк Бестужев вас беспокоит… Какой? Да тот самый! У меня дела, капитан, имейте совесть!
— Обещал сейчас прийти, — это уже мне. — Говорит, нет в том углу камер. Слепое пятно.
Я знаю.
— А директор клуба ваш друг?
— Воронцов? Да. А что?
— Посоветуйте ему угол обзора увеличить, — говорю. — На будущее, разумеется. Клуб популярный, новый, мало ли что еще случится на парковке…
— Ну да, — с прищуром отвечает Бестужев. — А ты что в камерах разбираешься?
— Немного. Протоколы безопасности в универе изучаю, приходится и с камерами немного.
— Ты программист или хакер?
— А знаете, кто такой хакер? Это такой хороший программист.
— Что-то ты не очень похож на того, кто все свободное время проводит за учебниками.
Пожимаю плечами.
Бестужев вдруг нагибается к столу, упираясь в столешницу локтями.
— Слушай, а если я скажу, что мне нужна помощь?
— С чем?
— С безопасностью. У меня в Москве был случай, когда личные данные постояльцев утекли в сеть. Скандал будь здоров, замяли с трудом. Сейчас в Питере я просто не могу повторить ту же ошибку, но у меня уже возникли кое-какие терки с начальником безопасности нового отеля. Он меня уверяет, что все отлично, а я вот жопой чувствую, что нет.
— И что вы хотите от меня?
— Испытай мой отдел безопасности на прочность.
— Вы понимаете, что предлагаете мне это, пока мы сидим в ментовке?
— А что, плохое место? — хохотнул Бестужев. — Где еще такие знакомства заводить, как не здесь? Давно хотел сделать что-то подобное. Но не знал, как найти хакера со стороны. Не объявление же на «Авито» давать.
— Что вы меня потом посадили?
— Нет, я премию тебе выпишу. Серьезно. Или ты что, работаешь где-то?
