В кабинете еще одна доброжелательная женщина приглашает меня в кресло и готовит все для исследования. Смотрю в потолок, изо всех сил стараясь сдержать слезы. Я не хочу смотреть, но в конце концов просто не могу не смотреть. Однако изображение на мониторе совершенно ничего не объясняет мне.
— Сейчас посмотрим, — говорит УЗИст и больше не произносит ни слова в течение пяти минут.
— Все нормально? — не выдерживаю и спрашиваю ее.
— Давайте подождем вашего врача, — она мягко улыбается, но эта улыбка сильно отличается от той, какой она приветствовала меня в самом начале.
Ожидание мучительно. Время тянется так медленно, но наконец мой врач заходит в кабинет и сразу начинает изучать серию снимков, которые ее коллега сохранила на аппарате. Через несколько минут она поворачивается ко мне, сжав губы в тонкую линию.
— С ребенком все хорошо? — спрашиваю таким слабым голосом, что даже не уверена, что она меня слышит.
— Юлия, УЗИ показало, что эмбрион…
— Ребенок!
— Эмбрион не развился. Гестационный мешок пуст. В нем ничего не развилось.
— Может быть еще слишком рано, чтобы заметить? — возражаю.
— Боюсь, что нет. Как я уже сказала, гестационный мешок не содержит эмбриона. Такое случается. Мне очень жаль. Одевайтесь! Я бы хотела еще взять у Вас кровь на анализ.
— Что это значит? — смотрю на нее с недоверием. — Я не беременна?
— Беременность нежизнеспособна. Другими словами, она не приведет к рождению ребенка.
Я снова бросаю свой взгляд на экран, который больше ничего не показывает. Она выходит из кабинета, а я с дрожащим подбородком пытаюсь одеться. Как мать, я полюбила этого малыша в ту же секунду, как увидела две полоски на тесте. Да, мне было страшно, но я ни на секунду не усомнилась в том, что хочу его.
Когда после сдачи крови на анализ, я иду к стойке регистрации, чтобы оплатить прием, моя надежда все еще сильна во мне. Врачи же все время ошибаются! Завтра мне назначен еще один анализ крови и еще одно ультразвуковое исследование.
Но когда Никита звонит мне ближе к вечеру, я не могу заставить себя ответить на звонок. Я не могу сказать ему о том, что возможно больше не беременна. И была ли я вообще? Я ничего не понимаю. Последние недели он был участлив и внимателен ко мне. Но все это походило больше на обязанность, вызванную чувством долга. Мне страшно предположить, как он отреагирует на эту новость. Я не переживу, если услышу облегчение в его голосе.
38
Когда через полчаса Никита снова звонит, я опять не отвечаю, тупо глядя на экран. Через мгновение от него приходит сообщение: «Все хорошо? Почему ты не пришла на работу?». Пока я обдумываю, что ответить, следом прилетает еще одно: «Если ты не ответишь сейчас же, я попрошу Чили приехать и проверить тебя».
«Я просто устала и прилегла», быстро набираю текст и забираюсь в постель. Но сон так и не приходит ко мне до самого рассвета.
Утром я не могу сдержать дрожь в руках, пока жду в кабинете врача. Сегодня мне сделали еще один анализ крови и УЗИ, и теперь я жду решения. Мне хочется вскочить и убежать, притвориться, что всего этого не происходит. Потеря малыша будет настоящей трагедией для меня. Но еще это означает, что я, скорее всего, потеряю Никиту. У него не будет причин оставаться со мной.
— Жаль, что у меня нет для Вас хороших новостей, Юлия, — говорит доктор, — но анализ крови показывает падение уровня ХГЧ.
— Может быть, просто нужно еще подождать? — проглатываю желание заплакать.
— Боюсь, ждать больше нельзя. Плодный мешок пуст и он все еще находится в матке.
— Я не понимаю!
— Нам нужно в срочном порядке удалить все его остатки, пока не развился воспалительный процесс. В вашем случае медикаментозная терапия должна помочь.
— Вы предлагаете мне сделать аборт? Я не буду ничего пить!
— Было бы лучше, если бы организм сам справился, но мы не можем ждать, пока все ткани отторгнуться и выйдут. Это просто чудо, что у вас до сих пор не началась инфекция.
Я киваю, лишь наполовину понимая, что она говорит, пребывая в полном замешательстве.
— Но почему так произошло?
— Скажу сразу, чтобы вы не начинали себя обвинять, в этом нет Вашей вины. С яйцеклеткой, или со сперматозоидом, или с ними обоими было что-то не так с самого начала зачатия. Это просто хромосомная аномалия.
— От этого я не чувствую себя менее виноватой, — всхлипываю, утирая слезы.
Стараюсь плакать как можно тише, ожидая услышать ее вздох разочарования, потому что ей нужно идти к другим пациентам, а не сидеть здесь со мной, утирая мне слезы.
— Я выпишу вам рецепт. Надеюсь, это поможет и в хирургическом вмешательстве необходимости не будет.
Она подходит и гладит меня по спине. Это успокаивает меня на краткий миг. Но я убираю ее руку, потому что считаю, что не заслуживаю утешения. В последнее время я плохо питалась, много нервничала и плакала. Я слишком усердно тренировалась. Конечно, все это не могло не отразиться на моем теле. Это полностью моя вина.
Выходя из здания, удивляюсь, как мне все еще удается стоять на ногах, когда мое сердце полностью разбито. Люди смотрят на меня и перешептываются, так как по моему лицу текут слезы, но у меня нет сил их стереть. Они усиливаются, когда на экране телефона вспыхивает имя Никиты. Дрожащими пальцами набираю текст, что сегодня я тоже останусь дома, я просто устала.
Знаю, завтра мне придется прийти на работу. И так уже странно, что я не прихожу второй день. Без сомнения, Никита будет задавать вопросы, но сейчас я не могу думать о том, что ответить ему.
Права была мама, когда говорила, что я не смогу выносить ребенка. Когда Никита все узнает, он либо разозлится и обвинит меня в том, что я не смогла сохранить нашего ребенка, либо обрадуется, что теперь он ничем передо мной не обязан. Это более существенный повод не быть со мной, чем невнятные отговорки про его прошлое.
Мужчины всегда так делают, используют отговорки, чтобы бросить меня. Сначала папа, теперь Никита.
39
НИКИТА
— Не знаю, босс! — Чили вздыхает в трубку. — Говорит, у нее все нормально. Но, честно говоря, выглядит она не очень радостно.
— Ладно. Скоро буду! — рычу в ответ и отключаюсь.
Всю дорогу от аэропорта до офиса я нервничаю. Юля два дня не отвечала на звонки и не появлялась на работе. Слава Богу, что сегодня она пришла!
Мои глаза находят ее в ту же секунду, как я открываю дверь.
— Юля!
Она замирает при звуке моего голоса, и когда поднимает на меня глаза, она не улыбается. От этого я напрягаюсь еще больше. Неужели она хочет отшить меня теперь, когда я принял решение стараться больше, меняться ради нее?
Пытаясь проглотить комок, образовавшийся в горле, подхожу к ней ближе. Под ее глазами пролегли тени, а во взгляде читается не гнев или раздражение, а страх и смирение.
Ком в горле растет все больше, а по затылку бежит знакомое, но давно не ощущаемое покалывание — предвестник трагедии.
— Юля! Игнорировать меня в течение двух дней недопустимо. Поговори со мной!
— Я не могу!
— Что случилось?
— Мешок был пуст, — она начинает всхлипывать.
— Я ничего не понимаю. Какой мешок?
— Ребенка нет! — ее крик ударяет меня в грудь, прожигая насквозь.
— У тебя был выкидыш?
— Я потеряла ребенка! — она мотает головой, как будто не может поверить в то, что сама говорит. — Они сказали, ребенка не было. Просто не было. Ты понимаешь, Никита? Но как это не было? Кого же я тогда любила?
— Детка! — протягиваю к ней руки, но боюсь дотронуться. Мне кажется, я сам сломаюсь в ту же секунду, как прикоснусь к ней. — Что… почему? Как это возможно?
— Хотя доктор и сказала, что моей вины нет, я ей не верю. Я съела что-то не то и много нервничала. Или это от недосыпания и физических перегрузок на тренировках. Что бы это ни было, виновата я, — ее рыдания слишком сильны, чтобы разобрать что-то еще.
— Юля! Доктор прав! Ты не виновата, малышка! — шепчу ей, притягивая к своей груди.
