терзать эту часть тела, к которой не ожидала прикосновения мужчины. Только непонятным мне образом влаги между ног стало больше. А жар – сильнее.
– Если мне доложат, что ты пыталась сбежать, свою семью ты больше не увидишь. Поняла меня? – продолжая трогать меня, он произносит таким ровным голосом, что хочется кричать от ужаса.
Киваю молча. Но страх уже дал корни, пробираясь во все мои мысли и сжимая внутренности терновыми ветками. Чувствовала, что случится неладное.
Убрал от меня руки и поднялся. Держать веки открытыми стало непосильной задачей. Я лишь слышала, как он собирался минут десять и захлопнул за собой дверь. Видимо, дело не терпело отлагательств.
Сон длился недолго. По моим ощущениям всего пару часов. Может, больше. Проснулась от чувства тревоги. Чёрный взгляд был таким тяжёлым, что, когда подняла ресницы, ощутила, что не хватает воздуха. Словно меня душат.
Его бабушка. Она смотрела на меня со смертельной ненавистью.
Где-то рядом кудахтала Хаят. Как ни странно, похоже, она уже давно пыталась вразумить меня. Подняться с хозяйской койки. Но разбудил именно взгляд тёмных глаз хозяйки дома.
– Поднимайся, чего разлеглась? Работать пора! – как-то испуганно верещала Хаят. Явно боясь гнева этой старой женщины.
Я растерянно опустила ноги на пол, оглядывая кровать. Разобрана только с моей стороны. Заботливый хозяин укрыл меня одеялом. А вот платье снимать не стал. Однако залезть под него он всё же успел. Сглотнула слюну, вспоминая его руки на своей заднице, и покрылась запоздалым румянцем.
Его родственница смотрела на меня так, будто отлично понимает, почему её внук вдруг уложил ненавистную пленницу на свою кровать. Греть его постель до возвращения. Но, судя по её сведённым чёрным бровям, прохлаждаться мне не позволят.
Хаят вытолкнула меня из постели, будто моё нахождение на ней оскверняло. И накрахмаленное бельё, и того, кто в ней обычно спит. Бог с ними. Поднялась, из-под ресниц поглядывая на женщину. Сверля меня чёрными глазами, она отдавала короткие приказы своей прислуге, а Хаят скоро заменяла постельное бельё. Я прикрыла веки, глубоко вздыхая. Завершив, Хаят бросила мне одежду, в которой я до этого убиралась в хлеву.
Взяла вещи и молча скрылась в ванной комнате. Как ни странно, выглядела я свежей и отдохнувшей. Видимо, это разозлило бабушку ещё пуще. Глаза отчего-то блестели. Может, оттого, что я предвкушала близость с Якубом? От одной этой мысли я испытывала неуместное возбуждение.
Отлично понимала, что он хочет использовать меня. Унизить, принимая за сестру. Но я ничего не могла поделать с тем, что меня неудержимо тянет к нему. Подобного раньше я не испытывала ни к одному мужчине. Повторятся ли в моей жизни такие чувства? Поймёт ли он, что я девственница?
Закусила губу, вспоминая разговор с гинекологом. Партнёр должен быть в презервативе. А я – «готова» в достаточной степени. А всё прочее зависит от моей физиологии.
А если поймёт, вдруг я смогу убедить его, что… А, собственно, что я могу сказать? Его брат и сестра мертвы. Как мне защитить Серафиму?
Не понимала, как найти выход из этой ситуации. Только не всё в ней зависит от моей воли.
Кто-то настойчиво постучал в дверь, намекая, что, если я ещё минуту буду скрываться в ванной, дверь вышибут, а меня вышвырнут. Наспех умылась и вышла. Хаят ждала меня с очень недовольным видом, словно моё поведение бросало на неё тень.
– Ох, дурная ты девчонка, накликаешь беду на нас обеих, – цокала она языком, торопливо выпроваживая из хозяйских покоев.
Бабушка Якуба их уже покинула, отчего я вздохнула с облегчением.
– И что же такого я сделала? – спокойно интересуюсь, испытывая раздражение.
Что в моём поведении было не так, чем не угодила госпоже Ямадаевой? Можно подумать, её внучек оставил мне выбор в поступках.
– Вертела хвостом перед хозяином, – получила безапелляционный ответ.
Сжала зубы, пытаясь смолчать. Кому и что я здесь могу доказать? Они меня и за человека не считают.
Стоило только выйти из дома, как окунулась в адское пекло. Воздух обдал лицо, будто в печку заглянула. Жаркий, сухой, жалил кожу, обжигая, словно открытое пламя. Тут же покрылась капельками пота. Дышать стало тяжело, с трудом выждала, пока мы доберёмся до тени.
Мне выдали лопату, очевидно, чтобы убрала навоз. Да уж, щадить в такую жару меня никто не станет.
– Убери тут всё, потом приходи за новым поручением, – деловито вещала Хаят.
Осмотрелась, из-за жары почти никого не было во дворе. Повинность отрабатывала лишь я. Наказывали.
Налила холодной воды Мухтару, который лежал в тени, высунув язык и почти не обращая на меня внимания. Его не тронули, за что я испытала благодарность к Якубу. Ведь он вполне мог приказать убить или выгнать слабое животное.
Плотная шерсть собаки сейчас доставляла множество мучений. Не рискнула его даже погладить, понимая, что пёс может быть на взводе и плохо себя чувствовать.
Отработав час, я сползла по стенке, жадно глотая воду. Одежда пропиталась потом, хотелось окунуться в ледяную ванну. Голова от жары кружилась, немного подташнивало.
– Прохлаждаешься?
Вздрогнула, не ожидая, что я здесь не одна.
В дверном проёме стоял тот самый страж, который грубо обошёлся со мной в день похищения.
Что-то такое читалось в его глазах, отчего мне захотелось подняться и убежать. Сцепила зубы, смотря на него. Его лицо лоснилось, блестело, как и маслянистый, липкий взгляд. Он словно пятнал меня, делая грязной, скверной. Рубашка расстёгнута, под мышками влажные разводы. Я ощущала, как от него разит потом, и за те пару метров, что нас разделяли. Этот запах вызывал желание избавиться от завтрака, которым напичкала меня сегодня Хаят.
Мне почему-то подумалось, что Якуб не одобрил бы такого поведения своего человека. При нём ведь он на меня даже смотреть боялся. А тут пожирает взглядом. Нагло и неприятно. Кто ему дал подобное дозволение?
Ощущая себя в таком положении слишком уязвимой, я поднялась, продолжая прижиматься к стене.
– Что вам от меня нужно? – тихо спрашиваю.
Рядом ни души. Аномально жарко даже для этих мест. Уже давно никто не проходил мимо. Хаят трудилась в доме, оставив меня здесь одну. Понимала, что меня практически пытают жарой. Извращённо и дико.
Вытерла пот со лба, продвигаясь к выходу из хлева. Но солнце тоже не манило к себе.
– Красивая ты. Полюбоваться хотел на зверюшку, которую раздобыл для себя хозяин.
Его слова не обижали. Они пугали меня. Ещё сильнее сомкнула челюсти.
Он приблизился ко мне на расстояние вытянутой руки. Изучал. Рассматривал.
– Отойдите.
