от стука в окно.
Это оказывается Олли. Я опускаю стекло и торопливо, опережая его, говорю:
– Машина не заводится.
– Бензин давно заправляла? – изгибая брови, на полном серьезе спрашивает он.
Я хочу высунуть руку и стукнуть его за такой оскорбительный вопрос.
– Разве я когда-нибудь была из тех девушек, которые забывают о таких вещах?
Олли с кривоватой улыбкой качает головой.
– Ладно, давай посмотрим, что там.
Он закатывает рукава и открывает капот, а я выхожу из «Бьюика» и становлюсь рядом.
– Ты быстро.
– Отец спал, я не стал его будить, – трогая и внимательно осматривая внутренности папиной старушки, отвечает Олли.
– Он тебя очень любит, – негромко говорю я, хотя мистер Скотт никогда не боялся показать этого. Особенно после того, как мать Олли ушла – может быть, Джеффри считал, что теперь должен делать это за двоих?
– Я его тоже, – отозвался Олли, не прерываясь, но было заметно, как его плечи напряглись.
– И он волнуется за тебя, – осторожно добавила я, не уверенная, что стоит ступать в эти воды.
Оливер выпрямился, повернувшись ко мне.
– Что отец сказал тебе, Чарли?
Его лицо выглядело спокойным, но в глазах читалась настороженность.
– Только то, что тебе было плохо после возвращения из армии, – поспешила я, боясь, что он может разозлиться на Джеффри. – Я ведь и сама помню, как ты…
Я замялась в неловкости, потому что напоминать о том, что случилось в его визит в Лос-Анджелес, было не лучшей идеей.
– Олли, я видела таблетки в твоей ванной, – призналась я, решив, что будь что будет.
– Я больше не принимаю их, – нахмурившись, сказал он. – Это в прошлом.
– Но принимал. Я хочу знать, что именно…
– Это в прошлом, Чарли! – повысив голос, с нажимом повторил он. – У меня были проблемы, но мне удалось их решить. Я не хочу говорить об этом.
Решимость и упрямство в его глазах сказали мне, что тема исчерпана. Я не знала, правду ли он говорит, но вынуждена была отступить.
– Хорошо, как скажешь, – сникнув, сдалась я.
– Инжектор, похоже, забился. Давай я отвезу тебя, а потом позвоню в автомастерскую, чтобы машину забрали.
– Ты не обязан этого делать. Просто подвези меня домой, а с машиной я сама разберусь.
– Мне не сложно, – возразил Олли. – У меня там знакомый работает, он как раз задолжал мне услугу.
В этом был весь он. Даже злясь на меня, Оливер не мог бездействовать, если я нуждалась в помощи.
Согласившись, я заперла «Бьюик», сев в Dodge Challenger и первые десять минут пути мы молчали.
После того, как призналась ему о Заке, у меня было некое чувство незавершенности. Многие детали я опустила, к тому же не сомневалась, что и у Олли есть вопросы. Но я не знала, сможем ли мы когда-нибудь говорить об этом спокойно.
– Когда открытие?
Я повернула голову и несколько секунд смотрела на него в растерянности, пока до меня не дошло, что он о гостинице.
– В конце сентября или к середине октября. Не знаю пока, как успею. У меня съемки в конце июля, это не должно занять больше месяца, но всякое может быть.
– Съемки? – удивился Олли. – Я думал, ты временно завязала с кино.
– Так и есть. Это старый проект, съемки долгое время были заморожены, а недавно их решили возобновить. Я подписывала контракт и могу выплатить неустойку, если сейчас откажусь.
Олли понимающе кивнул, но мне показалось, что известие его расстроило.
– Но как же дела с гостиницей, пока тебя не будет?
– Лиз обещала присмотреть.
Мы как раз подъехали к моему дому, и я была немного разочарована, что нам придется попрощаться. Мне его очень не хватало. Как бы я не занимала себя делами, часть во мне всегда будет пустой без него.
– Спасибо, что подвез, – взявшись за ручку, поблагодарила я, но слова Олли вдруг заставили меня застыть на месте.
– Ты жалеешь, что отдала его?
Я прикрыла глаза на миг и с осторожностью вдохнула, прежде чем посмотреть на него.
Олли смотрел на меня внимательно, но без отвращения или осуждения. В его глазах было лишь желание знать, и я могла быть только предельно честной с ним.
– Каждый божий день, Олли. Это единственное, о чем я жалею больше того, что ушла от тебя.
Джонс заржал, демонстрируя свои крупные и пугающие своей белизной зубы – именно из-за них он получил прозвище Белоснежка. Я показал ему средний палец в ответ, после чего ржали уже все ребята, собравшиеся перекинуться в карты в свободное время.
Деньги я проиграл – двадцать баксов, но больше не планировал. Азартным меня не назовешь. И все же иногда нет, да и сыграю пару партий – а все Белоснежка виноват, чертов сукин сын!
Посмеиваясь, я выхожу из палатки, щурясь на адском солнце Ближнего Востока. Никогда не привыкну к этой ядреной жаре, когда вместе с раскаленным воздухом вдыхаешь песок – он тут везде, куда бы ни упал взгляд.
Вслед мне доносятся шуточки Белоснежки и смех моих сослуживцев. Я думаю о том, что день сегодня не такой и плохой – здесь, в Ираке, дерьмовых дней больше, чем хороших, даже просто терпимых. Но несмотря на это, я еще не пожалел о своем выборе. Лишь о том, что так далеко от Чарли.
Она последнее, что я помню перед тем, как неожиданно меня опрокидывает на землю, все меркнет и реальность теряется. Я отключаюсь на несколько секунд (так мне кажется), а когда прихожу в себя, слышу стрельбу и крики. Звук глухой, будто у меня в ушах вата или все происходит где-то в отдалении.
Повернув голову, я пытаюсь сфокусировать взгляд, но удается с трудом. Когда же зрение немного проясняется, я вижу Лена Моргана в нескольких метрах от меня. Его глаза открыты и неподвижны, а пулевое отверстие в голове не отставило ему шансов.
Сегодня утром он показывал мне фотографию своей невесты. Их свадьба должна была состояться через пять месяцев.
Тел на земле больше, но невозможно оценить, кто выжил, а кто ранен. Мне повезло – возможно – я пока еще жив, но адская, горящая боль в моем правом боку, расползающаяся по всему телу, говорит о том, что радоваться мне рано.
Всего минуту назад (или сколько я провел в отключке) я стоял на ногах и думал о Чарли, а теперь лежу на горячем раскаленном песке Ирака и не знаю, выпадет ли мне еще возможность увидеть свою жену.
Связь
