что от одной мысли о том, через что проходят женщины, во рту пересыхает.
Зинаида отпаивает меня бульоном, и к вечеру мне становится лучше. Стараюсь не думать о Гаврилове, но мозг упорно подкидывает пищу для размышления. Понятия не имею, как буду себя вести после того случая.
За время своего отсутствия он звонит мне раз пятьдесят, но я продолжаю усиленно игнорировать его попытки поговорить. Мне нечего ему сказать, да и он вряд ли сообщит что-то важное и новое.
Наконец, мне удается уснуть. Просыпаюсь с бешено колотящимся сердцем и трясущимися руками. От какого-то шороха, который доносится сзади. Резко поворачиваюсь и вскрикиваю от неожиданности.
–Уль, тш-ш-ш, это всего лишь я.
Давлю в себе желание обматерить этого идиота, который додумался припереться в комнату среди ночи и напугать меня до смерти. Обхватываю живот, когда ощущаю, как он напрягается от страха. Такое происходит впервые, и это не сказать, что приятно. Начинаю приводить в норму пульс, не переставая поглаживать живот.
– Ох…
Не сдерживаю болезненного выдоха. Яр тут же опускается на колени и смотрит испуганными глазами. Я вижу, как широко они распахнулись, даже несмотря на кромешную тьму.
– Что такое? Больно? Звонить врачу?
Он кладет свою горячую ладонь поверх моей, и становится легче.
– Скажи что-нибудь, солнце. Болит? Колет? Режет? Почему ты такая бледная?
– Хорошо все. Небольшой тонус из-за того, что ты меня напугал до полусмерти. Сейчас пройдет. Я читала, что такое бывает.
– Точно все хорошо, а то давай я позвоню Карине Аркадьевне?
– Я в порядке, правда.
Слышу его тяжелый выдох. Мужчина, не спрашивая разрешения, ложится сзади и обхватывает меня руками за талию. Ощущаю, как бухает сердце в его груди.
– Черт, – его голос слишком взволнован для такого пустяка, – даже не знаю как быть.
– Ты о чем?
– Я должен тебе кое-что сказать.
Дыхание замирает, но я стараюсь не поддаваться панике, хотя уже чувствую, как она опутывает липкой паутиной каждый миллиметр тела.
– Сказать что?
– На кону твоя безопасность, но я не дам тебя в обиду. Ни тебя, ни детей. Да и неизвестно, что будет, поэтому…
– Ближе к делу, Гаврилов!
Чем больше он начинает юлить, тем мне страшнее.
– Марат на свободе…
Меня будто скидывают со скалы в пропасть или даже в ледяное озеро. Я погружаюсь с головой в холодную пучину и боюсь захлебнуться.
– Ты только не волнуйся, я знаю, как вас защитить, Уль.
Меня прижимают к горячему телу, но даже это не может унять дрожь.
– Как на свободе? Яр, ты же говорил, что все под контролем. Марат под контролем!
Не сдерживаю потока эмоций и перехожу на крик. В комнате моментально становится холодно, а моя кожа покрывается мурашками. Гаврилов укутывает меня в теплый плед, ещё крепче сжимая в своих руках. А я не могу поверить до конца в его слова. Самый чудовищный кошмар вырвался на свободу, и теперь мне снова будет страшно ходить по улицам. Снова этот липкий страх, проникающий в каждую кожную пору.
– Я сам пока до конца не разобрался, но, кажется, среди моих людей завелась очередная крыса. Либо в тот раз я отловил не всех, – голос Яра садится, и сквозь призму своих переживаний я слышу, что и мужчина тожез адет.—Лично я склоняюсь ко второму варианту, как и Рус. После похищения еле уломал его стать начальником службы безопасности. Марата поймали сразу, что странно. Я распорядился запереть его подальше от города, ну и держать примерно в таких же условиях, как – нас. Пока меня не было в городе, он как-то смотался. Сейчас Рус занимается его поисками, но мне нужно оберегать вас. Поэтому…
Он замолкает, а я снова сжимаюсь в его руках. Воспоминания, словно пауки, выползают из дальних уголков подсознания. То время, когда нам еду давали чуть ли не один раз в два дня, когда Ярослава избивали прямо на моих глазах, когда меня грозились изнасиловать…передергиваюсь, пытаясь вернуться в настоящее.
– И что делать?
Мой голос скатывается до шепота. Мне жутко даже рядом с Ярославом, но, если мыслить здраво…мне будет жутко в любом уголке земли.
– У меня за городом есть небольшой домик. Ты должна уехать туда. С тобой будет Петр и ещё один человек. Я сам его проверял, он чист…
– И как же ты его проверял? Пытал? Горячий утюг к груди прикладывал?
– Солнце, – Яр зарывается носом в мои волосы и пытается успокоить, – доверься мне. Я очень виноват в том, что мы так расстались, но я честно зашел бы перед вылетом. Ты многое для меня значишь, и наши дети тоже, Уль. Ты не простая девка, с которой переспал и забыл, а нечто гораздо большее…
Сердце сжимается в тугой комок. Похоже на признание, вот только в чем. В том, что я просто мать его детей и поэтому так важна?
– К врачу тебя будут возить, когда нужно…
– Подожди, – перебиваю его, едва в голове вспыхивает вопрос, – а ты? Ты меня туда одну, что ли, отправляешь?
– Мне нужно разбираться…
– Нет, подожди. То есть я должна одна проживать все прелести беременности? А ты так…мимо проходил и случайно вставил член?
Меня уже просто начинало разрывать от негодования. И этот человек предлагал мне несколько дней назад нормальные отношения? Да после всего сказанного я даже не подумаю сделать хоть шаг в эту сторону.
– Не передергивай.—Он чему-то ухмыляется, но не отпускает, когда я хочу соскочить.—Дослушай меня. У тебя гормоны скачут так, что я не успеваю следить за сменой настроения. Я буду приезжать, скорее всего, поздно. Поэтому мне не по себе. Очень хочу быть в курсе всего, что с тобой происходит. И на УЗИ, где скажут, кто у нас будет, мы поедем вдвоем. Но просто я буду очень занят, поэтому заранее прошу…не злись. Хорошо?
После его заверений становится намного спокойнее. Пока не знаю, чем буду заниматься в изоляции, но, надеюсь, найду дело по душе. Сейчас для меня важнее безопасность детей.
– Хорошо. Если ты считаешь, что так нужно. Значит, я поеду за город.
– Спасибо. Знала бы ты, как я устал от этих передряг.
– Так расскажи. Почему бы тебе просто не заниматься своим строительным бизнесом, или что там у тебя?
Гаврилов хмыкает.
– Строительным, строительным. Не знаю, Уль, я хочу сделать что-то хорошее для города, в котором родился и живу. Для людей, которые живут в этом городе. Я же вижу, какие у них условия, и знаю, что в состоянии изменить если не все, то
