Официантка приносит меню, и я первым делом заказываю куриный бульон для Дани. Судя по его осоловелым глазкам, ребенок скоро нырнет в сон. Ну еще бы! Столько впечатлений за день!
Чуть позже, ознакомившись с ассортиментом безумно аппетитных на вид блюд, мы с Александром тоже делаем заказ. Помимо прочего, я прошу принести мне какао. Чтоб вы понимали, в последние годы я пью исключительно кофе, но сегодня почему-то хочется насладиться давно забытым вкусом из детства.
– Отличный выбор, – подмечает Вавилов и, обращаясь к официантке, добавляет. – Мне тоже чашечку какао принесите.
Суп приносят довольно быстро, и я успеваю накормить сына перед тем, как он, перебравшись в коляску, засыпает. Тьфу-тьфу-тьфу, но в плане сна и питания Даня не доставляет мне никаких хлопот. Он крайне редко канючит и капризничает. Возможно, причина в том, что мы просто еще не добрались до так называемого кризиса трех лет, когда на любое предложение родителя малыш отвечает отказом. А может, у меня просто золотой сынишка. Знаю, звучит самонадеянно, но мечтать, как говорится, не вредно.
– Ты прекрасно справляешься с ролью мамы, Ангелина, – говорит Вавилов, который с большим интересом наблюдал за тем, как я кормлю и укладываю Даню.
– Правда? – отзываюсь смущенно. – Спасибо. Но я, если честно, делаю это все на автомате, без подключения сознания. Должно быть, материнство у женщин в крови.
– Не у всех, – качает головой.
– Эм… Ты говоришь о ком-то конкретном? – осторожно уточняю я.
– Ну… Например, о своей матери, – огорошивает Вавилов.
– У вас плохие отношения? – удивляюсь я.
– Нет, сейчас уже нет. Мы с братьями повзрослели, и отношения, так сказать, выровнялись. Но в детстве нам очень не хватало материнского тепла.
Он произносит это совершенно спокойно, без тоски и других негативных эмоций, но от услышанного у меня по спине все равно ползут колючие мурашки.
– Почему? Она была занята на работе? – данное предположение кажется мне наиболее вероятным.
– И это тоже. К тому же у каждого из нас была гувернантка, и мать свято верила, что это полностью закрывает наши потребности, – отвечает Александр. – Она всегда была карьеристкой и родила троих только потому, что этого хотел отец. Его быстро растущей империи нужны были наследники.
Я молчу, обдумывая услышанное. Уверена, большинство людей, которые знакомы с Вавиловом, убеждены, что у него было безоблачное детство. Полное достатка и роскоши. И вряд ли кто-то их них может предположить, что мальчику, выросшему в золотых пеленках, не хватало одной совершенно банальной вещи: любви.
– Знаешь, мне кажется, на подобную жертву идут все работающие родители, – вздыхаю я. – Взять хотя бы меня. Моему малышу всего два годика, а он видит маму только по вечерам и выходным. Умом я понимаю, что это не совсем правильно, но других вариантов у меня, увы, нет.
– Ну ты сравнила, – Александр усмехается. – Моя мать с самого замужества купалась в деньгах и при желании вообще могла не работать. Ей просто было скучно прозябать дома в окружении игрушек и памперсов. Ее тяготила роль домохозяйки. Даже когда я был еще совсем маленьким, мама при любом удобном случае сбегала на работу или в свет. Сейчас я ее уже не виню, потому что вижу, что она добилась поистине впечатляющих результатов на своем профессиональном поприще, но в детстве меня это порядком задевало.
– Понимаю. Ребенку нелегко такое осознать.
– Да, – кивает. – Но вот я смотрю на тебя, Ангелина, и вижу, что тебе в радость проводить время с сыном. Ты вся так и светишься.
В его взгляде отражается такое искреннее восхищение, что я невольно покрываюсь румянцем. Прямо чувствую, как к щекам приливает жар. Все-таки умения смущать людей Вавилову не занимать.
– У меня создалось ощущение, что тебе тоже было весело с нами, – робко подмечаю я, когда официант приносит наш заказ.
– Еще как, – отхлебнув какао, мужчина улыбается. – Я вообще очень люблю детей и многое бы отдал, чтобы у меня был такой вот карапуз.
Бросив эту обескураживающую фразу, он берется за вилку и как ни в чем не бывало приступает к еде. А я сижу как громом пораженная не в силах ни пошевелиться, ни слова вымолвить.
– Эм… Саш, не сочти за наглость, но можно личный вопрос? – пристально наблюдая за его мимикой, говорю я.
Вавилов вскидывает на меня глаза и слегка щурится:
– Да, я слушаю.
– Если ты любишь детей и мечтаешь о продолжении рода, то почему ты и твоя жена… – запинаюсь от волнения и, прокашлявшись, продолжаю. – Почему вы не заводите ребенка?
Только закончив предложение, я понимаю, что мой вопрос в высшей степени бестактный. Это подтверждает и резко помрачневшее лицо Вавилова, который еще секунду назад был весел и беззаботен. Такое ощущение, что на него упала темная тень. Взгляд почернел, уголки губ заломились вниз, а в чертах проступила уже знакомая мне печать усталости.
Господи… Неужели я ненароком задела его за живое? Всковырнула застарелую рану?
Глава 35
– Тут все сложно, Ангелин, – помолчав, отзывается Вавилов. – Так в двух словах не скажешь.
Он откладывает вилку в сторону, будто резко потерял аппетит.
– Прости, – даю заднюю. – Кажется, я лезу не в свое дело. Твои отношения с женой меня не касаются.
Мне стыдно. За то, что поддалась любопытству. За то, испортила Александру настроение. За то, что сижу перед ним и алею как маков цвет.
– Слушай, тут нет никакой тайны, – он снова усмехается. Только на этот раз горько. – Наш с Юлей брак – в большей степени необходимая формальность, поэтому ни о каких детях речи не идет.
Нижняя челюсть резко тяжелеет и отвисает сама собой. Силюсь закрыть рот, но воздуха вдруг делается очень мало. Поэтому я шумно втягиваю его внутрь, тщетно пытаясь совладать с нахлынувшими эмоциями.
Должно быть, со стороны я выгляжу невероятно глупо. Как человек, который по ошибке хлебнул кипятка. Вот и всасывает в себя прохладное пространство, чтобы хоть как-то остудиться.
Сказать, что я в шоке, – ничего не сказать. То есть как это их с Юлей брак – формальность? Я и подумать о таком не могла!
– Я не вполне понимаю, – хриплю я и, судорожно глотнув какао, выравниваю голос. – То есть ваши отношения… Они как бы фиктивны, что ли?
– Угу, – Вавилов вновь придвигает к себе тарелку и вооружается столовым прибором. – Поначалу мы пытались создать что-то настоящее, но… Кто сгорел, того не подожжешь.
Я не знаю, что меня больше удивляет: тот факт, что Александр цитирует Есенина, или его признание в том, что между ним и Юлией нет никаких чувств.
Услышанное настолько дико, неправильно и вместе с тем воодушевляюще, что я просто не знаю, что говорить и как реагировать. То ли сочувствовать, то ли радоваться… А, может, вообще прикинуться, что я ничего не поняла, и быстро сменить тему?
– Это… Это очень неожиданно, – наконец выдавливаю я.
Отмираю и вслед за Вавиловым принимаюсь за обед. Не потому, что хочу есть, а потому что хлопать округленными глазами и дальше будет как минимум невежливо. У самого Александра вид вполне обыденный, поэтому мне тоже потихоньку нужно усмирять чувства.
– Для тебя – возможно, – невозмутимо отвечает мужчина. – А для меня это всего лишь унылая проза жизни.
– Хочешь сказать, Юлия разделяет твои эмоции? – все еще недоумеваю я.
– Конечно. Плюс договорного брака в том, что в нем царит полная взаимность.
Он шутит. Но я чувствую, что за стеной мрачного юмора стоит большое разочарование и острое сожаление. В глубине души Вавилов хочет семью и детей, но по факту имеет лишь красивую обертку без реального содержимого. Как это, должно быть, ужасно – жить с человеком, которого не любишь и который не любит тебя. Это напоминает о жестоких сказках средневековья, где принцы и принцессы вступали в брак в угоду государственным интересам, а потом всю жизнь были несчастны.
Сейчас на дворе двадцать первый век, но приоритет денег и власти над чувствами никуда не делся. Сильным мира сего не так-то просто отстоять свое право на любовь. Пожалуй, это единственное, в чем простым смертным повезло больше.