поэтому меня и тянет к нему? Так сильно тянет, что отрицать это становится невыносимо. Он изменил своей невесте со мной, а я не могу на него злиться… Поэтому сейчас вместо того, чтобы тихо и незаметно уйти стою и смотрю на него.
Неожиданно Полянский оборачивается и впивается глазами прямо в меня. Пойманная за подглядыванием, чувствую, как покрывается красными пятнами шея и начинает частить пульс.
– Извините…– шепчу одними губами, хватаясь за ручку двери.
Богдан, прикрывает динамик и сухо произносит:
– Зайди.
Зачем-то оглядываюсь назад, словно был шанс на то, что Полянский мог позвать кого-то еще кроме меня.
Делаю шаг внутрь и, сцепив руки замком, в нерешительности останавливаю. Оглядываю кабинет Богдана, не зная куда себя деть и что сказать.
Полянский кивает мне на стул, стоящий перед его столом, и отворачивается обратно к окну, продолжая свой разговор.
Бросаю быстрый взгляд на приоткрытую дверь и тяжело и обреченно вздыхаю, плотно прикрывая ее, чтобы нам никто не мешал и не дай Бог услышал бы, что я собираюсь сейчас сказать…
Заходя в кабинет Полянского, я уже точно решила, что скажу ему о ребенке.
Хотела оттянуть немного разговор и момент признание, но кажется время пришло. Вряд ли я найду более подходящий момент. Полянский редко бывает один, с ним рядом всегда толпа людей, особенно в офисе.
Меня потряхивает от волнения, когда я сажусь на предложенный мне стул. Тело бьет мелкой дрожью, а во рту сухо как в пустыне. У меня с собой никаких доказательств беременности. Ни теста, ни снимка узи. Я надеюсь на адекватность и рассудительность Полянского. Хотя сама понятие не имею как именно он отреагирует на новость о ребенке.
– Алексеев, прекрати лить мне в уши эти сладкие песни, припаси их для двоих подчиненных, – резко произносит Полянский и поставив руку на стекло, сжимает ладонь в кулак. – Когда будешь им объяснять, почему они остались без годовой премии благодаря тебе.
Никогда не видела такого Богдана. Обычно очень сдержанный, не позволяет себе поднимать голос на сотрудников, даже если они, по его мнению, сильно облажались. Он совсем не Левский, который орет по поводу малейших недостатков в договоре. Он и сейчас не кричит, но от его тихого обманчиво спокойного голоса волоски на руках встают дыбом.
– Я жду решение нашей проблемы завтра до обеда и если ты его не найдешь, тогда уже я буду искать…нового начальника производства, Алексеев. Понятно?
Скрещивая лодыжки и складывая руки на коленях, как примерная девочка, сверлю взглядом напряженную спину отца своего ребенка. Он тем временем заканчивает свой разговор и нажав на экране мобильного отбой, какое-то время стоит неподвижно, смотря в окно.
Атмосфера в кабинете напряженная. Гнетущая и не предвещающая ничего хорошего. Не знаю зависит ли она от того, что на производстве и складе срывают сроки по важному договору, или есть что-то еще?
Я слышу как тикают настенные часы, которые показывают приближающееся окончание рабочего дня. Слышу свое дыхание и дыхание Полянского. Слышу как за дверью возвращается в приемную его помощница, громко болтая по телефону.
Неуверенно ерзаю на стуле, потому что мне кажется Богдан забыл о моем присутствии. Мне так кажется ровно до того момента, пока мы с ним не пересекаемся взглядами в бликующими вечерними огнями окне.
Внутри рождается догадка. Сердце ухает вниз, и я до боли впиваюсь ногтями в ладони.
– Богдан…
– Когда ты планировала мне сказать? – перебивает меня Полянский и медленного оглядывается через плечо, поворачиваясь ко мне лицом.
– Что?
Его вопрос выбивает почву из-под ног, хоть я и сижу, вцепившись пальцами в собственные ладони, и воздух из легких. Мне нечем дышать.
Богдан молча идёт к своему месту и садится в кресло. Ставит локти на стол и, соединив руки, смотрит на них несколько секунд скрывая от меня свои эмоции, а потом поднимает глаза. Он спокоен и собран. Он больше не злится и вообще не выражает никакого недовольства. Скорее он пуст, опустошён полностью.
Я не знаю, что творится у него внутри. Мне хочется верить, что там у него бушует шторм, точно такой же, как и у меня.
Полянский чуть улыбается, едва уловимо, мягко и безэмоционально.
– Леся, – спокойно произносит он, а у меня волосы на затылке шевелятся от звука собственного имени. – Я знаю, что ты беременна. Будешь это отрицать?
Смотрю в его кристально голубые глаза и сглатываю. Раньше, буквально сегодня утром, в его глазах плясали эмоции. Целый калейдоскоп! Иногда он мог посмотреть на меня с нежностью, иногда с открытой похотью. Между нами, всегда было натянутое сексуальное напряжение, как отголосок нашей непродолжительной связи. Сейчас же нет ничего. Всё потухло разом. Остыло.
– Беременна, – отзываюсь тихим эхом.
Отрицать очевидное глупо.
Полянский вздыхает. Громко, не таясь, нецензурно ругается и ударяет кулаком по столу, откатывается на стуле и поднимается на ноги. Но вместо того, чтобы приблизиться ко мне, отходит обратно к окну.
– Ты забыла карточку в кабинете анализов. Я посмотрел. Ты плохо выглядела утром, любопытство пересилило этику. Твою мать!
Я вздрагиваю и обнимаю себя за плечи, смотря на него широко распахнутыми глазами. Мне хочется свернуться клубочком и спрятаться. Определенно, я ожидала не такой реакции. Умом понимаю, что рассчитывать на чувства было глупо, но тоска и досада сжимают внутренности, завязывая всё внутри узлом. Не думала, что сама мысль о том, что я ношу под сердцем его ребёнка может вызывать такой негатив со стороны Богдана.
– Богдан… – начинаю я робко и тоже встаю на ноги. – Я…
Только сдвинуться с места не в силах. Мой голос тихий и осипший. В горле ком, который я никак не могу проглотить. А ещё не могу найти подходящих слов, смотрю в спину мужчине и молчу.
Отчётливо понимая, что сейчас решается моя судьба, вот в этот самый момент. Жизнь разделится на до и после. Я либо буду очень счастлива, либо уже никогда не буду счастливой.
– Ты можешь доработать до декрета, я предупрежу Левского и отдел кадров, чтобы никаких командировок и перелётов тебе не ставили. Или ты можешь уйти из компании сейчас, мы выплатим тебе всё полагающееся по трудовому договору. И я распоряжусь, чтобы тебе начисилили премию хорошего размера. На первое время тебе и ребенку хватит, – произносит Богдан, разглядывая ночные огни за окном.
Руки он убрал в карманы брюк, но я всё равно вижу, как сжимаются его кулаки. Ноги широко расставлены, голову держит ровно, смотрит прямо перед собой. Всё его тело натянуто и
