— Рен!
Я резко жму по тормозам, оглядываюсь вокруг, думая, что Фрэнки увидела нечто, что я вот-вот собью.
— Что? Что такое?
Она опускает телефон.
— Прости. Я хотела остановить тебя прежде, чем мы проедем Хоторн. Я просто вспомнила, что хотела бы забрать почту из своего дома.
У меня вырывается вздох облегчения.
— Конечно, Фрэнки, без проблем.
Мы как раз должны были проехать её район, так что через считанные минуты я останавливаюсь перед её домом.
— Могу я сходить за почтой вместо тебя? — спрашиваю я.
Фрэнки открывает рот. Закрывает. Часто моргает.
— Эм. Я собиралась сказать, что я большая девочка, которая может забрать свою почту из недавно ограбленного дома, но теперь мне что-то неспокойно.
Распахнув дверцу со своей стороны, я улыбаюсь ей.
— Сейчас вернусь.
Когда я возвращаюсь в фургон и кладу почту ей на колени, Фрэнки быстро перебирает её и останавливается, дойдя до одного конверта. Она так стискивает его, что белеют костяшки пальцев.
Мне не надо лезть не в своё дело. Отведя взгляд, я сосредотачиваюсь на том, чтобы влиться в движение и поехать в сторону дома. Фрэнки неотрывно смотрит на конверт так долго, что мой дом уже виднеется впереди.
Внезапно она разрывает конверт и выдёргивает из него маленькую стопку сложенных втрое бумаг. Расправив их, она лихорадочно пробегается глазами по тексту, а потом фургон заполняется оглушительным визгом.
— Я поступила! — орёт она.
Куда она поступила? Я кошусь на обратный адрес на конверте. Юридический факультет КУЛА.
Ангелы поют «Аллилуйя» в моей голове. Фрэнки поступает на юриста. А это означает, что Фрэнки недолго осталось работать на Кингз.
А значит, скоро… Фрэнки уже не будет под запретом.
Припарковав машину, я в трансе смотрю перед собой. Меня накрывает волна сокрушительного страха. Фрэнки уедет. Игра на выжидание окончилась. Мне наконец-то пора делать первый шаг. И я внезапно понимаю, что даже не знаю, каким он будет.
— Поздравляю, — хрипло выдавливаю я.
Когда она поворачивается ко мне, её глаза блестят от непролитых слёз. Я впервые вижу её такой счастливой.
— Рен, прости, что я слетела с катушек. Я просто не думала, что поступлю.
Наконец, ко мне возвращается дар речи, и я поворачиваюсь на сиденье лицом к ней.
— Ты не думала, что поступишь? Фрэнки, естественно, ты поступила бы. Ты собираешься изучать спортивное право? Планируешь быть агентом?
Она улыбается мне, вытирая слёзы.
— Ага.
«Будь моим агентом», — хочу сказать я. Вот только как бы мне ни понравилось иметь такого умного и сурового агента, который обсуждал бы каждый мой контракт, я хочу от Фрэнки намного большего. Я хочу её улыбки. Её тело. Её чувство юмора. Её безраздельное внимание и начитанное остроумие.
Если позволить себе помечтать по-настоящему, я хочу её любви.
Я хочу Франческу Зеферино. Она — моя конечная цель. И теперь мне наконец-то предоставляется шанс.
— Ты отлично справишься, Фрэнки, — говорю я ей. — Ты должна гордиться собой.
Крохотное пространство в салоне фургона делается почти клаустрофобным. Я тону в её орхидейном парфюме, слышу её тихое размеренное дыхание, пока она улыбается мне, буквально светясь от счастья. Теперь, когда передо мной простираются возможности, я вижу зияющую пропасть между тем, кто мы есть, и кем я хочу нас видеть. Я три года был для неё одним из парней. Я сдерживался, прикусывал язык, ждал. И ждал. И ждал.
Но это не значит, что я не могу это сделать. В конце концов, я делал такое на арене — выжидал, шёл к голу, когда момент подворачивался, а потом с поразительной точностью пользовался плодами своего терпения. Если я могу сделать это в хоккее, я могу сделать это с Фрэнки.
Ведь так?
***
— Я тебя не вижу, Аксель, — наклонив экран ноутбука, я ставлю его так, чтобы мой старший брат хотя бы видел моё лицо.
— Тебе не нужно меня видеть, — бормочет он, находясь наполовину за кадром. Что-то с грохотом падает, и он матерится себе под нос. — Я слушаю.
— Вау, спасибо. Сейчас я чувствую себя по-настоящему значимым, Аксельрод.
Он застывает, затем наклоняется перед экраном, показывая прямо в камеру длинный средний палец.
— А это видишь?
Я улыбаюсь.
— Спасибо.
Он со вздохом садится прямо перед экраном и проводит пальцами по волосам.
— Я перестал писать картину ради тебя. Прими к сведению. Как тебе такая расстановка приоритета?
Шум в доме заставляет меня обернуться через плечо. Оливер и Вигго проносятся по кухне и немедленно начинают шарить по шкафчикам, набирая полные руки еды.
Я показываю на них большим пальцем и смотрю на Акселя на экране.
— Они даже не здороваются. Только растаскивают содержимое моей кладовки.
Он пожимает плечами.
— Они животные. Думаю, когда они родились, мама уже слишком устала, чтобы заниматься их дрессировкой.
Вигго и Оливер разные, как день и ночь, но так же неотрывно связанные. Их разделяет ровно 12 месяцев, и их часто принимают за близнецов, поскольку теперь, став полностью взрослыми, они одного роста, одинакового худого телосложения, и с такими же светлыми глазами, как у меня. Единственное заметное физическое различие — это волосы Вигго, которые имеют насыщенно-каштановый оттенок, как у Акселя, а Оливер — блондин, как Райдер.
— В чём дело? — Акс барабанит пальцами по столу. — Ты в порядке?
— Со мной всё нормально. Давайте подождём, когда подключится Райдер, и я объясню.
— Я бы хотел в конечном счёте вернуться к картине. Я не могу тратить на это весь вечер.
У моего старшего брата весьма специфический и неподатливый характер. Он не любит выражать привязанность, избегает прикосновений, он одиночка и невероятно прямолинеен. Большую часть времени его лицо остается серьезным, его ответы немногословны, но за этой колючей наружностью кроется любящий и верный человек. Просто надо разглядеть его за этой отстраненностью.
— Я в курсе, — говорю я ему. — Я не буду тебя задерживать. Встреча не продлится долго, как только мы все соберёмся.
Акс сухо смеётся.
— Не продлится долго? Это ты про нас? Ты как будто собственную семью не знаешь.
Вигго закрывает раздвижную дверь за собой и Оливером, когда они выходят на террасу.
— Какая громкая критика, — говорит Вигго, — из уст парня, который переехал в Сиэтл и приезжает в гости два раза в год.
— Предатель, — бурчит Оливер.
Акс хмурится.
— Во-первых, я бываю в чёртовом солнечном Лос-Анджелесе минимум десять раз в год, ясно? И ты знаешь, как я ненавижу летать на самолёте. Во-вторых, я взрослый человек. У меня своя жизнь. Для вас, щенков, это непонятная концепция, но однажды карьера и обеспечение самих себя уже не будет абстрактной концепцией. Вот тогда поймёте.
Вигго садится и раздирает пачку чипсов, пока Оливер открывает банку сальсы.
— И каким-то образом, — говорит Оливер, — мы сумеем сделать это, не бросая свою семью.
Лицо Акса напрягается. Я поворачиваюсь и награждаю выразительным взглядом Вигго и Оливера.
— Это было слишком резко, и вы это понимаете. Он никого не бросал. Он переехал в место, которое делает его счастливее всего.
Вигго фыркает, макая чипсину в сальсу и хрустя ей.
— Аксель. Счастливый. Ха.
Аксель открывает рот, выглядя одновременно рассерженным и оправдывающимся. Это маленькое собрание выходит из-под контроля.
— Ладно, — я поднимаю ладони. — Давайте отложим этот разговор до другого раза.
На экране появляется лицо Райдера.
— Похоже, я явился как раз вовремя.
Оливер перестаёт уминать еду ровно настолько, чтобы помахать Райдеру.
— Привет, Рай! — кричит Вигго.
Акс наклоняется и щурится.
— Это мой брат или йети?
Райдер показывает Аксу средний палец.
— Борода никуда не денется, как бы ты её ни ненавидел.
— Первые двадцать лет своей жизни ты был без бороды, — говорит Акс. — Я просто не понимаю, почему людям надо вот так менять вещи. Это мне не нравится.
