на пустом месте, потому что хочешь рисовать. Ты в своем уме? Понимаешь, что картинками на еду себе не заработать? Учителем хочешь быть в государственной школе? За восемнадцать тысяч рублей детей учить краски смешивать? — он усмехается, а потом делает глубокий вдох — А теперь, значит, вот это. — он разводит руками. — Понимаю — из его голоса сочится яд. — Устала находиться рядом с воспитанными и умными мальчиками. Чего-то нового захотелось?
— Пап, ты… — я замолкаю, потому что он останавливает меня, поднимая руку.
— Я был слишком мягок с тобой, полагая, что ты еще ребенок. Но, очевидно, ты уже выросла. У вас уже что-то было? — спрашивает он и кривит губы. Я вижу, как ему трудно задавать мне подобные вопросы.
— Конечно, нет — отвечает за меня мама. Я перевожу взгляд на неё. — Я уже спрашивала её об этом. И да, я ей верю.
— Отлично — говорит папа и поднимается. Я смотрю на него. — Я вижу, что ты понимаешь, что совершила глупость. Твой потерянный взгляд, говорит мне о том, что ты просто запуталась. Думала, я буду орать и крушить стены? — он не ждет моего ответа, просто продолжает говорить — пожалуй, ни сегодня. Мы долго говорили с твоей мамой, и я хочу кое-что тебе сказать. — он делает глубокий вдох. — Ты никогда не будешь встречаться с кем-то подобным. Ты хотя бы знаешь, что он за человек? А что у него за семья? Хоть что-то о его родителях знаешь? — он наклоняется ко мне, упирается рукой в стол и заглядывает мне в лицо. А потом выдает отборный мат, от которого напрягается моя мама. — А я тебе расскажу. Мамаша — алкоголичка, а папаши и след простыл. Ты, надеюсь, помнишь, что у меня только одна дочь. И рядом с ней будет только достойный человек из подходящей семьи. Я, по-твоему, тапочки вяжу или носочки? — кричит папа. Ну, это то чего я ждала с самого начала. Он очень долго сдерживался. — Я потратил достаточно сил и времени, чтобы у меня было то, что есть сейчас. Да, мне повезло родиться в хорошей, обеспеченной семье и я использовал эти блага, чтобы моё будущее было таким, о котором я мечтал и даже лучше. Тебе тоже повезло. — говорит он, выпрямляется и прекращает кричать. Поправляет свой пиджак и галстук. — Поэтому ты пойдешь учиться туда, куда я скажу, а потом мы будем вместе работать, чтобы я мог доверить свое дело тебе и твоему избраннику. Разумеется, когда ты будешь готова. А в свободное время ты можешь заниматься своими рисунками, картинами или как ты там их называешь. Если хочешь, будем перекрашивать стены всех кофеин этого города. — говорит он и я едва могу сдержать слезы. Мне так обидно. — Да что там. Давай и в театрах и в музеях, да где захочешь. Я буду платить им, сколько потребуется, лишь бы они просили тебя об этом, а ты занималась тем, что ты думаешь, доставляет тебе удовольствие. Даю тебе две недели, чтобы разобраться со всем этим… — он замолкает и смотрит на меня. — Две недели и чтобы я больше имени этого не слышал от тебя. — заканчивает он, поворачивается ко мне спиной и уходит прочь. Я бросаю взгляд на маму. Она смотрит на меня сердито, но ничего не говорит.
Я поднимаюсь, чтобы покинуть квартиру. Не буду даже брать с собой сумочку, она в моей комнате, а мне так трудно дышать, что хочется как можно скорее оказаться на воздухе.
— Куда ты идешь? — соскакивает мама. Она проходит вслед за мной в гостиную — Кристина.
Я оборачиваюсь. — Я хочу на воздух.
— Не смей делать вид, будто обижена на нас. Ты еще так молода и не понимаешь, что выбор, который ты делаешь сейчас, может испортить свою жизнь. Мы твои родители и желаем тебе добра.
— Я услышала достаточно, — говорю я — теперь мне хочется уйти.
— Сейчас твой папа спокоен, но если ты будешь упрямиться, он начнет скандалить и тебе это не понравиться. — предупреждает меня мама и я смотрю на неё какое-то время. Ничего не говорю, а просто разворачиваюсь и выхожу из квартиры.
Меня встречает утренняя прохлада и свежий воздух. Смесь обиды, разочарования и непринятия накрывает меня так, что я едва не теряю равновесие.
Мне больно, слова папы снова и снова звенят в моей голове, отчего я чувствую тошноту и едва сдерживаю слезы. Я его разочарование.
Все еще прокручивая разговор с папой, я отправляюсь в ближайшее кафе. Мне нужен кофе и немного времени, чтобы прийти в себя.
Я ощущаю мелкую дрожь и бесконечное чувство вины, хотя мне не хочется это ощущать. Не помню, чтобы хоть раз после скандала с родителями или подругами я не испытывала что-то подобное. Всегда чувствовала себя дико виноватой и пыталась найти способ исправить это.
Я едва не всхлипываю, когда думаю о том, что всегда пыталась угождать родителям. Даже когда они подали мои документы в несколько университетов на те специальности, которые не вызывают у меня никаких эмоций, я промолчала.
Понимающе кивала им, когда они говорили, что хотят помочь определиться в жизни. До этого дня я была послушной девочкой, и мы практически не ругались с отцом, кроме тех дней, когда я хотела рассказать ему о своем увлечении рисованием.
Я поднимаю глаза и тяжело вздыхаю, когда напротив меня присаживается Аля. Я позвонила ей и Кате, чтобы они побыли со мной. Мне захотелось рассказать им, как несправедлив ко мне папа и как они вместе с мамой несправедливы к Давиду. Они даже не пытаются узнать его.
Какое-то время назад, у нас с подругами даже была традиция. Мы завтракали вместе каждую субботу, но после того, как у Али появился Алекс, мы не всегда могли собраться вместе, а она устраивала нам истерики, когда мы завтракали без неё.
Аля бросает на меня странный взгляд и устраивается удобнее. Её русые волосы собраны в небрежный пучок, а серые глаза буравят меня. Она уверена, что знает причину моей ссоры с родителями, и не понимаю, как ей удалось до сих пор сдержаться и не сказать что-то вроде «я так и знала, что этого не избежать».
— Ты выглядишь ужасно — говорит Аля, подаётся вперед и кладет руки на стол. — Что произошло?
Мы оборачиваемся, когда слышим голос Кати, она у бара, заказывает себе кофе, а потом направляется к нам. Её длинные, густые черные волосы собраны в высокий хвост, отчего она выглядит сердитой. Катя поправляет свой хвост, проводит
