кто-то предлагал мне поговорить по душам, — немного погодя ответила Аня, смотря в небо. — Все просто решили, что я не хочу затрагивать эту тему. Что было справедливо. Я не хотела. Но они тоже избегали её. Знаешь, наше семейство обладает талантом притворяться, что ничего не случилось. Или скрывать свои чувства по этому поводу.
— Никогда не замечал.
— Ты практически часть этой семьи, но вместе с тем это никак не повлияло на тебя.
— Не уверен, что это так.
— Разве? — она смотрит на меня. — Мне всегда казалось, что ты прекрасно осознаешь свои недостатки и сильные стороны.
— Ты не права. — теперь моя очередь смотреть в небо. — Я только сейчас понял, что злился на отца, что тот пытался защитить себя от страданий. И что я обвинял его в…
Я запнулся, зная, что больше ничего не могу сказать. Вместо этого я сгрёб снег, скомкал снежок и, запустил его в лужу. Аня сделала глоток из бутылки и передала эстафету мне. Так мы в молчании наблюдали, как вода захватывает белоснежный снежок, превращая его в грязный комок снега. За нашими спинами слышалась музыка, хор голосов и звон бокалов.
— Мне кажется… — в этот раз я первый заговорил. — Ты считаешь, что я знаю себя, потому что что-то в тебе заставляет меня почувствовать, что я могу доверять тебе.
— Или тебе просто нужно выговориться. — хмыкает она в ответ.
— Нет, всё дело в тебе. — возражаю я.
— Это не правда. — качает головой.
— Нет, правда. Иначе почему бы я сидел тут с тобой после того, как твой братец предупредил меня держаться от тебя подальше?
— Что? Какого… — Аня замолчала, удивленно глядя на меня. — Он не имел права так поступать.
— Он переживает за тебя…
— Пф…
— Правда, мне непонятно, почему он делает это сейчас, когда уже слишком поздно, чтобы защитить тебя от страданий.
— Он не может защитить меня от жизни. Я влюбилась. Осталась с разбитым сердцем. — почему-то именно после этих слов, я почувствовал, как моё сердце начинает работать с перебоями. — И он всё это время поддерживал меня.
— Ему следовало узнать, что представлял собой твой парень. — Укол ревности всё-таки протыкает сердце острой иглой. — Он явно не подходил тебе.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю. — цежу через зубы. — Ты сейчас здесь, страдаешь, а его рядом нет. Он был не пара тебе. И я могу поспорить, что ты знала об этом задолго до того, как вы расстались.
Она не ответила. Отвернулась и пригубила из горлышка. Я вдруг встревожился.
— Извини. Я зашёл слишком далеко. — Моё сердце теперь мучительно сжалось. — Просто я подумал…
— Что?
— Мне показалось, что ты больше не любишь его. Мне следовало…
— Да, — тихо перебила меня Аня. — Я в самом деле разлюбила его. — Она шумно вздохнула, закрывая лицо руками. — Я не могу забыть то, как он поступил со мной, но я больше не люблю его. — Аня подняла голову и посмотрела на меня. — Ты прав. Он не подходил мне.
— Тогда почему Димон не предупредил этого парня так, как меня? — прокашлявшись, спросил я.
— Может, способность предостерегать появилась у него только после его собственной помолвки?
— О нет, — рассмеялся я. — Он умел это делать и раньше. Я до сих пор помню наш разговор после того, как он застал нас с тобой целующимися. Если только это можно назвать разговором…
— Ты о чем? — повернулась ко мне удивленная Аня. В её глазах читалось смущение, злость и обида.
— Я…эм… — походу я дал лишка. А всё пузырики и свежий воздух. — Мы просто поговорили о том, насколько неприемлемым был мой поступок.
— Твой поступок? — повторила она и отодвинулась от меня. — Ты хочешь сказать, что поступил неприемлемо в тот день? — Аня резко поднялась с места. — Когда я обвила ногами твою талию, прижалась к тебе всем телом и умоляла — на словах и без слов, — чтобы ты отвёз меня к себе домой и…
— Аня, пожалуйста, — прервал я её, подрываясь на ноги и, чувствуя, как дрожат мои коленки. Я не вынесу, если она повторит эти слова ещё раз. Ведь я от них убегал целых пять лет. — Сегодняшний день тебе принес немало огорчений…
— Откуда ты знаешь? — подбоченилась она, махнув полупустой бутылкой.
— Аня…
— Нет, Ник. — Она ткнула пальцем, в руке, которой держала бутылку в мою сторону. — Я не стану проявлять великодушие. Я не буду притворяться, что меня не волнует то, что ты заблокировал мой номер. Или игнорировать тот факт, что вы с братом говорили обо мне как о какой-то вещи, а не человеке, способном принимать собственные решения. Или, — нахмурившись, Аня добавила: — Что ты, возможно, заблокировал меня именно после того разговора с Димой.
Я не удержался и коротко кивнул, подтверждая её догадку. Она в ответ закатила глаза и, тяжело выдохнув, бросила:
— Да какого черта меня это вообще волнует?
Аня запахнула пальто, крутанулась на своих шпильках и зашагала прочь. Хорошо хоть в дом. А то мало ли чего…
Все парни возмутительны. Раздражающие. Наихудшие существа. И просто самовлюблённые болваны. Как они могли? Один сказал. Другой решил. А меня кто-нибудь спросил?
Будь моя воля, я бы больше никогда не имела с ними дела. Или, по крайне мере, мне не пришлось бы сидеть за праздничным столом и смотреть на лица двух парней, хуже которых не было на белом свете.
Когда я вернулась обратно в дом, заметила направляющегося ко мне Диму и быстро спряталась в ванной комнате. Я просидела там до тех, пор пока не начал говорить президент свою поздравительную речь.
Когда я вышла, все уже сидели за столом, и Дима был занят, в отличие от Никиты, который, казалось, поджидал меня. Он кивнул на пустой стул рядом с собой, и я чуть рассмеялась. Ну, что за человек? Я вообще-то, злюсь ещё. Проигнорировав его взгляд, я заняла место рядом со своими родителями.
Речь президента закончена, и бой курантов начал свой отчёт уходящего года. А за столом началась суета. Смешная традиция с поджиганием бумажек захватывает всех с головой. Все наперебой начинают писать свои желания и ждут с вытянутыми руками над свечами, чтоб ровно в двенадцать успеть проглотить пепел, протолкнув его глотком шампанского. Глупо, наивно, но очень весело.
И вот часы двенадцать бьют. И хором «С Новым годом» все орут. Звенят бокалы. Шум голосов. Желают счастья и здоровья. А какое тут здоровье, если жженую бумагу запивают алкоголем? Поздравления тянутся бесконечно долго, но как только они заканчиваются, всем предлагается выйти
