мальчики… они никогда не знали своей матери, даже у Маттео, кажется, нет воспоминаний о ней, а их отец… Ну, он был совершенно другим человеком из мафии. — Затем ее взгляд обращается к водителю, как будто она знает, что он слушает, и не хочет давать слишком много. — Они пришли ко мне много лет спустя, умоляя меня вернуться домой, и, честно говоря, у меня не было настоящей собственной жизни без них. Я посвятила этим мальчикам так много своего времени, что у меня не было собственной семьи. Поэтому, пока они теряются в мире насилия, крови и кровопролития, я обеспечиваю стабильность, безопасность и домашний очаг.
Ее слова растопили мое замерзшее гребаное сердце.
Как им так повезло, что она есть в их жизни? Чтобы она, казалось, бросила все, чем занималась, когда они снова появились в ее жизни. Любовь, которую они, должно быть, чувствуют между собой… Боже, я могу только представить, на что это было бы похоже.
Я сжимаю губы, не желая показать ни малейшего намека на уязвимость или слабость в своем ответе, поэтому я предпочитаю вообще ничего не говорить и отворачиваюсь к окну.
Технически я нахожусь в заложниках уже более двадцати четырех часов, и я чувствую себя не такой загнанной в ловушку, как в детстве. Нахождение на попечении моих родителей не принесло мне никакой стабильности или безопасности, я никогда не знала, что такое настоящий дом. Под властью моей матери и всемогущего мудака Тотема я проводила каждый день бодрствования в заточении у них под каблуком. Версия дочери, которую они хотели создать идеально по своему образу и подобию, в отличие от того, какой хотела быть я.
Моя родословная, мое наследие, которое привело меня в Академию Физерстоун, высоко ценилось семьей моей матери, но они были такими же вероломными, как и семья моего отца. Никакой морали, никаких ценностей. Только жадность, смерть и разрушение.
Кто знал, что есть другой выбор?
Вскоре внедорожник останавливается у железных ворот, и мы поднимаемся по грунтовой дорожке, останавливаясь возле прекрасного дома.
Я вылезаю и закрываю дверь еще до того, как водитель успевает ступить ногой на землю, и обхожу внедорожник сзади как раз вовремя, чтобы зайти внутрь вместе с Нонной. — Мы заберем пакеты через некоторое время, давай сначала поедим, — заявляет она. Мой желудок тоже урчит в ответ, передавая ей мой ответ, когда мы направляемся внутрь, прямо на кухню.
Я застываю на месте, когда мы выходим на открытое пространство, которое кажется сердцем всего дома. Место сбора, семейный очаг, комната с атмосферой, которая продолжает застигать меня врасплох, но на этот раз еще хуже, когда я замечаю двух из трех братьев Де Лука, сидящих за обеденным столом.
Вито и Энцо.
Мне интересно, где может быть Маттео, но я теряюсь в догадках, когда замечаю напряженные черты лиц обоих мужчин.
Блейзер Вито перекинут через спинку сиденья, рукава рубашки закатаны до локтей, пальцы переплетены на столе. Его челюсть напряжена, а морщинки вокруг глаз выглядят так, словно он не пытается смотреть на меня. Сбивает с толку.
Энцо, напротив, все еще в своем черном блейзере, хотя верхняя пуговица его рубашки расстегнута, а галстук давно забыт. И хотя его губы приоткрыты, отчего кажется, что он расслаблен, его брови сурово сдвинуты.
Я провожу языком по губам, сглатывая, но первой тишину нарушает Нонна. — Мальчики, рада вас видеть. Я сказала вам по телефону, что мы собираемся пообедать. Вы тоже чего-нибудь хотите? — Она поворачивается к ним спиной, легко передвигаясь по кухне и застегивая фартук, прежде чем отправиться на поиски необходимых ингредиентов.
— Это может подождать, Нонна. У нас есть несколько важных вопросов к мисс Дитрихсон, — отвечает Энцо, его глаза по-прежнему устремлены на затылок Нонны, вместо того чтобы посмотреть на меня.
Это, должно быть, целенаправленный шаг, как и тот факт, что я внезапно перестала быть Рен, или Авой, или Bella, а просто мисс Дитрихсон. Очевидно, что-то изменилось со вчерашнего вечера, и это оставляет меня немного неуверенной. Что-то витает в воздухе, я это чувствую.
— Ну, ты можешь подождать, пока я ее покормлю. Мы сегодня почти ничего не ели, и это не займет много времени. — Ответ Нонны звучит гораздо более напряженно, когда она поворачивается к ним лицом с лопаточкой в руке и поднимает брови.
— Она подождет, — ворчит Вито, откидываясь на спинку стула, но его руки остаются на столе.
— Нет. Она. Не. Будет. Ждать. — Мои глаза расширяются, когда я смотрю на Нонну. Вито и Энзо говорят обо мне так, будто меня здесь вообще нет, в то время как Нонна защищает меня таким же образом. Что, черт возьми, происходит?
— Я не против уморить ее голодом. — Плечи Вито опускаются, когда он устраивается поудобнее на своем сиденье, и я не упускаю из виду, как Энцо бросает на брата краешком взгляд с легким намеком на беспокойство.
Это мой намек вмешаться, пока Нонна не взорвала кровеносный сосуд. Она практически кипит, вибрируя от гнева, когда я подхожу к ней. Я кладу руку ей на плечо на самый короткий миг, выражая молчаливую благодарность, смешанную с намеком на уверенность, прежде чем подойти к столу, за которым ждут братья.
Только оказавшись рядом со стулом лицом к Вито, я усмехаюсь, пренебрежительно качая головой, выдвигая его, чтобы сесть. — Ты думаешь, меня раньше не морили голодом? — Я склоняю голову набок, насмешливая улыбка украшает мои губы, когда я опускаюсь на стул.
Переводя взгляд с меня на них двоих, я замечаю, что Энцо любит говорить глазами, потому что я снова вижу его эмоции и удивление, вспыхнувшее в его карих глазах от только что сделанного мной заявления.
Проходит некоторое время, прежде чем Вито удается найти ответ, но разобраться в нем гораздо сложнее.
— Вероятно, это произошло из-за отсутствия у тебя лояльности.
Блядь.
Мои руки сжимаются на коленях, ноздри раздуваются, сила воли, чтобы не выпалить ему эти слова, берет верх. Как бы мне ни хотелось выстрелить ими в него, я не хочу, чтобы он знал, что таким образом действует мне на нервы.
Пренебрежительно качая головой, я сохраняю улыбку на лице и смотрю прямо ему в глаза. — Я действительно проявляла лояльность, просто не к тебе. Это решение, о котором я могу впоследствии пожалеть, но я сделала правильный выбор для всех других.
Вито поджимает губы, когда Энцо наклоняется вперед на своем сиденье, оценивая меня, пока я не смотрю в его сторону. — Что это значит?
— Для тебя это абсолютно ничего не значит.
Энцо откидывается на
