Глава 17
Солнце осторожно опускалось на волны, качалось в морской колыбели алым цветком. Егор неторопливо шлепал босыми ногами по песчаной косе, уходившей, казалось, за горизонт. Его светлые брюки, закатанные до колена, все-таки получали брызги от лизавших пятки волн, которые скрадывали следы, оставленные на песке. Перед Кружельниковым неожиданно выплыл из прошлого — светлый теплый день, где Егор еще мальчишка лет трех-четырех несется по песку вдоль моря и, радостно смеясь, повисает на руках отца. Тот поднимает его высоко-высоко, кружит у себя над головой и в глазах Кружельникова-старшего отражается небо.
— Дядя! Дядя! — Егора вывел из транса детский голосок.
Девчушка лет трех, рыженькая, словно солнышко, с синими-синими глазами, трепала его за штаны. Егор от неожиданности растерялся и не сразу сообразил, что он снова взрослый, а эта живая кукла в белых шортиках и синей маечке что-то требует от него.
Мужчина наклонился и, встретившись с серьезным не по годам взглядом, поинтересовался:
— Что тебе, кроха?
— Я не клоха. Я Мафа.
— Маша? — догадался он. Малышка кивнула в ответ. — Что тебе, Маша?
— Мятик! Уплыл, — показала она ручонкой в сторону моря, делясь с ним своей бедой, — А я плавать — не умею.
— Хочешь, чтобы я тебе его достал? — удивился Егор и вспомнил известный с детства стишок: "Наша Таня громко плачет, уронила в речку мячик…", — Да, попался дядя. Сейчас достану. Только ты посторожи мои вещи, хорошо?
— Холошо, — кивнула девочка, ожидая, пока он снимет рубашку и скинет брюки. Затем, села рядом с вещами Егора и принялась терпеливо ждать его возвращения.
Мячик отплыл довольно далеко, и Кружельникову пришлось сделать приличный заплыв. Когда он вышел из моря с мячиком в руках и наклонился к ребенку (чтобы отдать игрушку), то совсем не ожидал, что Маша с воплем радости повиснет у него на шее.
— Дядечка! Спасибо! — малышка обвила его цепкими ручонками, и выпрямился он уже с ношей на руках.
— А как тебя зовут? — спросила она, рассматривая его лучистыми глазенками.
— Егором.
— Егол, а у тебя есть дети?
— Нет, — ответил он с небольшим сожалением. Где-то глубоко в душе Кружельников иногда мечтал вот о такой, ну, или почти такой дочурке, что сейчас вертелась на его руках.
— А у меня нет папы. Совсем нет, — вдохнула кроха и предложила, — Давай длужить?
— Давай. А ты с кем тут отдыхаешь?
— С мамой. Мы из Москвы плиехали. А ты?
— А я из Петербурга. Была там?
— Не-а, — мотнула она головешкой и тут забеспокоилась, — Ой! Мама идет, селдитая…, но ты не бойся. Я скажу, что ты мой длуг и она не бует лугаться.
— И часто она у тебя ругается? — спросил Егор, проследив за взглядом девочки. Торопливым шагом к ним приближалась тоненькая невысокая женщина. Она была в большой белой панаме и коротком летнем платье, которое открывало его взору стройные загоревшие ноги светловолосой красавицы.
"Значит, давно уже здесь отдыхают" — отметил про себя Егор и прислушался к тому, что отвечает Маша.
— Нет, не часто. Мама доблая. Это я убежала без сплоса, вот она и селдится.
До женщины оставалось метров пять, когда Кружельников пошел с малышкой к ней навстречу, а потом опустил Машу на песок, и она побежала к маме.
Та присела перед дочкой и расставила руки в стороны, а потом захватила в объятья и нежно прижала к себе.
— Машка, милая! Как же ты напугала меня. С тобой все хорошо?
— Да.
— Никогда больше так не делай, слышишь?! Никогда! Я же чуть с ума не сошла, счастье мое!
— Ну, чего ты боялась? — малышка погладила мать по щеке, потом прижалась к ней и прошептала, — Я больше не буду.
Но Егор знал, что будет и, скорее всего, еще не один раз. Женщина успокоилась и, наконец, посмотрела на Егора.
— У вас красивая дочь, — сказал он первое, что пришло на ум.
— Спасибо, — ответила она, поднимаясь.
Девочку мать крепко взяла за руку. И теперь прищурившись, смотрела на Егора. Малышка подергала ее за руку и громким шепотом известила:
— Мама, это дядя Егол, он мой мятик спас. Он мой длуг.
— Машка, ты не исправима! — ответила женщина дочери, а потом сказала Кружельникову, — Вы извините нас. Машутка все время влипает в истории и втягивает в них всех, кого встречает на своем пути.
— Ничего. Мне было не трудно. А доставить радость вашей дочери — это настоящее счастье.
— Спасибо, — смутилась женщина и отвела взгляд, потом добавила, — Простите, я не представилась. Ирина.
— Егор.
— Очень приятно.
— И мне, — Егор принял в ладонь теплую, мягкую руку женщины. И поймал себя на мысли, что Ирина ему очень нравится. — Я только сегодня приехал. Едва расположился…, вы не подскажете, где тут можно поужинать?
— Конечно. А вы… без одежды?
— Ой! — спохватился Егор, — Подождите минуточку, я сейчас.
Пока он одевался, Ирина смотрела на закат, а Машенька прыгала рядом и что-то напевала — легкое, детское.
Ужин прошел в непринужденной беседе в небольшом ресторанчике, где, действительно, весьма неплохо готовили. Машутка почти не встревала в разговор взрослых. Она с аппетитом уплетала овсяную кашу, запивала ее молоком и казалась полностью сосредоточенной на этом действии. Егор и Ирина говорили ни о чем: о погоде, о море, о том, как интереснее всего проводить отпуск, и даже о рыбалке. Оказывается, она с детства любила удить рыбу.
Кружельников и не заметил, как пролетело два часа. Настолько легко ему было в общении с этой женщиной. Егор время от времени ловил себя на мысли, что она кого-то ему напоминает, но кого, так и не понял.
Машу сморил сон, и Кружельников вызвался проводить Ирину с девочкой до их домика, который они сняли поближе к морю. По разговору он понял, что его знакомые приехали на море из-за Машеньки, которая часто болела простудой, и детский педиатр помог им с путевкой на этот популярный курорт.
Девочка сладко посапывала на его руках, и Егор боялся потревожить её сон. Шел осторожно, выбирая куда ступить.
— Ну, вот мы и пришли, — сказала Ирина, останавливаясь у перекошенной калитки, — Спасибо вам.
— Да, не за что. Скорее, вам спасибо за хороший вечер. Будто бы побывал в кругу семьи, — грустно улыбнулся Егор, передавая малышку её маме.
— У вас есть дети?
— Нет, — вздохнул он, — Ваш муж должно быть очень счастливый человек…
— У меня нет мужа, — ответила Ирина, опустив голову, — И никогда не было. Вы извините меня, Егор. Спокойной ночи!
— Спокойной ночи, — ответил он. И постояв еще немного у калитки, поспешил в гостиницу.
