Она нуждалась в моей помощи. И во мне самом.
– Идем. – Я встаю и беру Кэмрин за руку.
Она не противится. Хватаю с ночного столика злополучный флакон и веду Кэмрин в ванную, примыкающую к гостевой комнате. Там поднимаю крышку унитаза и подаю Кэмрин флакон. Раньше, чем я успеваю что-то сказать, она переворачивает флакон и опрокидывает остатки, четыре или пять таблеток, в унитаз.
– До сих пор не верю, что была такой слабой. – Она смотрит в водоворот, увлекающий таблетки в недра канализации. Потом переводит взгляд на меня. – Эндрю, а ведь я легко могла к ним привыкнуть. Даже представить страшно.
– Могла, но не привыкла, – говорю я, не дав ей развить эту мысль. – У тебя был момент слабости. Ты его преодолела. Тема исчерпана.
Я выхожу из ванной. Кэмрин тоже выходит и останавливается посреди комнаты.
– Эндрю… – произносит она.
– Дай мне неделю, – прошу я, поворачиваясь к ней.
Моя просьба несколько смущает ее.
– Неделю на что?
– Выполни мою просьбу. – Я слегка улыбаюсь. – Останься здесь со мной на неделю.
– Ну хорошо, – не слишком уверенно отвечает Кэмрин. – Я останусь здесь с тобой на неделю.
Она до сих пор не понимает, на что согласилась.
Но Кэмрин верит мне, и это для меня главное. Вне зависимости от ее желания, я собираюсь сделать то, что очень нужно нам обоим.
День третий
Мне до сих пор не верится в то, что я сделала. Эндрю называет это мгновением слабости. Возможно, он прав, но я еще не скоро сумею себя простить.
Мишель ясно дала понять, что не осуждает меня. Ее слова принесли мне некоторое облегчение, но все равно, находясь в одной комнате с ней или Эйданом, я ощущаю жуткий стыд. Меня добивает сознание собственной неполноценности, и потому от их понимания становится еще тяжелее.
Неделя в гостях. Я до сих пор не знаю, в чем заключается затея Эндрю, но чувствую себя его должницей и не задаю вопросов. Все эти дни он вел себя очень скрытно. Часто уходил с мобильником в другие комнаты, чтобы я не слышала его разговоров. Один раз я все-таки попыталась подслушать и застыла на диване, когда он пошел в кухню, чтобы поговорить с Эшером. Но мне тут же стало стыдно, и я специально включила телевизор.
Таблетки я принимала меньше недели, а вот их отсутствие почувствовала сразу же и в полной мере. Я боюсь признаваться в этом даже самой себе, не то что Эндрю. Пару ночей я практически не спала из-за головной боли. Сейчас еще болит, но уже меньше. А ведь есть люди, кто принимает такие таблетки месяцами и даже годами, не в силах преодолеть зависимость. Мне их жаль…
День четвертый
В гостиную входит Эйдан, на ходу просматривая полученную почту. Добравшись до белого конверта, останавливается и почему-то бросает взгляд на меня. Тут в гостиной появляется Эндрю.
– По-моему, это тебе, – глядя на меня, говорит ему Эйдан.
Я настораживаюсь, вскакиваю с кресла и подхожу к Эндрю. Мне интересно, от кого письмо. Эндрю быстро опускает руку с конвертом, но я успеваю заметить, что адрес написан почерком Натали.
Эндрю понял, что я уже увидела.
– Нет, – говорит он, качая головой. – Я тебе покажу, но не сейчас.
С этими словами он запихивает конверт в задний карман джинсов.
Я полностью доверяю ему, но во мне сохраняется частичка обычного женского любопытства, и эта частичка ищет объяснений. С чего это вдруг Натали шлет Эндрю письма? Независимо от того, доверяешь ты близкому человеку или нет, невольно задумываешься: а вдруг между ними все-таки есть какие-то отношения? Сама ты можешь быть какой угодно: умной, глупой, даже непроходимой тупицей, но вопрос обязательно всплывет.
Тут же выпихиваю этот вопрос, не дав ему укорениться в мозгу. Я знаю Эндрю и могу без ложной скромности сказать: он никогда не променял бы меня на Натали.
Похоже, они просто что-то задумали, намереваясь мне помочь.
Пытаюсь предугадать, но ничего не получается.
День пятый
Сегодня я разговариваю по телефону с Натали, потом звоню своей матери, а еще через какое-то время звонит Марна. Она строит разговор так, словно никакой беременности у меня и не было. Она добра и заботлива. А вот у моей мамы, кажется, нет иных тем для разговора, кроме отношений между мной и Эндрю. Ее заботит, когда же мы поженимся и ей «будет не стыдно смотреть людям в глаза». Можно подумать, что она живет в девятнадцатом веке. Я пытаюсь ей объяснить, уже не в первый раз, что мне не нужно дорогущее свадебное платье, церемония в церкви и тысячи долларов, выброшенных на цветы, которые через несколько дней завянут. Похоже, мама меня даже не слушает. Она хочет, чтобы мы поженились. Наверное, тогда она перестанет видеть в Эндрю просто парня, который спит с ее дочерью. Мне трудно угадать ход маминых мыслей. Зачастую и ей самой – тоже.
Эндрю отправился к врачу на очередную проверку. Всякий раз, когда он ходит на эти проверки, я сама не своя, пока он не вернется. К счастью, он принес хорошие новости: никаких патологических изменений не обнаружено.
День шестой
Снова говорю с Натали по телефону, однако по-прежнему не заикаюсь о письме. И она молчит. Натали изо всех сил старается не выдать ни одного секрета Эндрю, что делает наш разговор скованным. Сплошные междометия и паузы. Мне хочется смеяться. Я же чувствую: ее подмывает выложить мне все и успокоиться.
День седьмой
Эта неделя была самой длинной в моей жизни. Я не тороплюсь вставать, ворочаясь с боку на бок. За окном похолодало, однако дело не в погоде. Я нервничаю и не могу ни за что взяться. Эндрю встал час назад. За это время он заходил в комнату всего один раз – искал ботинки. Он поцеловал меня и улыбнулся, потом молча вышел. Возбужден, но старается не показывать вида.
Переворачиваюсь на другой бок, натягиваю одеяло и глазею в окно. Вовсю светит солнце. На синем небе – ни облачка.
Слышу, как все трое ходят по дому.
Ботинки Эндрю издают характерный скрип. Я заранее знаю, что он идет в нашу комнату. Так и есть. Открыв дверь, останавливается в проеме:
– Вставай и одевайся.
Я жду дальнейших объяснений, однако Эндрю кивком указывает на мою обувь, после чего закрывает дверь.
Как послушная девочка, я встаю, надеваю свои любимые джинсы, свободный свитер ручной вязки, затем носки и мокасины. В гостиной, куда я выхожу, Мишель лежит на диване, прикрыв ноги пледом, и смотрит телевизор. Услышав мои шаги, она поворачивается и тепло улыбается мне. Такое ощущение, будто она знает что-то такое, чего не знаю я. Наверняка так и есть.