Марианна была беременна и, почувствовав себя плохо, потеряла сознание и едва не упала — хорошо, что Леонардо ее подхватил.
Вошедший Луис Альберто, не разобравшись в происходящем, обрушил на Марианну поток проклятий.
— Вы только и ждали, чтобы встретиться! Не успел муж выйти за порог, а уж любовник в спальне! — кричал он.
Сколько раз с мучительным стыдом вспоминал он эту сцену… Вот и сейчас Луис Альберто зажмурился и криво усмехнулся: очень уж смахивало это воспоминание на дурной спектакль!..
Как бы там ни было, а он улетел с мыслью навсегда порвать с Марианной.
Его ангела-хранителя на Амазонке звали Жуанита.
Она работала учетчицей.
Луис Альберто вздрогнул, словно увидел наяву ее неповторимо прекрасное лицо, короткую стрижку, дивную форму затылка и посадку головы.
Его ладони вспомнили ее плечи, пальцы — шелковистость ее волос, грудь — два прикосновения ее жарких сосков. Мелодия ее португальской речи, близкой его родному испанскому языку, терпко ласкала его слух.
Вся она умещалась в ее имени — Жуанита…
Она понимала его переживания и раздумья о Марианне и никак не вмешивалась в них. Просто была каждый вечер и каждую ночь рядом.
Так приятно было, закрыв глаза и обнявшись, стоять с нею под тепловатым душем…
Было ли это изменой Марианне? В ту пору он ненавидел ее, ослепленный ревностью, желал ей всего самого наихудшего… Конечно, это было измена… Но какая сладкая!
«Луис Альберто, — пожурил он себя, — а ты законченный циник!»
И вот письмо от Жуаниты. Она пишет, что городок разросся, теперь это один из пунктов модного туристского маршрута. Она работает в отеле. У нее семнадцатилетняя дочь. Последняя новость была жирно подчеркнута. А назвала она ее Луиса. «Не правда ли, красивое имя?» Этот лукавый вопрос заставил Луиса Альберто поежиться, однако, вспомнив игривый нрав Жуаниты, он не стал тревожиться по поводу совпадения своего имени и имени незнакомой ему дочери Жуаниты.
Она писала также, что коттеджи выдержали испытание временем, и, если он хочет, она могла бы прислать для его фирмы отзывы о качестве этих построек…
В конверт была вложена фотография: Жуанита с дочерью Луисой.
Нет, лучше бразильянок только мексиканки!..
Из-за домашних передряг Луис Альберто вспомнил про звонок Виктории не сразу, а вспомнив, решил как можно скорее повидать ее.
В обеденное время он приехал в ресторан «Габриэла» у входа в который висел большой плакат с броским заголовком «Эротическое шоу». В центре плаката была помещена фотография сильно обнаженной Неукротимой Виктории, и Луис Альберто невольно приосанился. Впрочем, только ли он чувствовал прилив сил при виде этого прелестного существа!
Войдя со служебного входа, он справился у одной из пробегавших артисток, нет ли здесь Виктории. Та не успела ответить, когда за спиной он услышал неповторимый чувственный голос Виктории, только что вошедшей вслед за ним.
Она была в облегающей бархатной куртке яблочного цвета, с большими металлическими пуговицами, и в брюках, которые, плотно обтягивая то, что пониже крестца и повыше ляжек, переходили в просторные мотающиеся штанины, не закрывающие точеных щиколоток. На ногах у нее были испанские плетенные из веревки сандалии «альпаргатас» с обмотанными вокруг щиколоток зелеными лентами.
— Что вам угодно, сеньор? — шутливо нахмурившись, спросила Виктория, подставляя щеку для поцелуя. Однако в ее глазах он увидел испытующую настороженность.
— Бип-бип-бип-бип… — загудел, подражая сигналам отбоя, злопамятный добряк Луис Альберто.
Виктория расхохоталась и извинилась:
— Видит Бог, я поступила скверно. Готова нести любое наказание.
— Тогда ступай за мной.
— Куда?
— В ваш ресторан, куда же еще! Я умираю от голода!
— У меня репетиция…
— А «любое наказание»?
— Хорошо, одну минуточку.
Она подошла к телефону и набрала номер кабинета Бласа Кесады.
— Блас, ты позволишь мне пообедать у нас в зале с другом? Он застал меня врасплох, а у меня к нему дело…
— Виктория, через неделю у нас гастроли на Кубе, — хмуро ответил Блас и, помолчав, добавил: — Отложить нельзя?
— Это достаточно занятой человек.
— Кто он?
Виктория улыбнулась, вспомнив «братскую озабоченность» Бласа по поводу того, есть ли у нее друг и защитник, и сказала:
— Некто Луис Альберто Сальватьерра.
Блас не подал виду, что это сообщение было для него неожиданным. В голосе его прозвучала строгая хозяйская озабоченность:
— А хотя бы и Луис Альберто Сальватьерра, а хотя бы и сам Господь Бог… Ладно, только из уважения к лучшей танцовщице…
Виктория повесила трубку и, повернувшись к Луису Альберто, с облегчением выдохнула:
— Пошли.
В полупустом зале ресторана Виктория хотела сесть за свой любимый столик на возвышении недалеко от входа. С этого места можно было хорошо обозревать ресторан и запасной выход, откуда ее всегда могли позвать знаками, когда она нужна была за сценой.
Однако новый официант Даниэль повел их в угол, усадив за столик для двоих около свисающей с потолка завесы из толстых стволов бамбука.
Луис Альберто попросил у Виктории разрешение заказать лангустов, одно из наиболее дорогостоящих в «Габриэле» блюд, которое подавалось с гарниром из других моллюсков под специальным фирменным соусом.
Официант живо привез аквариум на колесах, в котором доживали свой недолгий век четыре жертвы человеческого обжорства. Луис Альберто показал на двух пучеглазых усачей, и Даниэль помчался на кухню, где около котла с кипящей водой уже готовился совершить жертвоприношение старший повар. Он торжественно бросил указанных Даниэлем особей в кипяток и отдал необходимые распоряжения помощникам, ответственным за гарнир и соус.
— Луис Альберто, не знаю, с чего начать…
— Я слушаю тебя.
— Я рассказывала тебе, что в Испании, в Бильбао, живет моя мама и три мои младшие сестры.
— Мама, насколько я помню, ткачиха?
— Да… Вот уже полгода, как из-за плохого здоровья она ушла с работы.
— Да, не просто ей теперь содержать семью, — сказал Луис Альберто, подумав о том, как наиболее деликатно предложить гордой басконке свою помощь.
Виктория угадала его мысли и пожурила себя за то, что навела его на это рассуждение, — она ведь хотела посоветоваться о другом. Благодарно накрыв своей маленькой ладонью его руку, она сказала:
— Я посылаю им деньги. Это не так много, но им хватает на скромную жизнь, к которой наша семья привычна.
