— Это уже заявлялось в официальном сообщении «Пресс ассошиэйшн», — добавил он.
Значит, все уже знают.
В этот момент Эми открыла ей дверь, и Ванесса с облегчением бросилась в дом.
Если Ванесса была расстроена, но не подавала виду, то у Эми все ее чувства были написаны на лице.
— Эти двое торчали тут весь вечер, мама, — сказала Эми. — Я не знала, как заставить их отсюда убраться.
Видя беспокойство на лице дочери, Ванесса постаралась сохранить самообладание. Она быстро задернула шторы в прихожей.
— Задерни шторы и во всех комнатах, дочка. Только старайся держаться в тени, чтобы они не сумели тебя сфотографировать.
Когда дом отгородился от внешнего мира, Эми рассказала матери о телефонном звонке отца.
— Очевидно, в «Кроникл» появится статья о том, как ты подралась с Чарли, и еще он сказал, что из-за этой сплетни они были вынуждены официально объявить, что вводят ее в совет директоров.
Ванесса возмутилась.
— Ты хочешь сказать, что он уже ввел Чарли в совет? — Едва успев закончить фразу, Ванесса начала набирать номер Филипа. — Как ты смел делать заявления о делах в корпорации, не поговорив со мной? — набросилась она на него, едва услышав его голос.
У Филипа выдался трудный день, и поэтому он хотел спокойно провести вечер с Чарли и их маленькой дочкой, а не выяснять отношения со своей возмущенной бьющей женой, которая, собственно, и явилась причиной всех этих неприятностей.
— Послушай, у нас не было выбора. Нужно было как-то помешать им подорвать нашу репутацию. Мы пытались связаться с тобой, и в конце концов пошли на вынужденные меры.
— Я не понимаю, почему нельзя было подождать еще хотя бы день, — бушевала Ванесса. — Очевидно, вы с Чарли просто пытаетесь выжить меня из корпорации, отсюда и такая спешка.
Филипа больно задели несправедливые слова Ванессы.
— Уймись. Не забывай, что именно из-за твоей несдержанности мы оказались в этой грязи. Какая-то женщина подслушала в туалете, как ты разорялась по поводу акций, и продала эту историю «Кроникл». Они грозятся завтра опубликовать каждое произнесенное тобой слово.
— О Боже мой! — Ванесса на мгновение растерялась, но тут же взяла себя в руки и продолжила возмущаться с новой силой. — Ну, это твоя вина, что все так получилось. Если бы ты не огорошил меня своими новостями прямо на вечере, присутствие на котором и так нелегко мне дается, я бы не потеряла самообладания. Как ты думал, я стану реагировать, если мне заявляют, что акциями моих детей будет распоряжаться Эта Особа?
— Слушай, Ванесса, сейчас уже бесполезно говорить об этом. Я пытался дозвониться до тебя и предупредить, чтобы ты не говорила репортерам ни единого слова.
— Ты опоздал, — бросила Ванесса. Они уже обосновались возле нашего дома и даже успели сфотографировать меня.
— Что? Ты позволила им делать снимки?
— Позволила им? В отличие от тебя и Чарли у меня нет целого штата секретарей и помощников, которые могли бы оградить меня от присутствия посторонних. Я здесь совсем одна. Как ты думаешь, что сейчас должно произойти? Они все еще стоят возле нашего дома и уходить не собираются, — сказала она, стремясь продлить его беспокойство, потому что его совершенно очевидно пугала мысль, что она может дать журналистам интервью. — Если я приглашу их на чашку чая, они сообщат мне, о чем они собираются писать в своей статье?
— Ванесса, не смей этого делать! — Филип даже задохнулся от возмущения.
Ее голос был полон решимости.
— Почему? Тебя же не беспокоит моя репутация или репутация Эми и Луизы. Ты думаешь только о своей новой должности и о том, что подумает о тебе премьер-министр.
Она настолько была близка к истине, что Филип на секунду даже лишился дара речи.
— Ванесса, конечно, я думаю об этом, но сейчас меня больше всего заботит благополучие корпорации. Представляешь себе, что о нас подумают все наши сотрудники, да и наши конкуренты тоже, если узнают, что в самом сердце компании царит такой хаос?
Он был совершенно прав, но она не позволила ему так легко сорваться с крючка.
— Филип, неужели ты не можешь понять, каково мне было в тот вечер? Даже не посоветовавшись со мной, ты передаешь контроль над акциями наших детей чужой женщине и вводишь ее в совет директоров. Ты думаешь, мой дед согласился бы с этим? А как насчет Эми и Луизы? Они будут очень расстроены, особенно Эми. Мне кажется, у тебя еще будут с ней проблемы. Бедная девочка, ей пришлось одной отваживать назойливых журналистов.
Филип постарался успокоить ее.
— Ванесса, мне очень жаль, что все так получилось, но мы сделали то, что считали единственным приемлемым выходом для всех нас. Я по-прежнему думаю, что я прав, и надеюсь, что в конечном итоге ты все-таки согласишься со мной.
— Никогда, — почти закричала она. — Если ты думаешь, что я уступлю и соглашусь с тобой, то глубоко ошибаешься.
Филип услышал знакомый звук, которым заканчивались за последние годы все его разговоры с Ванессой. Звук брошенной трубки.
Дом был по-прежнему в осаде, и женщины нервничали.
— Ужасно, если фото Лу-Лу попадет на страницы газет, — сказала Эми. — Может быть, ей лучше пока остаться у миссис Прескотт. Я позвоню ей, мама?
— Да, конечно, — машинально согласилась Ванесса.
Потом начались телефонные звонки. Молодые журналисты, только что прослышавшие о существовании семьи Форрестеров, поскольку лишь недавно стали работать для «Ситизен», и задумавшие на основании заявления «Пресс ассошиэйшн» написать свои статьи, стали прилежно рыться в газетных публикациях прошлых лет, а также усиленно названивать Локхартам.
После того как Эми дважды подняла трубку и ответила, что ее мать не может подойти к телефону, они решили его отключить. Но от этого они почувствовали себя еще более беспомощными и изолированными от всего мира.
Ванесса представила Эми свою значительно укороченную версию их спора с Чарли, а потом сразу же обрушилась на Филипа.
— Как мог твой отец так поступить с нами? Когда он говорил с тобой по телефону, он должен был сообразить, что потом произойдет и что ты окажешься в настоящей осаде. Бедная девочка. Он ведь знал, что ты одна в доме. Я никогда этого ему не прощу. — Ванесса в волнении начала ходить взад-вперед по комнате, повторяя эти слова как заклинание.
— Почему он мне ничего не сообщил до того, как сделать свое заявление? Он должен был это предвидеть. Почему он не мог заранее предупредить меня? Возмутительно. Почему это надо было делать именно сегодня? Заявление могло подождать и до завтра. Что значит один день? Он, как всегда, думает только о себе и об Этой Особе. Держу пари, что она сама написала это проклятое заявление и теперь надеется выйти сухой из воды.