Чуть заторможенно, но все же как могу быстро стараюсь выполнить свою работу.
— Моя близкая подруга была в таких отношениях, как вы говорите. — «Зеленый топ» вдохновляется улыбкой Ольги и продолжает: — Он почти на двадцать лет старше ее, сначала все хорошо было, а потом стал претензии предъявлять, сравнивать ее с бывшей женой, ставить ту в пример. Ужасно! Подружка до нервного срыва дошла, а он ее потом бросил.
— Увы, мужчины, которые любят демонстрировать свою власть, решать проблемы за своих партнерш, в глубине души очень уязвимы. Как правило, они навсегда остаются зависимы от своего первого опыта, первых отношений. Новая партнерша лишь замещает ту, которая была раньше. И, конечно же, безуспешно.
Передаю микрофон дальше. Зал завелся, сыплются вопросы с разных сторон уже без очереди. Я понимаю, что не могу управлять этим потоком. Ольга задела своими рассуждениями, и теперь многие наперебой торопятся выплеснуть эмоции, то, что наболело. Она никого не останавливает, люди заводятся еще больше. Да я сама поеживаюсь, ощущение, что ко мне в душу заползает что-то липкое, что я сразу не могу вытащить из себя.
Глава 28
— Жесть какая! Я считаю, Мих Мих просто обязан нам заплатить по двойному прайсу. — Марго скинула туфли и блаженно вытянула ноги. — Наконец-то! Такая промывка мозгов, я пожалела, что не глухая. И это я всего час была в зале! Ты как?
Мы сидим на маленьких удобных пуфиках на первом этаже рядом с гардеробом. Мимо нас ходят люди, но сил нет обращать на кого-то внимание.
— Выжата как лимон, — честно признаюсь. — Не думала, что будет так тяжело. Как будто на сходке вампиров побывала в качестве закуски.
Марго прыскает от смеха, я тоже невольно улыбаюсь. Вот уж две подруги по несчастью, парням повезло, их в этот рассадник самопознания не пустили.
— А ведь еще завтра, — простонала брюнетка, — слушай, возьму айрподы, волосы распущу, никто не заметит. Буду улыбаться как дебилка, так всем же плевать, лишь бы не слушать эту бредятину. Ладно, я домой. Идешь?
— Нет, у меня…
— Да можешь не объяснять. Круто, конечно, поздравляю! Лика сказала, тебя в пятницу не будет?
— Ага.
Она ждет, что я еще что-то скажу, но это же не ее дело, куда мы с Максимом уезжаем. Но, вообще, очень хочется, чтобы рядом был человек, которому можно было рассказать все, что у меня на душе. Раньше, с натягом, конечно, но можно было с По о чем-то посоветоваться.
Выхожу на улицу под обжигающий холодом ветер. Проветриться необходимо — слова Оли засели в душе. Понимаю, конечно, что она это специально, злится, что Макс со мной. Представление целое устроила, как будто я сама не знаю, что мы с ним из разных миров, у него за плечами целая жизнь, опыт и много других женщин…
Он никогда не говорил о своих подругах, я и не спрашивала. Зачем? А сейчас задумалась. Наверняка Васнецова знает что-то такое, о чем я даже не догадываюсь. Так снисходительно на меня смотрела, когда мы прощались друг с другом полчаса назад. Ладно, черт с ней, завтра отработать, а потом сделать так, чтобы больше ее не видеть. Хотя вряд ли удастся — личность она известная и социально активная. Вечно движ вокруг себя создает.
А я хочу просто рисовать. И чтобы Максим был рядом.
— Марина? Ты почему здесь? Замерзнешь ведь!
Я прижимаюсь к его груди, прячусь от всего мира и пытаюсь успокоиться. Почему-то сейчас это не удается. И я молча стою.
— Что случилось? — Кладет ладонь на мой затылок, не давая волосам разметаться на ветру. — Я звонил, ты не отвечала.
— Не слышала, прости.
Чуть отстраняюсь, что заглянуть в его глаза. Найти себя в них.
— Сегодня… я не знаю, Максим, я тороплюсь, наверное, но ты так часто говоришь мне, как я важна для тебя. Я верю в это. Очень сильно верю. Я утром просыпаюсь и сразу думаю о тебе и просто улыбаюсь. Улыбаюсь тому, что ты есть. Когда я сижу на полу и смотрю, как ты рисуешь… я никогда не была такой счастливой, как сейчас. Я даже иногда сама себе не верю. Тебе верю, а себе не всегда получается.
Ветер бьет в лицо, волосы разметались, глаза вот-вот начнут слезиться, но я никуда не ухожу. Я не все сказала. Может, это глупо, максимализм пресловутый — или все, или ничего, но он не ухмыляется, не пытается успокоить, вставив пару слов. Максим молчит, не обращая больше внимания на холод, не прижимает меня к себе. Он просто слушает. И это дает силы.
— И я верю, что ты со мной не играешь, не используешь для чего-то. Как и я тебя. Просто нам очень хорошо вместе и все. Ведь так?
Голос дрогнул, прозвучало так, словно на самом деле я сомневаюсь и требую гарантий. Чертова Васнецова!
— Так, — наконец, медленно произносит Генварский. — Ты сомневаешься?
Отвожу взгляд, потому что правду сказать не могу. Совсем уж по-детски прозвучит, будто я кляузничаю на его подругу.
— Нет, нет.
Язык просто не поворачивается спросить про его бывших. Это как-то жалко. Поэтому не так.
— Ты когда-нибудь любил?
В зеленых глазах мелькнуло нечто такое, что я невольно отшатнулась, мгновенно пожалев, что спросила.
И через секунду прозвучало:
— Да.
Утром снова проверяю дорожную сумку, еще раз сверилась со списком — ничего не забыла. По крайней мере, все взяла, что нужно. Пока стыл свежезаваренный кофе, все-таки решилась и вытащила из шкафа еще одно вечернее платье. Второе. Ну не надену, если повода не будет.
Вчерашний день вспоминается как дурной сон, да и не вспоминается особо. Ему тридцать пять лет, Риша! Он целую жизнь прожил, а тебя еще мама с папой не планировали. Конечно, он кого-то любил, наверняка не раз влюблялся, у него были серьезные отношения. Но какая разница?! Сейчас он со мной. И я уверена, что только со мной. А прошлое… оно у всех есть.
Сегодня я договорилась пораньше уйти из училища, отработаю, когда вернемся. Посмотрела уже погоду в Сочи — до конца недели плюс 24–26 и солнечно. От нетерпения пританцовываю у зеркала. Всего через несколько часов буду дышать свежим морским воздухом, любоваться закатом вместе с Максимом. Взгляд упал на мольберт — нет, это все пусть останется дома.
В училище реально считаю минуты, а еще целый час тут сидеть. Обязательно загляну к сестре перед конференцией. Сегодня я тоже в зале работаю, но там какой-то другой психолог будет выступать, мужчина. Надеюсь, полегче все пройдет. Но думать не хочется ни о чем, кроме нашей с Максимом поездки.
Рассеянно перебираю папки на столе, у меня их всегда много, надо разгрести перед отъездом, а то начнутся звон…
Замираю, потому что не понимаю, что вижу. Это портрет… мой портрет, но я… кто это рисовал?
В руках появилась дрожь, что-то тревожно завибрировало внутри. Больно кусаю губу, чтобы хоть как-то прийти в себя. Пальцы механически перебирают листы — снова я и опять… Но я никогда не позировала, а тут явно… И у меня никогда не было такой одежды, и волосы… Нет, больше на По похожа, чем на меня, хотя прическа… вглядываюсь в рисунок — здесь вообще короткая стрижка. Но дело не в этом. Меня никто никогда так не рисовал. Касаюсь листа, а чувствую любовь, она покалывает на кончиках пальцев, а потом обжигает. Словно защищает от чужого любопытства. Умом понимаю, что это рисунки, очень хорошие рисунки, но все равно рисунки. Всего лишь рисунки. Но внутри что-то жжет чужое. Чужая любовь и нежность.
Это не я.
Это не По.
Мысль беспощадна — с такой любовью и бережностью рисовали не меня. Я не знаю, кто это.
Я знаю, кто рисовал.
Отдергиваю руки от листов, которые каким-то потусторонним образом появились на моем рабочем столе. Да это и не важно. Я много часов просто сидела рядом и смотрела, как он рисует. Я знаю, как он смешивает краски, как штрихует карандашом, как выбирает кисти. Я знаю, как он подписывает свои картины, даже на простых набросках ставит витиеватые «ГМ».
«Многолетняя привычка, Марин».
