— Я чуть не обделался, — просипел он хриплым ото сна голосом, за левую половину груди. — Не знал, что она такая громкая.
— Прости. Честно говоря, мне и в голову не пришло, что дом может быть на сигнализации.
— Я же говорил, что серьёзно отношусь к безопасности.
— Ну что ты! Я это точно не в укор. Просто не хотела тебя будить.
Ник кивнул и окинул её быстрым взглядом. Заметив, что она полностью одета, мужчина нахмурился.
-Уезжаешь?
— Да. Поеду в больницу.
— Не рановато-ли? Лукас, наверное, ещё спит.
— Вот и хорошо. Не перепугается, когда проснётся, а меня нет.
— Я тебя отвезу.
Телефон пиликнул входящим сообщением о прибытии такси.
— Не надо. Машина уже приехала.
Ник крякнул, шумно вздохнул и, подняв руку к голове, взъерошил и так находящиеся в беспорядке волосы.
— Ты…ты точно не хочешь меня подождать? Я только оденусь и подгоню машину.
— Нет, правда не стоит, — Элис старалась, чтобы голос звучал строго, хотя вид заспанного Ника не мог не вызвать улыбку. — Иди, досыпай.
Она не стала ждать, когда он распахнёт перед ней дверь, и сама взялась за ручку.
— После созвонимся.
Утро было морозным. Оказавшись на улице, Элис поёжилась и накинула на голову капюшон куртки. Добежать бы до машины, а там уже тепло. Надо будет позвонить кому-нибудь из невесток, пусть привезут тёплые вещи Лукаса. Вчера ночью они уезжали в спешке, Ник нёс его укутанным в одеяле. Не хватало только простыть на обратной дороге домой.
— Элис!
Она обернулась чисто интуитивно, хотя пообещала себе этого не делать.
Ник вышел на улицу прямо как был — босиком, одетый только в низко сидящие спортивные штаны. И он уже не казался сонным.
— Опять сбегаешь?
— На этот раз ты знаешь, где меня искать. И я оставила записку.
— Что происходит?
— Ровным счётом ничего. Прости, мне нужно к сыну.
— Хорошо. Я приеду следом.
— Ник, пожалуйста, не усложняй! — Взмолилась она, понимая, что просто так он её не отпустит. — Не надо приезжать сейчас. Ты очень помог мне вчера, но на этом всё. Я не возражаю против твоих встреч с Лукасом, пожалуйста — общайтесь. Но моя упряжь не выдержит этого всего. — Элис показала сначала на Ника, потом на дом и окружающую его территорию. — Ты видел, как мы живём. Я увидела, как живёшь ты. Из общего у нас только одинаковая модель кофеварки. Так что прошу ещё раз: не усложняй.
Ник мрачнел с каждым сказанным словом, но на другой эффект Элис и не рассчитывала. Он и правда хороший парень — отец её Лукаса, но чем скорее он поймёт, что она права, тем всем им станет легче.
— Для такого серьёзного разговора здесь слишком холодно. Вернись в дом, Элис, и мы поговорим.
— Я выросла с тремя братьями, так что приказной тон на меня не действует.
Ник стиснул челюсть и третий раз за утро ей кивнул.
— Хорошо. Извини. Вернись в дом. Пожалуйста. — Последнее слово было произнесено с нажимом.
— Мне пора. Счастливо, Николас.
Махнув рукой, Элис быстро зашагала в сторону выезда, где за зелёным забором ярко горел опознавательный знак такси.
— Допрыгаешься, цветочек! — полетело ей в спину.
Она уже слышала эту фразу, произнесённую при подобных обстоятельствах. Вспомнила и её, и тон, которым она была тогда сказана — насмешливый, а не раздражённый, как сейчас.
Но голос тот же. Тот же, мать её, голос!
Элис даже остановилась, поражённая открывшейся истиной. Значит, это всё же он, Ник! Она спала с Ником, а не с Лиамом. Не было никакой ошибки.
Следующие его слова вывели её ступора и заставили ускорить шаг. Теперь это действительно походило на бегство.
— Третьего раза не будет, Элли. Это я тебе обещаю.
Глава 21
Первой реакцией Ника было вернуть упрямицу. Догнать, забросить на плечо и занести в дом. А после сделать то, что давно хотел, но правила приличия, мать их, и уважение чужой воли, чтоб её, не позволяли. И ещё терпение. Терпение и деликатность, о которых говорила доктор Дженсен и которые к этому моменту были на исходе.
Доделикатничался.
Девчонка бежала, аж пятки сверкали.
Ещё вчера Нику казалось, что всё хорошо. Он с удовольствием выбрал бы другой способ начать наводить мосты, но болезнь Лукаса стала своеобразным катализатором, объединившим их против совместной беды. Как тогда над ведром с уловом, когда он впервые предстал перед сыном, и Элис была с ним заодно. Выступила одним фронтом, соединяя их — то, чего он и хотел, то, к чему стремился.
В мыслях всё должно было быть по-другому. Ник планировал начать операцию по завоеванию Элис Манфреди в самое ближайшее время. Возможно, он попросил бы Эдди привести её на следующую игру. Возможно, уговорил бы Мэри на двойное свидание. Может просто нагрянул бы в гости — мол, проезжал мимо. Он даже готов был стянуть у сына какую-нибудь вещь, чтобы предлог казался более правдивым. Налаживать отношения тем, чтобы успокаивать переживающую за своего ребёнка мать — нет, этого в его планах точно не было.
Но карты розданы — пришлось играть с тем, что есть на руках: больной ребёнок и трясущаяся от страха женщина. Его ребёнок и его женщина.
Конечно, он сделал всё, что мог. Инстинкт сработал чётко — нормальный мужицкий инстинкт — собственнический, защитнический. Понравилось, что Элис не стала играть в благородство, а сразу приняла его помощь. Сразу доверилась.
Ну, доверилась же, Элли?!
Лучшая клиника — здесь лечили после аварии Джозефа Крайтона, отца Мэтта: экспресс-анализы, круглосуточный уход, наличие реанимации — не дай боже, конечно! Мэтт, Мэри, Тейлор, Крис с Тэмзин — все были на связи, все выражали поддержку и называли его молодцом.
Манфреди тоже. Женская половина во главе с матерью Элис явилась на следующее утро, и каждая расцеловала его в обе щёки за то, что «позаботился о нашей девочке». Даже сеньора София.
Элис вышла к родным на несколько минут — побоялась оставлять сына одного — и на многочисленные вопросы о диагнозе пришлось отвечать Нику. Никто не нашёл в этом ничего удивительного.
Никто, мать его за ногу!
К вечеру температуру удалось сбить. Лукас даже поел с удовольствием. В отличие от своей матери, которая отказывалась от любой еды и держалась на одном кофе.
Нику и самому кусок в горло не лез. Как и все мужчины, он не был особо сентиментальным, но вид страдающего ребёнка способен надолго лишить аппетита даже самого прожжённого циника. Ник считал себя циником, и сегодня его внутренний Халк желал крушить и ломать, подгонять докторов, рычать на иглы, которые вводили под кожу тыльной стороны ладони его почти пятилетнего сына.
Мальчишка, хныкающий на больничной койке, стал его криптонитом. Вот так за один вечер превратившись в возможного друга в самую большую слабость.
Традиционный субботний обед с родителями пришлось отменить. Ник делал это очень редко, в основном, когда уезжал из города, и всегда предупреждал мать заранее, чтобы лишний раз не расстраивать.
Эта традиция возникла сама собой через год или два после гибели Лиама. Просто в один из его редких приездов мама неожиданно расплакалась, накладывая Нику картофельное пюре, а после писала много извинительных сообщений по поводу своих не вовремя расшалившихся нервов. Один звонок отцу, и Ник узнал о её страхе: мама боялась, что и с ним что-нибудь случиться, но просить его быть осторожным считала выражением слабости. Так в свои почти тридцать пять Ник снова стал докладываться, что ел на завтрак и во сколько планирует быть дома. Не каждый день, но достаточно для того, чтобы мать чувствовала себя спокойной. Это было не сложно. Сложным было делать это так, чтобы она не воспринимала это как отписку.
Они с отцом всё ещё преподавали в Чикагском университете, жили активной социальной жизнью. Многочисленные проекты, научные конференции, публикации. Для профессора математики и доктора технических наук стало трагедией, что никто из сыновей не пошёл по их стопам, предпочтя академическому миру мир больших денег. Они с Лиамом выросли слишком независимыми для преподавательских кафедр именно благодаря тому, что родители с утра до ночи были на них заняты. И всё же многое в жизни Ника произошло благодаря занятиям с матерью, открывшей им с братом занимательный, подчиняющийся строгим законам мир цифр.
