Я была влюблена в него с тех пор, как он поцеловал меня в тот день. Ненависть и любовь всегда враждовали во мне из-за этого мальчишки, который мог уговорить меня на что угодно.
Это было запутанно. Я знала, что это так. Но также я знала, что ничего не могу с этим поделать. Я пыталась в течение пяти лет. И все же я была здесь, втайне вдыхая запах теплого пальто, обернутого вокруг меня.
— Мы встретимся в нашем месте сегодня в девять вечера, — продолжил приказывать Сойер. — Гас и Фрэнки, вы останетесь с Аттикусом. Каро, ты со мной.
Я проигнорировала выражение «я же тебе говорила» на лице Фрэнки. Она была убеждена, что он тоже в меня влюблён.
Но чего она не понимала, так это того, что такие парни, как Сойер, Аттикус и Гас, не влюбляются. Они трахаются. Много. Может быть, в конце концов они женятся, но только для того, чтобы обзавестись парой сыновей. Однако для них ничего не изменится. Они никогда не перестанут валять дурака. И они действительно не способны на любовь.
Просто спросите любого из наших отцов.
Гас спрыгнул на тротуар. Он засунул руки в карманы и натянул вязаную шапочку.
— Тогда у меня есть работа, которую нужно сделать. Я полагаю, там есть охрана?
— У него итальянские наёмники, — объяснил Сойер. — Боссы недовольны тем, что он не хочет сотрудничать.
— Вот почему он не взял девок в прошлые выходные? Наш поздравительный подарок? — спросил Аттикус с окраины нашего круга.
Сойер кивнул.
— Он находится на своем посту уже две недели. Достаточно долго, чтобы понять, как все работает.
Аттикус пожал плечами, соглашаясь с Сойером. Тем временем кислота уже обжигала мне горло. Я поняла, что если мэр уже работал с итальянцами, то он знал, во что ввязывается. Если уж он выбрал сторону в продолжающейся войне за подполье Вашингтона, тогда он знал, что будут последствия. Он знал, что ничто в его жизни не было безопасным или защищенным.
Он, может, и не ожидал, что русские нападут на его дом через две недели после вступления в должность. Но ему следовало это сделать.
Эти люди играли нечестно.
И они, черт возьми, точно не вели себя по-доброму.
Мы выполняли эту работу намного дольше, чем он. Мы знали, кто победит на выборах, задолго до того, как они состоялись. Прошлым летом нам всем раздали наши роли. Гас устроился на работу к ландшафтному дизайнеру и каждую неделю подстригал двор. Аттикус вызвался добровольцем в предвыборный штаб. Мы с Фрэнки познакомились с его дочерью, гуляя у бассейна, куда она обычно ходила со своими друзьями. А Сойер всем этим руководил. Мы знали все тонкости его жизни. Мы знали, когда он вернётся домой, а когда уйдет. И мы знали планировку его дома.
Это было чистое попадание. Мы бы вошли. Мы бы выбрались. Мы бы забрали у него все, даже его собаку, послав четкий сигнал пересмотреть то, кому он предан. С этого момента его обстоятельства будут постепенно ухудшаться, пока он не подчинится.
Мне было его жаль. Да, он встал на сторону итальянцев, но какой у него был выбор? Округ Колумбия был переполнен преступностью, кишел ею. Вы не могли занять государственную должность любого уровня, не столкнувшись с каким-нибудь преступным синдикатом или тактикой запугивания банд — это продолжалось и продолжалось. По крайней мере, итальянцы были значительно тоньше, чем, к примеру, ирландцы. Или мы. Украинцы изо всех сил пытались закрепиться здесь, и они были жестокими дикарями. Мексиканцы, Растас, якудза… Все были здесь. Все хотели по кусочку пирога.
Это правда, что большинство людей были достаточно умны, чтобы залечь на дно, позволить бандитизму и растущей преступности прикрыть организованную деятельность, но это не означало, что Вшингтон не имел своей справедливой доли. А почему бы и нет?
Вашингтон был самым коррумпированным городом в стране. К тому моменту, когда политики занимали свои должности, стрелки их моральных компасов уже в половину указывали в сторону зла. И ещё была «финансовая банда». Один процент высшего общества. Уже настолько извращённых деньгами, что им было все равно, с кем они заодно, лишь бы их планы были исполнены. Лоббисты. Полиция. Чертов мэр. Округ Колумбия был выгребной ямой.
Так что да, мы таились на дне, потому что не хотели злить ФБР, но этим городом правили мы.
Гас изобразил, как печатает на компьютере.
— Тогда я посмотрю, что могу сделать с системой безопасности.
— Было бы здорово, — ответил Сойер. — Я буду прямо за тобой.
— Фрэнки, ты возвращаешься домой? — спросил Аттикус. — Я подвезу тебя.
— Я думаю, что просто потусуюсь с Каро, — ответила она.
У нас не было никаких планов, но я знала, что она не хотела оставаться наедине с Аттикусом. Он выводил её из себя.
Как и всех нас.
— Похрен, — пробормотал Аттикус, разворачиваясь и направляясь в противоположную от Гаса сторону.
— В девять, — крикнул ему вслед Сойер.
Аттикус ответил, подняв средний палец вверх.
Сойер провел рукой по лицу.
— Какой же он мудак, — глядя на Фрэнки, он спросил: — Он всегда был мудаком? Или это что-то, что с возрастом становится только хуже?
— Он всегда был мудаком, — ответила Фрэнки. — Но чего ты ожидал от первенца Освальда Усенко? Каков отец, таков и сын.
Сойер пожал плечами.
— Оззи не так уж плох.
Мы с Фрэнки уставились на него. Оз регулярно выбивал дерьмо из Гаса и Аттикуса, пока они не стали достаточно взрослыми, чтобы дать отпор. Он заставил обоих своих сыновей вступить в эту жизнь. Может быть, Аттикус пошел добровольно, но Гас никогда не хотел этого, никогда не хотел быть частью всего этого. И Оз был жестоким ублюдком по отношению к своей жене.
Единственная приличная вещь, которую когда-либо делал Оз, — он принял Сойера, когда тому больше некуда было идти. Но все знали, что это было потому, что Роман приказал это сделать. Гас и Сойер были примерно одного возраста. Это имело смысл для всех, кроме Оза.
Еще один ключ к разгадке запутанной жизни Сойера до синдиката.
— Ладно, дамы, увидимся, позже. С тобой все будет в порядке? — вопрос Сойера был адресован мне.
— Все нормально, — быстро ответила я. — Вот, позволь мне вернуть тебе твое пальто.
— Мы пойдем в магазин за новым, — предложила Фрэнки. Затем с лукавой улыбкой она добавила: — Может быть, мы снова столкнемся с теми парнями в торговом центре. Но на этот раз ты должна дать этому парню свой номер. Он был таким горячим, Каро.
Голубые глаза Сойера вспыхнули.
— Что за парень?
О боже мой. Я собиралась убить Фрэнки. Точно. Это было так неловко. И все будет только хуже. Мои ярко-красные щеки угрожали вспыхнуть в любую секунду, и тогда я подожгла бы пальто Сойера, а потом просто умерла. Я бы просто сгорела и умерла от унижения.
— Что за парень, Шестёрка? — Сойер использовал прозвище, которое он придумал для меня с тех пор, как нам исполнилось десять.
— О, да просто ребята из частной школы, которых мы встретили в торговом центре в прошлые выходные, — продолжала болтать Фрэнки. — Один из них был так увлечен ею. Он был как будто одержим.
— Фрэнки, хватит, — прорычал Сойер. — Я спросил Кэролайн.
Я облизнула пересохшие губы. Никто никогда не называл меня полным именем. Вообще никогда. Кроме Сойера. И только изредка. Например, когда мы были только вдвоем. Или прямо сейчас… когда он был явно разгневан.
— Кэролайн, — твердо повторил он.
Прочистив горло, я завозилась с молнией его пальто.
— Как она и сказала, просто ребята из частной школы. Они просто прикалывались. Мы даже не знаем их имен.
— И все же они тебе понравились? Или один? Тот горячий парень?
Мог ли его взгляд стать ещё более интенсивным? Я была удивлена, что он до сих пор не разрубил меня надвое.
— Он мне не понравился. Боже, я его даже не знаю.
Сойер шагнул ближе ко мне, и это не было ни милым, ни защитным, ни приятным. Он пытался запугать меня. Он пытался быть крутым парнем, за что ему и платили наши боссы.
— И это то, чего ты хочешь? — он толкнул меня. — Ты хочешь поближе познакомиться с этим парнем из частной школы?
