— Потому что она была первым человеком, о ком я думал, проснувшись утром, и последним человеком, о котором думал засыпая. Не только в начале отношений, когда все кажется радужным, а жизнь не испытывает на прочность. Это ощущение никогда не менялось.
Он посмотрел на меня, и опустив глаза произнес:
— И сейчас не изменилось.
***
В понедельник меня охватило тяжелое чувство, словно грудь сдавили ремнями. Я эгоистично мечтала, чтобы Эд вновь сказал о своем желании учиться вместе в Кардифф. Но мой друг молчал на обратном пути из школы. Страшно подумать, что бы это значило.
— Отец собирается на пенсию, — наконец, произнес юноша.
— Правда? Здорово! Хотя он еще совсем молод.
— Да, но у него проблемы с коленями.
— Вы будете продавать бизнес?
Эд посмотрел в окно.
— Я не уверен. Он не хочет этого делать после всех лет, потраченных на его создание.
Я хотела расспросить больше, но Эд начал говорить о каких-то политических дебатах по ТВ, потом переключился на музыкальный альбом, по слухам очень хороший. Вскоре я забыла об этом разговоре до самого нашего выпуска.
Эд получил условные предложения из нескольких университетов, включая Кардифф и Оксфорд. Последний был настолько впечатлен результатами собеседования, что готов был принять парня на выгодных условиях. Эд с легкостью мог получить высшие баллы.
С появлением первой зелени и неуверенным приближением весны, начались экзамены, и я чувствовала странное и некомфортное отчуждение между нами. Мой друг больше не стремился совместно готовиться к экзаменам, не поддерживал беседы о будущей студенческой жизни.
Когда пришли результаты экзаменов, на свой вопрос «На сколько ты думаешь сдал?», я услышала ответ: «Только на высший балл».
В день объявления результатов в холодный августовский вторник мы вместе приехали в школу. Серые облака, прогоняя лето, сгустились на небе.
Конверты с нашими баллами лежали на столе директора.
— Иди первая, — сказал Эд, и я, нервно сглотнув, открыла конверт. Две пятерки и одна четверка. Достаточно для поступления, хотя я и разозлилась из-за четверки.
— Отлично, Эйнштейн!
— Теперь ты. — Я кивнула на его конверт.
Эд открыл конверт и вытащил тонкую бумагу. Прочитал ее с непроницаемым выражением лица, положил обратно и закрыл глаза.
— Ну что?
Он передал мне свой конверт.
— Три пятерки и одна четверка. ТЫ ПОСТУПИЛ!
Я бросилась обнимать друга, но он не радовался — глубокая печаль читалась в глазах друга.
— Что с тобой? Классные оценки! Ты сможешь поступить в Оксфорд!
— Я не иду в Оксфорд, Элли.
Мое сердце замерло.
— Ты поступаешь в Кардифф?
Он покачал головой.
— Я принимаю отцовский бизнес.
Даже не сразу поняв, я оцепенела в шоке.
— Но… Это…безумие, Эд! Ты не можешь! У тебя есть шанс учиться в Оксфорде! В Оксфорде! Не просто в каком-то жалком университете. Чья это идея?
— Моя, — взорвался он, словно я рискнула помыслить нечто ужасное.
— Твои родители думают, что это хорошая идея?
— Они поддерживают меня во всем, — защищаясь, ответил он. — Они уже знают, что это как раз то, чего я хочу.
— Что ж, прости. Но все равно не могу понять. Знаю, что дорого и…
— Безумно дорого, Элли, — злобно перебил он. — Учеба стоит бешеных денег.
— Знаю, придется затянуть пояс. Но после у тебя будет работа, и ты вернешь банковский заем. Эд, ты сможешь!
Его челюсть напряглась, и у меня промелькнула мысль, что, возможно, это идея его отца. Но я быстро отбросила ее. Если бы Эд объяснил родителям, как сильно хочет учиться, они бы сделали все, чтобы помочь сыну. Даже если пришлось бы продать дом и жить в хижине.
Только он не стал говорить родителям о своем желании. Он принял решение самостоятельно и искал у меня поддержки и одобрения. То, чего я не могла ему дать.
Глава 31
Мы встретились за ужином на свежем воздухе. Мягкий свет фонарей вдоль озера отбрасывал золотые отблески на кипарисы и сосны. Эд сидел за столиком, уткнувшись в телефон. Я подумала, что, наверное, читает сообщения от Джулии. Он поднял голову, и увидев меня, отключил телефон. Звезды на ночном небе отражались в воде, словно капли росы, пока мы попивали aperitivo.
Сегодня он более раскрепощен и по-настоящему смаковал причудливые блюда, приготовленные из простых ингредиентов. Еда в Италии — одно из изысканных наслаждений. Свежая паста, озерная рыба на гриле, за которой последовал piccolo pasticerria, [41] который, откровенно говоря, не такой уж и piccolo.
— Ощущение, что мы наткнулись на непреодолимую стену в поисках Стефано, — заметила я.
— Не думаю, — ответил Эд. — Мы могли бы поехать и взглянуть на Пескьеру.
— Зачем? Что это?
— Бывшая кондитерская его матери. Так говорила соседка, не помнишь?
— Не думаю, что поможет. Его мать покинула бизнес несколько лет назад.
Он расслабленно посмотрел на меня:
— Окей. Я понял.
— Что значит «Я понял»?
— Да все нормально.
— Что «нормально»?
— Нормально, что ты сомневаешься.
— Я не говорю, что сомневаюсь. Ну, хорошо. Давай съездим туда, заодно поедим итальянские пирожные. Это далеко? Ты смотрел по карте?
Эд открыл телефон и разблокировал его. Из-за плеча я украдкой бросила взгляд на экран и успела до того, как он пролистнул, увидеть фото, которое он, очевидно, рассматривал, ожидая меня. Эд сделал этот снимок на пароме в Торри. На фоне залитого солнцем озера улыбалась я.
***
На следующее утро мы арендовали велосипеды и поехали вдоль берега, пока спустя час не добрались до Пескьеры. В архитектуре маленького городка доминировали толстые крепостные стены и каналы с дикими утками в шелковистой воде и скоростными катерами под каменными арками. В городке две pasticcerias. [42] Не имея понятия, которая из них принадлежала матери Стефано, мы отправились в первое по карте место.
Магазин Dolcezza располагался на узкой мощеной улицы. Тщательно продуманная витрина в тени красного навеса демонстрировала элегантные шоколадные конфеты и пирожные, расставленные на подносах, словно драгоценности в сундуке с сокровищами. Крошечные куполообразные конфеты, сверкающие от сиропа и карамельных завитушек. Чизкейки, увенчанные вишней и лесным орехом. Тонкие пласты темного шоколада. Внутри бутика ряды сладостей ручной работы, завернутые в красочную бумагу.
— Buon pomeriggio. [43]
Стройная итальянка на вид слегка за пятьдесят, с небрежным пучком блестящих волос и огромными зеленовато-желтыми глазами приветствовала нас. Совершенно ясно, что содержимое подносов витрины не входило в ее ежедневный рацион.
— Могу вам помочь? — перешла она на английский.
Мне любопытно, по каким признакам люди определяют, что мы англичане? Ведь мы не носим котелков или сумок из «Маркс и Спенсер».
— Ммм… si.
Я рассматривала подносы с десертными чашками из сливок, миниатюрные клубничные пирожные, сладкие канноли с начинкой из лимонной рикотты. Наконец, показала на заварные пирожные и маленькие печенья. Женщина положила их в красивую узорчатую коробку и перевязала лентой.
Эд бросил на меня многозначительный взгляд, намекая, что я теряю время. Я отвернулась, отказываясь признать, что он прав.
— Vorremmo anche dei dolci, ma c'é é qualcos'altro con cui ci potrebbe aiutare, [44] — начал Эд.
Держась в стороне, я притворялась, что рассматриваю сладости, но на самом деле прислушивалась к их разговору. Женщина кое-что знала. Она исчезла в недрах магазина и вернулась с хозяйкой, которая представилась Эвой. Возраст второй сеньоры трудно определить. Если бы не ее роскошная, медового оттенка кожа, я бы предположила, что ей за семьдесят.
